Святочный рассказ...

История, случившаяся под Новый год

       Настоящий святочный рассказ характерен фантастическим сюжетом и счастливым концом. Ничего нижеизложенного на самом деле не было. Но кончилось все, тем не менее, хорошо.
       
Московская школа. Декабрь
       Димка Голубев дождался ухода родителей и рванул к телефону. Костик поднял трубку сразу.
       — Золото, это Голубец.
       — Я уже два часа жду, ты что, раньше не мог?
       — Не мог. Ну что, ты решил?
       — Да.
       — Тогда завтра, на нашем месте.
       — О`кей.
       Голубев и Золотайкин были грозой школы с первого класса, то есть уже шестой год. За несколько часов до описываемых событий в школе было созвано экстренное заседание педсовета. Темой педсовета было загадочное поведение Голубева и Золотайкина в течение последнего месяца. За истекший период в 6 "Б" не было ни одной драки, ни одного взрыва, прекратились поджоги учительской, а канат в физкультурном зале уже три недели висел совершенно не обрезанный. Педагоги понимали, что их ждет что-то страшное. Классный руководитель 6 "Б" усугубила тревогу коллег, сообщив, что накануне заседания Голубев с Золотайкиным добровольно сдали ей четыре колоды карт, пятнадцать номеров журнала "Пентхаус", словарь ненормативной лексики и украденный из Кабинета боевой славы шлем летчика Гастелло. Взамен они попросили вернуть отнятые у них в октябре гранаты. Известие о том, что гранаты давно сданы в отделение милиции, было воспринято ими с пугающим спокойствием. После доклада классного руководителя было принято решение отменить в школе все новогодние мероприятия, включая дискотеку для старших классов.
       
Белый дом. Декабрь
       Морозным утром друзья встретились возле зоопарка. Пожав друг другу руки, они молча направились в сторону Москвы-реки. При каждом шаге в рюкзаке у Голубева что-то лязгало и перекатывалось. Дойдя до решетки Белого дома, герои остановились, снова обменялись молчаливым рукопожатием и двинулись внутрь.
       — Мальчики, вы куда? — спросил охранник на входе в Дом правительства.
       — К маме. Она в столовой работает, — бодро ответил Костик.
       — А что у тебя в рюкзаке громыхает? — спросил охранник у Голубева.
       — Автомат и гранаты, — Голубев, как всегда спокойный, почесал горло и пояснил: — Шарф колет.
       — Ну иди, вояка, — ухмыльнулся охранник.
       В коридорах власти сновало и слонялось много народу. Кто-то удивленно смотрел вслед двум школьникам, кто-то, не видя ничего перед собой, несся мимо на всех парусах. Золотайкин с любопытством разглядывал надписи на дверях, Голубев уверенно шел вперед.
       — А куда мы идем? — спросил Костик.
       — Понятия не имею. Нам главное найти кого-нибудь.
       — А кого мы ищем?
       — Известного. Ты смотри кругом: как увидишь морду знакомую, скажи мне. Будем брать.
       В этот момент прямо на мальчиков из-за угла выскочили трое. Впереди быстрым шагом шел человек в очках. На шаг отставая от него, двое других что-то торопливо и одновременно ему говорили. Человек в очках наступил на Костика, аккуратно отодвинул его к стене и, бросив на ходу "Это к Потанину", решительно двинулся дальше.
       — Этого я знаю, — возбужденно шепнул Костик.
       — Я тоже. Идем за ним, — кивнул Голубев.
       Мальчики почти догнали очкастого, когда он юркнул в какой-то кабинет, хлопнув дверью прямо у них перед носом. Голубев и Золотайкин одновременно подняли голову, прочли надпись на табличке и вошли в кабинет, миновав оторопевшую секретаршу.
       Человек в очках сидел, повернувшись к окну, и говорил по телефону. Он не слышал, как Золотайкин аккуратно повернул ключ в двери кабинета, не видел, как этот ключ исчез в Костином кармане. Окончив разговор, он продолжал задумчиво смотреть в окно. Тишину нарушил Голубев.
— Ну здравствуй, Лившиц, — сказал он.
       
