Театр под руководством Юрия Погребничко, он же театр на Красной Пресне, он же (с недавних пор) театр "ОКОЛО дома Станиславского" показал представление, в сводной московской афише обозначенное как "Свидание хотя и состоялось, но..." А. Чехов (премьера). Собравшихся в небольшом зальчике зрителей, однако, предупредили, что присутствуют они не на премьере, а на "мастер-классе" — учебном этюде, который когда-нибудь, возможно, выльется в спекаткль.
К учебным этюдам, выливающимся в спектакли, Москве не привыкать. Более того: одна из лучших театральных работ последнего десятилетия — "Шесть персонажей в поисках автора" — создавалась именно так. Студенты актерско-режиссерского курса Анатолия Васильева репетировали куски из пьесы Пиранделло (каждый свой), а потом сводили их вместе. В конечном "продукте", отредактированном художественным руководителем и представленном на сцене театра "Школа драматического искусства", одна сцена могла повторяться несколько раз — в разной интерпретации.
Аналогия с васильевским экспериментом для "мастер-класса" Погребничко, впрочем, не совсем верна. Там, отрабатывая общий метод, действовали разные режиссеры. Здесь речь идет скорее об актерском тренаже, который ведет сам Юрий Погребничко и звезда его театра Лилия Загорская. Их интонация остается неизменной, а потому главного, что составляет интерес такого прочтения — вариативности, — нет. А есть история про то, как студент, получивший приглашение на любовное свидание и коротая в нетерпении время, напился пьяный, и что из этого вышло.
Она рассказывается дважды (с промежутком через антракт) и оба раза как фарс. Сначала полно, потом пунктиром. В обоих изложениях много чрезвычайно симпатичных деталей — за что и мил даже стороннему наблюдателю этюдный метод. В едином целом такие "украшения", как правило, не приживаются, пугая постановщика излишней пестротой. И не зря. В спектакле наверняка пришлось бы объяснять, почему актрисы, исполняющие роли невинно оскорбленной девушки, дачной хозяйки и пивных бутылок, танцуют нечто подобное "Семь сорок", — а здесь ничего объяснять не надо: этюд по определению всеяден.
К тому же зрители Погребничко и без всяких объяснений любят смотреть на эти экзерсисы. Не его зрители смотреть не любят, а если доводится, то судят достаточно резко: "Старый авангардист еще хуже, чем старая...", — заметил один почтенный критик, выходя с предыдущей чеховской постановки театра на Красной Пресне.
Замечание резонное, но к Погребничко отношения почти не имеющее. Назвать его "старым авангардистом" так же несправедливо, как и "молодым режиссером" (что совсем недавно еще случалось). Он — режиссер среднего поколения, продолжающий размышлять над тем, что занимало советский театр в семидесятые и восьмидесятые годы. На изобретательно (пусть и не очень изящно) придуманной детали строился театр Юрия Любимова, в котором Погребничко был "очередным". Но на Таганке мелочи никогда не дробили целого, а в двух последних погребничковских постановках — "Свидании..." и "Гамлете" — особенно заметно, как детали буквально "съедают" структуру (идея назвать спектакль "мастер-классом" в этом смысле спасительна). Зато любимовская любовь к литературной эклектике унаследована вполне. Главная тема привносится в "Свидание..." текстами, чеховской поэтике чуждыми. В начале первого действия героиня очень тихо читает кусок из неопознанной, но близкой по духу новой волне семидесятых женской прозы; в начале второго герой также тихо произносит слова пушкинского "Пророка".
Первая декламация должна, очевидно, продемонстрировать "извечность" доли российской женщины (то, что три девушки Петрушевской — дальние родственницы Ирины, Ольги, Маши — мысль не новая), вторая — духовные амбиции мужского населения страны (Вершинин, да и любой другой персонаж из "Сестер", декламирующий "Порока", — картина вполне представимая). Но и то и другое — лишь предположение, реакция на намек театра, достаточно тяжеловесный. Обоих прологов вполне могло бы и не быть: и суть, и этюдный метод от этого вряд ли бы пострадали.
На днях в телевизионном интервью Сергею Соловьеву красавица Синди Кроуфорд рассказала, что, когда застрелился Треплев, она пережила настоящий шок: слишком неожиданным показался поворот сюжета. К словам королевы подиума стоит прислушаться — и не только потому, что любое изречение красивой женщины всегда кажется значимым. Не читавшая "Чайку" госпожа Кроуфорд именно на пьесу, сюжет так остро отреагировала. Чего от поневоле искушенных московских зрителей, конечно, добиться трудно. Разве что в попытке как можно более легкой и стремительной подачи текста, не обремененного привнесенными цитатами. Нечто подобное сделал Марк Захаров в своей разруганной критиками за пошлость, но единственно живой из всех последних чеховских вариаций "Чайке". И здесь руководитель "Ленкома" выступил как настоящий авангардист, старый ли, молодой — уже не принципиально. Косвенно подтвердив догадку, что пришествие новой волны театрального авангарда скорее всего следует ждать не из маленьких студийных пространств, а из вполне солидных, чтобы не сказать академических, театров.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА