— Есть ли у вас образ идеального читателя? Для каких категорий населения вы пишете?
— Для кого угодно: от бомжа до премьер-министра и президента. Черномырдин встретил меня на презентации книги Лужкова, спросил, где третий роман. У меня к тому времени уже шестой был готов, а Черномырдин говорит: "Мне еще нужен третий, четвертый, пятый..." На следующий день прислали курьера. По телевизору бомж рассказывал, как он с друзьями скидывался, чтобы купить "Срок для Бешеного". Или письмо я получил от семидесятипятилетней женщины из Сибири — говорит спасибо за книги, просит продолжать. Своему шестилетнему сыну я читаю о Бешеном вслух.
— Вашему герою очень часто приходится прибегать к насилию. Вы считаете насилие неизбежным в борьбе со злом?
— Библия — моя настольная книга. Но мир сильно изменился, и Иисус Христос, живи он сегодня, вряд ли стал бы подставлять в ответ на удар по щеке другую щеку. Если угроза твоей семье или тем более твоей стране — надо отвечать всеми средствами.
— Вы ставите перед собой чисто литературные задачи?
— Я стараюсь выработать новый язык, который для себя называю "киноязыком": стараюсь писать так, чтобы человек буквально видел то, что происходит. Кроме того, я хочу выработать язык для описания секса и эротики. У нас не было маркиза де Сада и Апулея, и сегодняшние попытки писать об этом часто очень далеки от золотой середины, получается пошло. Я хочу делать эти описания откровенными, но благородными, не шокирующими. Я мало читаю современной литературы — не потому, что считаю ее плохой, а потому, что люблю динамику и движение, а там этого мало. Потому я и русскую классику не читаю — там все очень растянуто. Для меня важна активность во всем: в чтении, в писательстве, в жизни. И в книге должно быть все: и action, и любовь, и мистика, и философия.