Кабинет министра. Декабрь
       Александр Яковлевич Лившиц (а это и впрямь был он) повернулся к мальчикам и удивленно на них уставился.
       — Это еще что такое? — нахмурился министр.
       — Что это такое, мы тебе сейчас объясним. Но сначала ты должен поздороваться.
       — Я сейчас вызову...
       — Никого ты не вызовешь, — перебил Александра Яковлевича Голубев, перерезая провода телефонов кухонным ножом.
       — Это что за хулиганство! — взвизгнул министр, но осекся. Костик Золотайкин прижал пистолет к его левому уху.
       — Не дергайся, и все будет хорошо, — спокойно произнес Голубев, выкладывая из рюкзака на длинный стол шесть ручных гранат. Одна из гранат покатилась по полированной поверхности, но Димка ловко поймал ее одной левой рукой, так как правая была занята автоматом, неумолимо направленным в живот министра финансов.
       — Идиотские шутки, — Лившиц попытался перехватить у Костика пистолет, но Костик мгновенным приемом заломил министру руку.
       — Это не шутки, Лившиц, — рявкнул Голубев, — это захват заложника, и тебе лучше сидеть спокойно.
       — Отпустите руку, — сдавленным голосом пробормотал Александр Яковлевич.
       — Костик, отпусти его. Значит так. Дай мне свой мобильный телефон и слушай меня внимательно. Во-первых, имей в виду, что все оружие боевое и оно заряжено. Во-вторых, если будешь вести себя умно, мы тебе ничего не сделаем. Сейчас мы с тобой позвоним на телевидение и расскажем, как ты тут у нас сидишь. Не перебивай меня! Потом мы с тобой позвоним Черномырдину и расскажем ему то же самое. А потом уже поглядим, что будет дальше. Где у тебя записная книжка?
       Александр Яковлевич, по-прежнему потирая запястье, задумчиво смотрел на Голубева.
       — Вы хоть понимаете, что вы делаете? — тихо спросил министр. — Вы понимаете, что через полчаса здесь будет вся охрана, ОМОН, милиция? Они же вас в пять секунд раскидают! Дети, вы что, больные? Я ведь могу даже никуда не звонить, а просто от того, что я не подхожу к телефону, меня хватятся. Так что бросайте-ка ваши ружья и идите домой. А я вам обещаю, что никому ничего не скажу.
       — Ты все сказал? — флегматично поинтересовался Голубев. — Вот ты хоть и министр, а дурак дураком. Неужели ты думаешь, что мы все это не предусмотрели? Да ведь прежде чем твой ОМОН высадит дверь, я взорву и тебя, и Костика и себя вместе с этим кабинетом.
       — Нам терять нечего, — радостно добавил Костик.
       — Вот именно. Поэтому делай, что тебе сказано. Где книжка-то записная? Нет, ты сам не дергайся, а скажи где.
       — Там, в портфеле, — кивнул министр, — вы не могли бы, по крайней мере, мне не тыкать и не совать в ухо пистолет?
       — Будешь выступать — накажем, — Голубев уже листал записную книжку министра. — Так, что-то я тут ничего не вижу интересного, Пугачева у тебя записана, а с телевидения что-то никого.
       — Там на "С" смотри. Сванидзе, — усмехнувшись, сказал министр.
       — Это кто такой?
       — Это то что надо, — оживился Костик, — я его знаю, мать всегда по воскресеньям смотрит.
       — Очень хорошо, — Голубев набрал номер, — разговаривать будешь сам, потом передашь трубку мне. Руки положи на стол. — Димка подошел к Лившицу и приставил ему радиотелефон к уху. Автомат он уткнул в шею многострадального Александра Яковлевича. — Отдохни пока, — кивнул он Золотайкину.
       
