Из жизни незаменимых
Баловень судьбы и любимец муз был еще и благотворителем, о чем не так широко известно. Хватало ему занятий в столице, где он вынужден был блистать как гвардеец и состоятельный человек. Но он еще и помогал людям. Об этом рассказывает наш специальный корреспондент ИГОРЬ СВИНАРЕНКО.
Два века классику. Юбилей Михаила Лермонтова по новому стилю отмечался на прошлой неделе. Сейчас как-то неспокойна политическая жизнь, и праздник как-то скомкался, не до него. Другое б дело раньше, когда все было тише и благополучней! Но выбирать не приходится, живем уж как живем.
Тут не место говорить про сильные стихи Михаила Юрьевича и про его разительную прозу, которая бьет наповал. Это все известно нам со школы, которую наши читатели давно окончили. Но будет уместным сказать пару слов про то, как поэт — и, добавим, светский и весьма состоятельный человек, реально принадлежавший к золотой молодежи, да еще и злоязыкий,— помогал людям, попавшим в трудную ситуацию, которым надеяться было не на кого.
При советской власти, когда всякого приличного человека, жившего даже и в первой половине позапрошлого века, задним числом причисляли к проводникам политики КПСС — в таком же духе писали и про Лермонтова. При жизни Сталина были опубликованы мемуары некой Коноваловой, пензенской крестьянки, которая поэта лично не знала, но подразумевалось, что знала про него со слов своих предков. И вот она доводила до нашего сведения:
"Вышел однажды Мишенька на балкон, а в селе-то избы по-черному топились. Он и спрашивает: "Почему дым через крыши идет? Я видал, как дым через трубы идет, а тут через крыши". Рассказали ему. Тут он пристал к бабушке: "У тебя кирпишна своя, дай мужикам кирпичей на печки". Ну, бабка его любила. Мужикам кирпичей дали, сложили печки с трубами. До крестьян-то Мишенька добрый был".
Кирпишна — это, понятно, кустарное кирпичное производство. Такая советская история, необычайно далекая от жизни,— Москва-то допожарная была деревянная, куда ж тут далекой деревне аж под Пензой! Нет, Лермонтов не был безумцем, и бабушка его при всем ее богатстве до такого транжирства не дожила, сама жила в довольно скромном строении, деревянном, кстати. (Сейчас на его месте стоит копия, новодел.) Вон Хрущев, юбилей которого мы тоже отмечали недавно,— и тот много лет спустя смог настроить только панельных дешевых кварталов, кирпич — это для цековских и совминовских домов...
Есть и другие данные, подостоверней: "Заветная мечта Михаила Юрьевича, когда он был уже взрослым,— это построить всем крестьянам каменные избы, а в особенности в деревне Михайловской, что он предполагал непременно осуществить тотчас по выходе в отставку из военной службы. Внезапная и преждевременная смерть помешала осуществлению проекта". Ну, мечте у поэта отчего не быть, да хоть и несбыточной. Тут не поспоришь.
А вот что ближе к жизни.
Была ситуация, причем датированная — это 1836 год. Лермонтов жил счастливой веселой жизнью — гвардейцы, самоволки из Царского в Питер, свет, готовые на все красавицы, карты с бешеными ставками, шампанское, слуги (четверо состояло при нем, бабушка прислала, одних только кучеров аж двое!). Ни войн еще, ни дуэлей, ни отправок на Кавказ, пей-гуляй, пиши в альбомы, покупай у генералов лучших лошадей (за 1500 рублей с лишним).
И как раз вышел манифест Николая I — солдат, отбывших на службе 20 лет, отпустить в отставку. Отправили бывших крестьян по домам. В Тарханы таких вернулось шестеро. И вот наш модный гвардейский офицер, автор веселых, даже охальных стихов, — в ходу было выражение "порнографическая муза Лермонтова",— распорядился дать каждому старому солдату строевого леса, чтоб хватило на избу, и еще по куску пахотной земли (по полдесятины в каждом поле, система была трехпольная).
Справедливости ради надо сказать, что петербургский гвардеец поболе средств прогуливал на своих кутежах в столице. Если ж глянуть глубже, то поступок был не только понятный и человеческий, не только высокий, но и — скажем тут и о грустном — математически выверенный и совершенно мудрый. Тогда никто не мог глянуть в будущее, но мы-то знаем, что единственный наследник этих богатств был застрелен на дуэли в 1841-м. Но Лермонтов успел все же сделать свои добрые дела — он нашел и время, и место, и возможность помочь тем, кому надеяться было ну просто больше не на кого. Людям, которые полностью зависели от него, своего барина. Кивать на государство, пусть-де оно занимается своими убогими? Тогда это имело почти столько же смысла, как и сейчас.
Главное — что Лермонтов успел. Счастье. Ну, хоть такое. Что, впрочем, уже немало.