Сам Сорос считает, что секрет его успеха в том, что прежде чем начать действовать на финансовых рынках, он подумал и создал собственную теорию. Теорию, которая раньше не приходила в голову никому.
Всегда считалось, что рыночные котировки в конечном счете всего лишь отражают действительное положение дел в экономике. Например, рост курса акций той или иной компании отражает увеличение ее прибылей или ее хорошие перспективы на рынке. Рост курса валюты той или иной страны на мировом рынке отражает увеличение ее положительного внешнеторгового сальдо или снижение внутренней инфляции. В общем, рынок всегда прав, и колебания цен, на которых можно было бы сыграть, хаотичны и кратковременны — поэтому никакой беспроигрышной системы создать нельзя.
Сорос решил, что все обстоит совсем не так. По его теории, изменение котировок на рынке не отражает действительного положения дел в экономике. Оно отражает лишь господствующие настроения инвесторов и спекулянтов. Настроения, конечно, имеют под собой некую реальную основу — например, какая-то компания стала активно поглощать другие, увеличила свои прибыли, и все инвесторы в нее поверили, начав скупать ее акции. Но на самом деле эти настроения почти всегда ошибочны, поскольку инвесторы не знают всех тонкостей деятельности компаний, экономической политики правительств etc., имея лишь некие внешние впечатления.
Но даже и это не самое интересное в теории Сороса. Ключевое ее положение таково: не действительное положение дел в экономике влияет на рыночные котировки, а, наоборот, рыночные котировки влияют на экономику. Например, рост акций компании, начавшей поглощения, побуждает ее продолжать свою политику — хотя бы потому, что она может расплачиваться при покупке других компаний своими подорожавшими акциями. Это, в свою очередь, укрепляет первоначальные оптимистические настроения инвесторов, и рост котировок еще более ускоряется. Таким образом, настроения инвесторов на рынке порождают своего рода цепную реакцию. Но поскольку эти настроения ошибочны, компания, выходит, действует в ошибочном направлении. В конце концов это станет очевидным: компания накупит убыточных предприятий и окажется на грани банкротства. И тогда настроения на рынке изменятся: акции начнут падать, что снова вызовет цепную реакцию.
В общем, рынок почти всегда не прав. Но эта неправота становится очевидной не скоро. И Джордж Сорос строит свою стратегию как раз на том, что исходит именно из этого. Верящие в рынок спекулянты поддавались общим настроениям и могли сыграть лишь на незначительных колебаниях конъюнктуры. А Сорос стал играть по-крупному: в периоды длительного роста котировок он, предвидя их неизбежное падение, заранее спокойно продавал акции и валюту, а во время длительных падений котировок — покупал.
Рациональное зерно в системе Сороса, конечно, есть. Поведение инвесторов и спекулянтов на мировых фондовых и валютных рынках действительно часто отличается поистине странным для стороннего наблюдателя примитивизмом и наивностью. Политика компаний и правительств почти всех стран мира действительно находится под явным влиянием котировок на этих рынках — и поэтому во многих случаях абсурдна. Но простое знание того, что рынок заблуждается, мало что дает. Например, современная мировая финансовая система во многом построена на заведомо безнадежных долгах развивающихся и бывших социалистических стран. Мировой кредитный рынок явно заблуждался, когда давал им деньги в 70-80-е годы. Но те, кто осознал заблуждение рынка, сыграть на этом все равно не смогут — всем выгодно представлять эти долги небезнадежными, иначе мировые финансы просто рухнут. Впрочем, желающие могут попробовать повторить опыт Сороса — несовершенная система лучше, чем вообще никакая. В конце концов, если достаточно денег, то и при игре в рулетку можно следовать беспроигрышной стратегии: нужно только все время удваивать ставку. Вопрос только в том, хватит ли финансовой прочности, чтобы дождаться удачи.
ВИКТОР Ъ-ИВАНОВ