Расхожее мнение гласит, что один хороший рассказ о своей жизни может написать каждый грамотный человек. Номинанты "малого Букера", присуждаемого в этом году за лучший дебют в прозе, подтверждают это соображение: самые яркие тексты относятся к жанру исповедальной прозы, мемуаров молодого человека. Фунты стерлингов за фунт лиха.
Фаворитами нынешней номинации стали авторы достаточно известные в смежных областях литературы, которые обнародовали свои первые прозаические опыты. Принадлежность дебютантов к одной — первой постсоветской — литературной генерации определяет ностальгическое настроение подавляющего большинства текстов. Эффект возникает несколько шокирующий: обращенность в прошлое заставляет вспомнить знаменитую пушкинскую фразу насчет того, что на одних воспоминаниях об ушедшей юности далеко не уедешь. Вопросы встают не так о текстах, как о литературной судьбе этого самого поколения.
Картина погубленных "семидесятников" — тоскливая необычайно и при всей субъективности правдивая — вырисовывается с роковой неизбежностью. Какие силы были, какие задатки — и вот что предъявлено: растраченные в глухой и никем не замеченной борьбе таланты, растворенные в алкоголе мысли, синдром хронической усталости.
Бесспорным лидером нынешнего "малого Букера" заслуженно считается автобиографическая повесть Сергея Гандлевского "Трепанация черепа". Сюжет — вечный, и аналогов можно найти массу, например, модная лет двадцать назад повесть Ежи Стефана Ставинского "Час пик". Помните? Неизлечимая болезнь. Операция. Невеликий шанс выжить — и импульс вспомнить и осмыслить прожитую жизнь. Так же и герой-повествователь Гандлевского узнает, что ему предстоит операция, удаление опухоли мозга. Он начинает припоминать безалаберную жизнь "поколения дворников и сторожей". Персонажи поименованы — здесь едва ли не вся московская андерграундная литературная тусовка, авторы и герои неподцензурного искусства времен застоя. Точно, но беззлобно — в отличие от, к примеру, такого образчика жанра, как "Петербургские зимы" Георгия Иванова. Скорее наоборот — совсем уж по-доброму, совсем уж возводя "своих" на Парнас.
Жанр "припоминания" применительно к временам позднего застоя вообще являет необыкновенную силу; вещи, в нем появляющиеся, оказываются написаны все лучше и лучше, и вроде бы эта полудокументальная проза становится лидирующим направлением "большой литературы". Но лишенная момента изобретательства, сюжетной магии проза парадоксальным образом побуждает говорить не столько об искусстве слова, сколько о душевной эволюции протагониста. И она вполне трагична, эта эволюция. Пройдя перипетии запойного пьянства, гибели друзей, опасной операции герой Гандлевского заканчивает свой рассказ гимном "простому человеческому счастью": семья, детишки, да щей горшок, да сам большой. Незатейливые идеалы выстраданы. Но как-то трудно удержаться от возгласа разочарования: и это все? Сложный и трагичный путь завершается тем, чем начинает заурядный обыватель, человек не культуры, но жизни. Все страшные усилия, все самосожжение таланта — ради несколько приторного гимна очевидным вещам, которым оканчивает свою повесть Сергей Гандлевский? Повторять буквальным образом возможный путь Владимира Ленского — как-то оно обидно.
Еще один лидер — единственный, пожалуй, реальный конкурент прозе Гандлевского — "Конец Цитаты" Михаила Безродного. Выполненные в жанре кратких заметок "ни дня без опавшего листа" эти большей частью остроумные, но иногда занудно-специальные медитации вызвали бурный внутрицеховой восторг — дескать, и филологи писать умеют — разделить который не заинтересованному профессионально читателю несколько затруднительно: оно и изящно, оно и на высоком уровне эрудиции, но только проза ли? К тому же главный мотив все тот же: ностальгия эмигрировавшего автора и не по России даже, а по временами собственной юности.
В списке есть и книги, две из которых — литературные мистификации: авторы укрыты за псевдонимами. Одна — чисто сделанная и бойко-скучноватая ироническая пастораль "Большая русская мечта" Дж. Астонвилла Мака, выпущенная интеллигентным тиражом в восемьсот экземпляров. Идея сформулирована прелюбопытно и в известной мере отвечает общему настроению, возникающему при чтении новой русской прозы: "Малая русская мечта. Жить в свободном мире... Большая русская мечта. Австралия или остров. Жить совсем одному и обходиться малым. Пусть тошнит от всего: от солнца, песка, воды, чужого языка, нравов, от себя самого, наконец..."
Другая книга — детектив Льва Гурского "Убить президента". Его нетрудно найти на книжных прилавках. Сей труд содержит едва ли не все клише новейших политических детективов и представляет собой эдакое образцовое варево, в котором, как сухофрукты в компоте, плавают двойники известных персон российского политического бомонда. Слог, однако, несколько вял и чтение все же требует специальной скидки, сиречь любви к данному жанру.
Литература — товар штучный, и самая попытка списочного обзора неизбежно выходит по-совписовски глуповата, так и просится какое-нибудь залихватское название: "молодые голоса" или "писатели — постперестройке". К счастью, на деле ситуация изменилась принципиально: никакой формальной общности не существует, а тенденция, если таковую удается усмотреть, свидетельствует о состоянии общества. В целом картина номинации скорей отрадная: культура письма дебютантов изрядная, а что касается тем и идей — что ж? Авторы, как известно, не врачи, они — боль. Или зеркало.
Заметим еще вот что: тон и тематика кулуарных литераторских жалоб несколько изменились. Было "негде печататься". Далее "нечего кушать". Сейчас чаще слышишь: "мало премий, грантов, стипендий". Так или иначе, ставки сделаны. Будет финиш. Будет фуршет. Саду цвесть.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