Двадцать лет назад Франция потеряла Жана Габена — одного из самых великих своих сыновей и, по определению критики, "трагического героя современного кино".
Сын артистов кафе-шантана, Габен всячески противился тому, чтобы унаследовать профессию. В 14 лет он бросил школу, работал на стройке и на заводе, но под давлением отца в 19 все же стал танцором в "Фоли-Бержер". Стихия мюзик-холла и его предшественников — фольклорных и площадных жанров — лежит в основе будущих свершений актера, чей экранный дебют совпал с рождением звукового кино.
Первый пик артистической карьеры наступил для Габена в 30-е годы, когда он сыграл в фильмах "Пепе ле Моко" Жюльена Дювивье, "Великая иллюзия" Жана Ренуара, "Набережная туманов" и "День начинается" Марселя Карне, "Буксиры" Жана Гремийона. Созданный актером образ естественного, лишенного комплексов, внутренне сильного, но скупого на проявления чувств героя, или скорее антигероя, был вписан в контекст предвоенной тоски и тяжелых предчувствий. Персонажи Габена чаще всего одиноки и по тем или иным причинам выброшены из общества, из своего сословия — буржуазного или пролетарского. Мужество, с которым они терпят жизненные невзгоды, вызывало беспрекословное уважение к актеру и человеку, олицетворявшему порядочность и надежность в нестабильном мире.
Знаменитый французский кинокритик Андре Базен уже после войны опубликовал статью "Жан Габен и его Рок", проникающую в самую суть габеновской легенды: великие звезды кинематографа пользуются предпочтением публики потому, что снова и снова утверждают неизменность своей судьбы, словно ведомые по жизни роком. В случае Габена это особенно очевидно: почти все его фильмы кончаются смертью героя, которая в той или иной мере оказывается самоубийством.
"Не странно ли, — задает вопрос Базен, — что торговый закон хеппи-энда, велящий стольким продюсерам принаряжать 'грустные' картины и пришпиливать им накладные, фальшивые концовки, — не странно ли, что этот закон вдруг отменен, когда дело касается одного из самых популярных и самых симпатичных зрителю актеров, кому мы должны бы всякий раз желать, чтобы он был счастлив, женился и наплодил бы детей?" Все дело в том, что, подобно Эдипу или Федре, Габен — трагический миф современного кинематографа. Представить его героя отцом семейства или даже преступником, сдавшимся полиции с вполне реальной надеждой быть оправданным по суду, решительно невозможно. "Современные боги, которые властвуют над застроенными, урбанистическими Фивами со своего заводского Олимпа, их стальные сфинксы тоже ждут Габена на развилке судеб", — заключал Базен.
Война внесла неизбежные коррективы в легенды. В годы оккупации Габен перебирался через Пиренеи в Испанию, воевал в военно-морских силах и снимался в Голливуде, правда, всего в двух, да и то неудачных фильмах. Оказалось, что миф при его кажущейся универсальности имеет сугубо французский характер. Возвращение на родину, участие в фильмах итальянских неореалистов и эффектный роман с Марлен Дитрих (вместе они сыграли в фильме "Мартен Руманьяк") стали лишь началом долгого пути Габена обратно — в европейское кино. Только в 50-е годы он возвращает себе статус национального кумира, а его слава достигает второго пика — вплоть до появления Бельмондо и других героев "новой волны". Теперь он играет опытных солидных мужчин, прочно стоящих на ногах, пользующихся авторитетом и доверием — его финансисты и адвокаты воплощают устойчивость буржуазного миропорядка, а Габен становится в глазах "передовой критики" оплотом консерватизма. Понятие "фильм Габена" начинает отождествляться с работой сценаристов и режиссеров, лишенных самобытности: их сравнивают с портными, которые кроят по промышленной мерке.
Однако гений актера, который признавали и Годар, и Трюффо, не только пережил накат "новой волны", но сумел даже в некотором смысле с ней породниться. Не с режиссерами — до этого дела не дошло: Габен в 60-е продолжал сниматься у старомодных Жана-Поля Ле Шануа и Дени де ля Патильера. Зато в "Обезьянке зимой" он сыграл старшего друга Бельмондо, а в "Мелодии из подвала" и фильме "Двое в городе" — наставника Делона. Мотив товарищества и опекунства, особенно чтимый в гангстерском мире, всегда был близок Габену. И он лишь немного не дожил до появления Жерара Депардье, которого тут же признали новым воплощением габеновской породы.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