В итальянском городе Понтедера на 66-м году жизни скончался Ежи Гротовский. Мало кто видел его спектакли, да и сам он последние полтора десятилетия почти не появлялся на публике. Между тем, по общему боязливому признанию, польский режиссер Гротовский был одним из самых великих театральных экспериментаторов и театральных мыслителей века. По завещанию покойного тело его будет сожжено, а прах развеян над Индией, которую он считал своей духовной родиной.
До конца жизни Ежи Гротовский оставался самым авторитетным и самым таинственным театральным гуру, хотя свой последний спектакль он поставил целых тридцать лет назад. Спектакль "Apocalipsis cum figurus" шел меньше часа в небольшой комнате и был рассчитан всего на сорок зрителей. Шесть актеров основанного Гротовским в 1969 году Вроцлавского театра "Лаборатория" разыгрывали историю жизни и мучений некоего человека, в котором можно было угадать Иисуса Христа, историю его гонения и поругания. Гротовский запрещал своим артистам играть этот спектакль чаще двух раз в неделю, заботясь об их психологическом равновесии и об особом способе воздействия спектакля на зрителей.
Все, кто видели "Apocalipsis", свидетельствуют, что это воздействие и вправду было магическим. Позже короткий вроцлавский спектакль стали считать важным итогом развития мировой сцены 60-х годов, реакцией на агрессивный левацкий театр, захвативший Западную Европу. Вроцлав (где ранее были поставлены "Фауст", "Каин" и вошедший, как и "Apocalipsis", во всемирные театральные анналы "Стойкий принц" Кальдерона) уже стал местом паломничества молодых режиссеров со всего мира. Вокруг Гротовского сложилось нечто вроде секты — не потому, что он стремился к абсолютной власти, но потому, что искал особой, новой сосредоточенности человека играющего. Со своими учениками и последователями он много ездил по миру, но последние двенадцать лет провел в небольшом итальянском городке, руководя своим театральным центром. Оттуда разъезжались по разным странам вооруженные "методом Гротовского" его "ученики", среди которых были как аккуратные подмастерья, так и откровенные дети лейтенанта Шмидта.
Но сам Гротовский, учившийся в московском ГИТИСе и впитавший уроки русской театральной системы психологического театра, как раз отрицал понятие "метода". Создатель теории и практики "бедного театра", он вошел в историю театра прежде всего потому, что намеренно и последовательно разрушал все театральные привычки, все атрибуты театра как буржуазного искусства, как одного из востребованных обществом культурных институтов. Он очистил свое изолированное от окружающего мира игровое пространство от всей бутафорско-закулисной мишуры, от всех мнимых признаков крепкого профессионализма, от всех иллюзий восприятия и в конце концов от святая святых всякого театрального дела — от зрителя. Его совсем не интересовал привычный результат, то есть спектакль. Превыше всего он ставил не выразительное зрелище для случайных посетителей, а индивидуальный поиск одинокого человека среди себе подобных. Мало кто в мировом театре так остро чувствовал неизбывную фальшь ежевечернего "священнодействия", как Гротовский.
В известном смысле он последовательно и стойко разрушал театр. Тем самым доказывая его глубокую укорененность в человеческой природе. Последние тридцать лет Гротовский исследовал театр как способ жизни, а актерское искусство — как способ саморазвития и самораскрытия человека. В вечном споре между театром и религией он честно докладывал аргументы на обе чаши весов. И поэтому ничуть не приблизился к решению этого вопроса. Но часто повторял любимое заклинание ученых: отрицательный результат тоже результат. Центр Гротовского вообще был похож больше на научный семинар, на место "мозговых штурмов", чем на учебный класс. Самый авторитетный театральный "завлаб" изучал пределы возможностей человека в том, что принято называть сценическим творчеством.
Однажды понтедерский затворник сказал: "Меня спросили, хочу ли я, чтобы Центр Гротовского, после того как меня не будет, продолжал существовать? Я отвечаю — нет, поскольку намерением спрашивающего, как я понимаю, было узнать: хочу ли я создать систему, которая остановится в той точке, в которой закончатся мои поиски, и которую потом можно преподавать". Практика Ежи Гротовского вряд ли может стать для кого-то руководством к действию. Таких, как он, не могло быть много. Собственно говоря, таких людей не должно быть больше одного на весь театральный мир. Но как только это место опустело, стало ясно. что занять его теперь некому.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