Кабинет премьер-министра. Декабрь
       В кабинет к премьер-министру вбежал Потанин.
       — Виктор Степаныч, у нас опять ЧП! Лившиц звонит, его в заложники взяли.
       — Передай Басаеву, что я сейчас занят. Я ему позже перезвоню. А Саше скажи, чтоб не волновался. Разберемся. Все, свободен.
       — Виктор Степаныч, так это ж не Басаев...
       — Тем более.
       — Там какая-то дикая история, какие-то мальчишки с гранатами и пистолетами, прямо тут, в Белом доме.
       — Что-о? — премьер взревел. — Да вы в своем уме? Кто пустил? — в тот момент, когда Виктор Степанович Черномырдин энергичным шагом выходил из кабинета, в его приемной у телевизора собралась толпа. Экстренный выпуск "Вестей" передавал запись телефонных переговоров Сванидзе, Лившица и Голубева. На словах Голубева "Мы будем вести переговоры только с Черномырдиным!" в экран телевизора ударилась массивная пепельница, пущенная рукой премьера. Телевизор крякнул и взорвался. Пепельница не пострадала. Секретарша премьера вместе с милиционером стали поливать телевизор водой для цветов, а Виктор Степанович вылетел в коридор с диким криком: "Где Потанин?"
       — Я здесь, здесь, Виктор Степаныч, — Потанин еле поспевал за премьером.
       — Так, — остановился Черномырдин, — пойдешь сейчас к ним договариваться, выясни, чего им нужно, но никаких обещаний. Понял? И сразу ко мне. Встретишь Куликова по дороге, дай ему... или нет, лучше не давай, пусть ко мне заглянет. Иди.
       — Иду, — грустно сказал Потанин, надевая шахтерскую каску с фонарем. — Черт, опять лампа не горит. Виктор Степаныч, гляньте, лампа горит?
       — Горит... не горит... горит... не горит... да она ж у тебя мигалка! Ты б еще сирену включил!
— Сейчас включу, — бодро кивнул Потанин.
       
Реакция биржи. Самый длинный день в году
       В четверг рабочий день у участников фондового рынка оказался непривычно долгим. Во многих фирмах рабочий день закончился около девяти часов вечера, причем за последние три торговых часа (в 18.00 стало известно о том, что захвачен министр финансов) котировки акций упали на 7-9%. На несколько процентных пунктов опустились котировки валютных облигаций Минфина и внешних долгов России.
       Это было первая, во многом эмоциональная реакция рынка. Вчера утром падение продолжалось, но совсем недолго, и к середине дня цены стабилизировались. По мнению одного из трейдеров компании "Гамма-Капитал", во многом это было обусловлено тем, что реакция иностранных инвесторов была на удивление спокойной и массового сброса акций с их стороны не произошло. Схожую реакцию на последние сообщения отметили и трейдеры валютных облигаций. По словам сотрудника одного из банков, иностранцы продавали облигации с явной неохотой: "Было такое ощущение, что продавать бумаги они не хотят и делают это только потому, что так полагается поступать в подобной ситуации".
       
Заседание правительства
       Через двадцать минут состоялось внеочередное заседание правительства. Было заслушано сообщение Владимира Потанина.
       — Внутрь они меня не пустили. Общались через дверь. Лившиц подтвердил, что гранаты у них боевые.
       — Короче, — нахмурился премьер, — чего они требуют?
       — Требования у них какие-то странные. Они требуют контрольный пакет и пустить к ним Фролову.
       — Какой контрольный пакет? Какая Фролова?
       — Этого я не понял. Просто сказали, чтоб к ним пустили Фролову.
       — А контрольный пакет-то чего?
       — Да не знаю я!
       — Ясно. Надо подключать Совет безопасности.
На заседании Совета безопасности было решено отправить к террористам Бориса Березовского.
       
