Выборы-96: социология

Власть полюбила обывателя, а он — ее

       В России снова, как и на выборах 1993-го и 1995 годов, не обошлось без сюрпризов. Сюрпризы эти могут кое у кого породить желание в очередной раз пнуть отечественных социологов, которым, в отличие от сытых и благополучных, а потому до унылости точно прогнозируемых стран Запада, приходится иметь дело с загадочной русской душой. Однако, как бы это не казалось странным, итоги президентских выборов вообще и их второго тура в частности вполне убедительно показали, что даже несмотря на то, что прогнозы и результаты по-прежнему порой несколько расходятся, социология в России работает. И это — один из показателей того, что страна становится нормальной.
       
       Социологам удается все точнее предсказывать результаты электорального поведения россиян. Еще 26 июня Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) прогнозировал убедительную победу Бориса Ельцина над Геннадием Зюгановым с разрывом в 15 пунктов (53% против 38%; реально соотношение вчера, по предварительным данным, составило 53,7 против 40,4%) при погрешности плюс-минус 4%. Точно была предсказана и активность избирателей — 65-70% (реально она составила 67,2%). В то же время аналитики, опирающиеся не столько на репрезентативную выборку, сколько на собственные умозаключения и мнение собственноручно избранных экспертов, оказались более подвержены ошибкам в прогнозах. Например, директор Центра стратегического анализа и прогноза Дмитрий Ольшанский за неделю до голосования отмечал, что за Ельцина намерены проголосовать 45% избирателей, за Зюганова — 43%, против обоих — 12% (реально около 4%) при явке около 60%. Между турами фактически молчал считавшийся ранее одним из наиболее удачливых предсказателей Нугзар Бетанели, перед первым туром выдавший несколько противоречивые прогнозы. Бетанели, видимо, счел свою миссию выполненной, так как перед первым туром предсказал победу Ельцину во втором.
       Не совсем "угадал" результат второго тура фонд "Общественное мнение". Прогноз ФОМ отличался от прогноза ВЦИОМ прежде всего подчеркнутым пессимизмом: победа Ельцина прогнозировалась с перевесом лишь в 4 процентных пункта — 50 против 46. Казалось бы, непозволительное для общенационального прогноза расхождение с реальным результатом (разрыв в реальности составил 13%). Однако следует отметить, что ФОМ, выдавая свой прогноз, исходил из пессимистической оценки возможной активности избирателей — не выше 64%. Тогда как российские эксперты уже давно выявили социологическое правило, неумолимо работающее в России в течение всех постсоветских лет — с уровня явки примерно в 60-63% каждый дополнительный процент активности почти автоматически дает прирост в 1% в пользу Бориса Ельцина и реформаторов при пропорциональном ослаблении позиций антиреформаторских и левых сил. В этом плане итоги второго тура, с социологической точки зрения, сами по себе никакой сенсацией не стали. Вполне предсказуемым оказалось и поведение той части электората, которая в первом туре поддержала Лебедя, Явлинского или Жириновского. Перераспределение этих голосов в целом в пользу Ельцина произошло так, как и предсказывали ВЦИОМ и ФОМ.
       Мини-сенсацией стало другое. По всем мировым неписанным традициям, явка избирателей на второй тур голосования, как правило, процентов на десять ниже. А вот в России активность в среднем снизилась менее чем на 2%. При этом изменение активности произошло весьма неравномерно. Максимальная мобилизация электората произошла там, где позиции демократов и реформаторов традиционно сильны — например, в Сибири, на Урале, на Северо-Западе, вообще в крупных городах. В Санкт-Петербурге произошло просто сенсационное приращение электората — на целых 5% по сравнению с первым туром. В то же время в "красном поясе" активность снизилась — в некоторых местах на 10%. И такие результаты тоже вполне вписываются в нормальное социологически прогнозируемое поведение, ибо доказывают, что специалисты по предвыборным кампаниям все более профессионально используют именно демократические методы воздействия на общественное мнение и на электоральное поведение — в частности, такие, как избирательный подход к мобилизации разных категорий электората, эксплуатация самых разных обывательских стереотипов, страхов и настроений. Речь в данном случае идет о штабе Ельцина, поскольку коммунисты с этой точки зрения провели свою кампанию просто бездарно. Ссылки коммунистов на организованный бойкот в СМИ мало что объясняют, ибо КПРФ не смогла предложить ничего по сути нового и конструктивного, как и отделаться от ассоциирования себя с прошлым. Пусть такая ассоциация и навевает ностальгию, однако еще никто и нигде не выигрывал кампаний, призывая вернуться в "прекрасное прошлое". Тем более в России, где вообще принято больше мечтать и стремиться к "прекрасному будущему". Что касается "красного пояса", то туда, по признанию президентских аналитиков, штаб Ельцина направил большое число наблюдателей, которые лишили местных коммунистов возможности приписать себе голоса (что и дало, в частности, снижение явки).
