Ровно 70 лет назад умер Рудольф Валентино. За его гробом шла стотысячная толпа, состоявшая главным образом из женщин. Полиция едва успевала оттаскивать на обочину потерявших сознание фанаток. Провожая в последний путь героя своего коллективного романа, поклонницы едва ли подозревали, что открывают новую страницу поп-культуры ХХ века — эпоху поклонения мертвым кумирам.
Валентино умер от гнойного аппендицита в половине первого дня 23 августа 1926 года. На следующее утро его тело было выставлено для прощания в траурном зале на углу Бродвея и 66-й улицы. Этот день нью-йоркская полиция до сих пор вспоминает как черную дату: зареванные дамы едва не разнесли по кусочкам прилегающий квартал. Когда в дело вмешался конный патруль, кто-то намазал мостовую мылом. Полицейские лошади поскальзывались и ломали ноги. Истерика окончательно вышла из берегов после того, как разнеслась весть о первых ритуальных самоубийствах — в Лондоне и Лос-Анджелесе несколько барышень выпрыгнули из окон, прижимая к груди фотографии покинувшего их бога.
Валентино всегда пользовался ошеломительным успехом у женской аудитории. Его собственную карьеру тоже сделали женщины — сценаристка Джун Мэттиз и художница Наташа Рамбова. Первая настояла на том, чтобы красавчику-статисту поручили главную роль в суперпродукции студии "Метро" — "Четыре всадника апокалипсиса". Вторая довела до декоративного абсолюта его знойный имидж: парики, мушки, вычурные ориентальные украшения (в жизни Валентино тоже испытывал слабость к флорентийским перстням и тяжеленным золотыми браслетами). О его отношениях с Мэттиз история умалчивает. На Рамбовой он женился и прожил с ней целый год, до тех пор пока не объявил о своей официальной помолвке с экранной примадонной Полой Негри.
В "Четырех всадниках", поставленных по роману Бласко Ибаньеса, Валентино сыграл Хулио Деснойера — аргентинца французского происхождения, внявшего зову крови и отправившегося на фронт первой мировой войны сражаться на стороне союзников. Успех фильма превзошел все ожидания. И не потому, что в очередной раз склонял надоевшую тему недавно закончившейся баталии, а потому, что показал зрителям новый образ премьера-любовника. Прежние киногерои обладали англосаксонской или галльской внешностью. Валентино был эталоном жгучего латинского темперамента — с томным от врожденной близорукости взглядом, низкими баками и смуглым лицом (для пущего эффекта гримеры подмазывали его бронзовым гримом). Он появился вовремя — в алчущих наслаждений Америке и Европе танго и гаучо ассоциировались с неизведанными запретными удовольствиями. В своем следующем фильме "Шейх" Валентино удачно сыграл на экзотике арабского Востока, в мелодраме "Кровь и песок" переоделся в испанский костюм, а в "Молодом радже" станцевал в набедренной повязке, сотканной из жемчужных ожерелий.
Судя по фильмам, актером он был никаким, однако обладал харизмой врожденного жиголо, ловко исполнял осужденное блюстителями нравственности танго и великодушно дарил каждой зрительнице почти физическое ощущение неземной страсти. Как и много лет спустя Мерилин Монро (она, кстати, родилась за два месяца до его смерти), Валентино был воплощенным Эросом. Настолько, что пол как таковой уже не имел никакого значения — его придуманный Рамбовой поздний имидж почти женственен и наводит на мысль скорее о божественном андрогине, чем о темпераментном "мачо". Неудивительно, что именно Валентино первым из кинозвезд перенял эстафету у оперных теноров — объектов массового помешательства начала века. Экранная пантомима оказалась в состоянии конкурировать со столь труднообъяснимой субстанцией как "ангельский голос". Еще в начале 20-х подростки покупали у гостиничных портье воду из ванны, в которой мылся певец Тино Паттиера, а уже в 1924 году они готовы были перебить друг друга из-за лоскутка галстука или пуговицы, содранной с пиджака Валентино.
Преждевременная кончина внесла в его образ недостающую координату. Прежде умирать молодыми позволялось только поэтам — актеры в касту избранных не попадали. За год до Валентино в номере парижского отеля покончил с собой суперпопулярный комик Макс Линдер. Об этом писали, об этом судачили, но никаких уличных беспорядков или ответных суицидов не последовало. Смерть Валентино воссоединила Эрос и Танатос — два лика коллективного бессознательного, сплетенные в прихотливый узор массовых соблазнов и индивидуальных маний. Секс и смерть встали по обе стороны гроба "латинского жиголо", чтобы сообща породить один из самых злокачественных психозов столетия — культ мертвой звезды, простирающийся от Джеймса Дина до Виктора Цоя и от Джима Моррисона до Курта Кобейна.
Кроме этого от божественного Валентино осталась вилла, выстроенная в псевдоиспанском стиле, восемь автомобилей, пять верховых лошадей, триста галстуков, две тысячи рубашек и бессчетное количество заляпанных наволочек — к тридцати годам он начал лысеть и собственноручно замазывал плешь черной краской. Стены и занавески в доме тоже были черными — явившийся поклонницам в ослепительном луче кинопроектора сам Валентино страдал светобоязнью. Искусственный свет, впрочем, оказался долговечней природного. Понадобилось еще ровно три десятилетия, чтобы кумир умер вторично и на сей раз уже по-настоящему. 23 августа 1956 года газеты всего мира торжественно сообщили: впервые за тридцать лет в день смерти Валентино на его могилу не пришла ни одна женщина.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