Опять кабинет министра. Приближается январь
       В кабинете министра финансов наблюдалась следующая картина. Александр Яковлевич сидел привязанный к креслу и молча наблюдал, как Голубев и Золотайкин закусывают бутербродами и фантой. Александр Яковлевич не был сердит — он был грустен, ему все это не нравилось, ему было неприятно.
       — Мальчики, — печально сказал Александр Яковлевич, глядя на бутерброды, — делиться надо.
       Мальчики переглянулись. Голубев протянул Косте Золотайкину бутерброд с колбасой, кивнув в сторону министра. Костик посмотрел на бутерброд, аккуратно снял с него колбасу и протянул хлеб Лившицу.
       — Заложников принято кормить только хлебом, — вдумчиво пояснил он.
       В это время в дверь постучали.
       — Кто там? — уже по-хозяйски спросил Голубев.
       — Это я, заместитель председателя Совета безопасности.
       — Ты один?
       — Один.
       — Поклянись здоровьем детей.
       — Клянусь.
       — Тогда заходи.
       В кабинет вошел Березовский. Первым делом он подошел к Лившицу, пожал ему руку, пощупал пульс и посмотрел горло. Потом, все так же молча, повернулся к террористам.
       — Есть хочешь? — деловито спросил его Голубев.
       Березовский кивнул.
       — На.
       Деликатно прожевав бутерброд, Борис Березовский стряхнул крошки и вежливо поблагодарил:
       — Очень вкусно.
       — Коржаков тебя такими не кормил? — съязвил Лившиц.
       — Саша, — строго сказал Борис Абрамович, — ты ведешь себя нехорошо, — он повернулся к Голубеву, — господин Голубев, мы не совсем поняли ваши требования. Не могли бы вы нам их пояснить? Во-первых, какой именно контрольный пакет вы требуете?
       — Самый главный, — уверенно кивнул Голубев.
       — Понятно. А кто такая Фролова?
       — Фролова, — оживился Костик, — это Ритка Фролова. Из нашего класса. Она нам сигареты и трансформеры обещала принести. А то скучно с ним, — мотнул он головой в сторону Лившица.
       — Ясно. Ну что ж, я обещаю вам, что все ваши требования будут выполнены. Но сначала вы должны освободить Александра Яковлевича.
— Фиг, — энергичный кукиш Голубева не нуждался в пояснениях.
       
Реакция коммунистов и беспартийных. Самый короткий день в году
       В Москве начался полный кошмар. Лидер КПРФ Зюганов выступил с заявлением, что последние события доказывают полную беспомощность власти. Сразу после заявления Геннадий Андреевич улетел в Португалию. Руководитель "Яблока" Григорий Явлинский призвал народ к гражданскому неповиновению и потребовал от правительства немедленного наступления лета. Глава ЛДПР Владимир Жириновский предложил свою кандидатуру на пост министра финансов, а после того как кандидатура была отклонена, заявил о своем вступлении в блок народно-патриотических сил. Мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков влез на постамент статуи медведя на Манежной площади и, громко стуча ножным протезом по бронзовой голове произведения Зураба Церетели, потребовал сбора московского ополчения. Оружие выдавали прямо в Александровском саду. Уже через час первые эшелоны ополченцев были отправлены в Киев. Через два часа Лужков объявил о победоносном восстановлении Киевской Руси. На съезде Санта-Клаусов было принято постановление не объявлять нового года до освобождения министра финансов.
       
И опять кабинет министра. Рождество на пороге
       За окном уже давно стемнело, когда в кабинет Лившица постучался Анатолий Чубайс. После долгих дебатов Александру Лившицу удалось уговорить Голубева и Золотайкина впустить главу администрации президента. В руках у Чубайса был огромный пакет.
       — А где Фролова? — строго спросил Голубев, заметив пакет.
       — Фролова заболела, у нее скарлатина, она заразная, — приветливо сказал Анатолий Борисович.
       — Ну ладно. А что ты принес?
       — То, что вы просили, — из большого пакета Чубайс достал пакет поменьше, на котором золотыми буквами было написано "Контрольный".
       — Молодец, — похвалил его Голубев, — забирай своего Лившица.
       — А почему у него рот заклеен? — удивленно поинтересовался Чубайс.
       — Болтает, — флегматично заметил Костик.
       — Это есть немного, — кивнул Анатолий Борисович, распутывая ноги министра финансов, но, видимо, не собираясь отклеивать скотч на подбородке Александра Яковлевича.
       — Прощай, Лившиц, — кивнул ему Голубев.
       — Не болей, — улыбнулся Золотайкин.
       Легко увильнув от назойливых телекамер, друзья шли по ночной Москве. Калининский проспект сиял огнями, одинокие прохожие торопились домой.
       — С Рождеством тебя, Димон, — хлопнул Голубева по плечу Костик. — С Рождеством, — улыбнулся Голубев.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...