       В работе с российским избирателем неизбежно остается своя специфика. Если подходить к некоторым приемам ведения предвыборной кампании с позиций эстетствующей интеллигенции, то, конечно, можно состроить презрительную мину, назвать их популистскими, примитивными и рассчитанными на обывательский менталитет. Но обыватель — это и есть большинство. С этим нельзя не считаться. И если наибольшего эффекта можно достичь на основе ведения "антикампании", или "антирекламы", то, согласно правилам любой кампании, именно на этих методах неизбежно и делается упор: появляются клипы с призывом "не допустить красной смуты", обывателю напоминают о карточно-талонных временах, очередях за солью и спичками и так далее. Если кандидат от коммунистов позволяет себе допускать грубейшие ошибки в агитационном цифровом и фактическом материале, а порой и обыкновенные подтасовки (вольно или невольно — в данном случае это не имеет значения), то было бы просто глупо — именно с точки зрения эффективности ведения кампании — не использовать это. Ловля оппонента на лжи, противоречиях или нестыковках — это закон любой предвыборной агитации с ее жесткими правилами. Наконец, если настроение обывателя повышается от показа "Тропиканки" и он не едет копать огород, а остается голосовать, то ему надо показать именно "Тропиканку", а вечерний блок телепрограмм сделать поскучнее, чтобы не было искуса — если уж днем не дошел до избирательного участка — не выходить из дома. И не сделать этого — значит показать свое неумение работать с электоратом. Ибо потакание обывателю в конечном итоге — это тоже демократия.
       Например, в Америке на поведение избирателей более всего воздействует состояние экономики. "Экономический детерминизм" в России с ее длительным марксистско-ленинским прошлым на поверку оказался более опосредованным. Иначе, следуя американским меркам, в условиях длящихся уже пять лет экономических трудностей, хронических невыплат зарплаты и процветающей коррупции Борис Ельцин должен был бы выборы проиграть. Однако Россия не Америка. На поведение российских граждан оказали воздействие сразу несколько обстоятельств. Во-первых, нельзя утверждать, что "экономический детерминизм" совсем уж не работает: в регионах, где экономическое положение относительно лучше, а реформы уже начали приносить первые результаты, уверенно лидировал Ельцин (речь прежде всего о крупных городах, регионах, специализирующихся на экспорте энергоносителей). Наоборот, депрессивные районы, село, малые города в большей мере поддержали коммунистов. Во-вторых, в России эффективность воздействия пропаганды на умы людей по-прежнему несравнимо выше, чем в других странах. Именно более удачно построенной агитацией во многом объясняется победа Ельцина. Это же, видимо, во многом объясняет его победу и во многих экономически неблагополучных регионах, например в Ивановской области. В-третьих, на поведение российских избирателей оказывают сильное влияние традиции государственного патернализма (которые с трудом совмещаются с рациональной, экономической мотивацией). Голосование "вместе с большинством", чрезвычайно высокая мобильность политических пристрастий (некоторые регионы, где в первом туре относительную победу одержал Зюганов, резко перешли на сторону Ельцина), "отзывчивость" на политическое воздействие со стороны местных властей — все это наследие советского прошлого. Но с этим тоже нельзя не считаться.
       Любопытны в этом смысле прежде всего национальные республики. В Татарии и Башкирии в первом туре Ельцин проиграл. Однако местные социологи, как и местные президенты, уверенно предрекали ему победу во втором. Голосование 3 июля показало, что Минтимер Шаймиев и Муртаза Рахимов знают свой народ. Рахимов еще 16 июня заявил, что итоги второго тура будут для Бориса Ельцина более благоприятными (в первом он набрал 35% против 41% за Зюганова). И Рахимов не ошибся: второй тур закончился со счетом 51,3 к 42,8 в пользу Ельцина. В Татарии перед первым туром местные социологи предсказывали преимущество Ельцина в 10%. Но получился проигрыш, хотя Зюганов получил незначительный отрыв. Перед вторым туром прогноз был тот же — плюс 10% за Ельцина. На сей раз "общая тенденция" была угадана, но не угаданы конкретные цифры: Ельцин набрал 64,9%, Зюганов — 29,4%. На прямо противоположное изменил свое мнение Дагестан, в первом туре с большим перевесом поддержавший Зюганова. Во втором Ельцин вышел вперед на 6%.
       Провинциальные социологи в ненациональных регионах тоже пытались предсказывать итоги выборов. Получалось это по-разному. Ярославские специалисты, например, полагали, что Ельцин победит с отрывом в 39%, и оказались недалеки от истины. В итоге — 60,7 к 31,3. В Самарской области предсказывали примерное равенство шансов с небольшим перевесом Ельцина. В итоге перевес составил 9%. Томские социологи темнили, робко предполагая, что, наверное, все же победит Ельцин. Они могли быть и посмелее — он победил в области с перевесом в 25%. Приморские специалисты, наоборот, были слишком оптимистичны: они прогнозировали победу Ельцину с перевесом в 40%. Получилось 52,2% к 39,4%. Зато в Вологде полагали, что в области Ельцин наберет 50%. Так оно и случилось.
       В ходе нынешней президентском кампании одни социологов ругали, другие на них чуть ли не молились. Ученых ловили на ошибках, но при этом их прогнозы использовали для морального давления на избирателей и местные власти. Среди политобозревателей в социологию стало просто модно играть. И как-то почти незаметно в ходе этих игр общественное мнение возвели на такую высоту, на которой в России раньше оно никогда не бывало. А власть, постепенно втянувшись в социологические игры, одновременно прошла курс обучения борьбе за общественное мнение. Что пошло ей только на пользу.
       
       ГЕОРГИЙ Ъ-БОВТ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...