В залах Московского дома фотографии при поддержке посольства США открылась выставка работ Лилиан Бассман (Lilian Bassman). Она одной из первых в истории fashion-photo обнажила моделей до белья, на протяжении десятилетий оставаясь лидером коммерческой фотографии, но никогда не изменяла пикториальной стилистике. Черно-белые фотографии Бассман, созданные контрастом света и тени, превращают женщин в изящные призраки, лишенные плоти, но наделенные сияющей аурой. Сейчас 84-летняя "примадонна фотографии" (как она себя называет) редко снимает для журналов мод, но занятий фотографией не оставляет. О прежних увлечениях и новых проектах ЛИЛИАН БАССМАН рассказала корреспонденту Ъ ИГОРЮ Ъ-ГРЕБЕЛЬНИКОВУ на приеме в отеле Sheraton Palas.
— Пьете водку?
— Да. В России интересно пить именно водку. К тому же у меня русские корни: мои родители выходцы из России. Профессиональным фотографом я стала благодаря знаменитому русскому эмигранту Алексею Бродовичу — до войны он был художественным директором Harpers Bazaar. Он был очень талантливый: все фотографы того времени — Ричард Аведон, Ирвинг Пен, Сиефф — так или иначе учились у него. Я довольно долго работала его помощницей, многому научилась, но в какой-то момент поняла, что те идеи, которые выражают модные тогда фотографы, для меня неинтересны. У меня были свои идеи — так я стала фотографом.
— Вы первой раздели манекенщиц до белья. Как вы их уговорили?
— Я была пионером в раздевании моделей. До этого даже те из них, которые демонстрировали нижнее белье, вели себя очень скованно из-за определенных правил поведения. Ведь это были 40-е годы. Я же начала со своих подружек, с которыми подолгу общалась перед съемкой и фотографировала их в естественных позах в естественной ситуации. Как правило, это происходило дома. Я сама печатала снимки, модели у меня выходили со своим лицом, ведь я их хорошо знала и могла из них вытащить индивидуальность. Получалась не просто реклама нижнего белья, а чуть ли не психологические портреты. Тогда такой подход к рекламной фотографии был в диковинку: провели даже социологический опрос, как женщина воспринимает такой вид рекламы. Публике понравилось, но все было не так просто. Как-то раз мне пришлось поставить модель в неестественную позу — она двумя руками прикрывала правую грудь, ведь в то время не разрешалось показывать на фотографии обе груди. Это сейчас все можно, но я не изменяю своим приемам работы с моделями и с изображениями.
— Что за приемы?
— Когда я перед камерой, то модель должна быть в одном настроении со мной. Иначе ничего не получится. Я даю им много указаний, по-настоящему танцую перед камерой. Модель должна мне ответить взаимностью, должна быть связь, и я никогда не буду работать с теми, кто не отвечает на мои посылы — ведь я очень опытный танцор.
— В 1970 году вы уничтожили все свои негативы и бросили снимать для модных журналов.
— Модная индустрия сильно выматывает. К тому времени я сняла уже столько, сколько и не снилось моим молодым преуспевающим коллегам. Мне нужен был перерыв. Отдыхая от моды, я занялась личными художественными проектами. Потом я вернулась в модный бизнес, но параллельно у меня был уже готов проект "Настоящие мужчины". Я снимала крупных мужчин, культуристов. За ними я объездила полмира, побывала в Африке. Меня интересовала природа мужской силы, агрессии. Проект готовился несколько лет, и большую часть времени я проводила в лаборатории за печатью. Из "Настоящих мужчин" я, кажется, вывернула весь их дух. Они бы сами себя не узнали на этих фотографиях.
— Сейчас снимаете?
— Для модных журналов — очень редко и за очень большие деньги. Два года назад я снимала для Vogue. В мае у меня вернисаж в Нью-Йорке. Буду показывать трещины на асфальте, которые фотографировала последние годы. Они очень похожи на абстрактную живопись, но это — фотография. Когда я снимала трещины, очень мешала автомобилистам. Они сигналили, ругались, и я ничего не могла им объяснить. Этот проект очень нравится моему мужу. Он мой главный критик и сам отличный фотограф. Эти снимки можно по-разному интерпретировать. Например, моему мужу — а он еще и врач-психоаналитик — "Трещины на асфальте" напоминают пациентов в койках. Этот проект — очень личное исследование. Понравятся ли эти фотографии публике, меня совершенно не волнует.
— Вы уже не первый раз в Москве. Что здесь, на ваш взгляд, изменилось?
— Да, впервые я была здесь лет двадцать назад на кинофестивале. Помню, нас так закормили черной икрой, что я, кажется, ничего другого и не ела. В то время советские люди не питались икрой и не ездили на машинах. Сейчас все выглядит хорошо, по крайней мере снаружи. Как здесь живут на самом деле, я не знаю. Мы гуляли по Красной площади: люди одеты как и в любой другой части мира — майки, джинсы, куртки... Но в то же время их лица были специфически русские. Идешь по Нью-Йорку и видишь лица разных национальностей, культур, все очень пестро. Здесь же, мне показалось, сплошная масса русских лиц. В них есть что-то общее — наверное, сосредоточенный взгляд.
— Снимаете, когда путешествуете?
— Нет, я не тот тип фотографа.