В конце века вместо того, чтобы подводить его итоги, все музеи как один рассказывают о начале уходящего столетия. Ар-нуво и югендштиль (стиль модерн), первоначально воспринимавшиеся как упадок, сегодня любимы во всех уголках света. То, что считалось кичем, стало символом утонченности и вкуса.
В конце XIX века искусство начало всерьез злить обывателей. Что за скандал бушевал на первой выставке "Сецессиона!" Эту венскую группу основал в 1897 году Густав Климт, покинув Ассоциацию венских живописцев "Дом художников". Участники "Дома" долго колебались между старыми художественными ценностями и искушениями новой системы. На плакате к первой выставке "Сецессиона" Климт изобразил эту борьбу в образе Тезея (то есть Сецессиона), побеждающего Минотавра (классическое искусство). Но скандал разгорелся не из-за скрытого содержания, а из-за обнаженных чресел Тезея. Чтобы спасти плакат, а заодно и всю выставку, Климту пришлось срочно дорисовывать пару деревьев, скрывших в итоге опасные, на взгляд публики, фрагменты плаката.
Деревья удались: публика запомнила имена новых авторов, и с тех пор театры и издательства беспрерывно заказывали афиши и иллюстрации Коломану Мозеру и Бертольду Лефлеру, Альфреду Роллеру и Йозефу Хофману. Лучшие из них, хранящиеся в нью-йоркской коллекции Сабарски, показала сейчас парижская галерея "Seita". Плакаты стали и едва ли не главным украшением выставки, открывшейся в Женеве. Женевский музей Рат показывает до 30 января творчество одного из главных "пришлых" мастеров Парижа, Теофиля Александра Стейнлена (1859-1923). В "столицу мира" он отправился из Лозанны, и вскоре стал популярным среди богемы художником и иллюстратором, дружил с Золя и Франсом, обожал кабачки и артистические кафе. Одно из них, знаменитую "Черную кошку", реконструировали прямо в музейном зале. По воскресеньям в полчетвертого пополудни здесь, как и век назад, дают концерты пианисты, выступают театральные группы и певцы.
Вовремя почувствовав силу наружной рекламы, Стейнлен занялся афишами — этим главным "двигателем" ар-нуво в массы. Немало примеров афишемании, охватившей в начале века Европу, показывают до 13 февраля в Дармштадте. В музее знаменитой художественной колонии на холме Матильды озаботились французским символизмом (чья литература определила философию ар-нуво, все больше склонявшегося к созданию прикладных вещей). Показаны здесь и вещи из знаменитой парижской галереи "Art nouveau", давшей название всему течению. Галерею основал немецкий эмигрант Зигфрид Бинг, решивший представить все новое искусство под одной крышей. Позднее Бинг очень переживал, как низко пал поддержанный им стиль, какими тиражами стали репродуцировать уникальные витражи и настенные ковры бессовестные фабриканты. Но наступавшие времена равноправия требовали доступности изящного для каждого гражданина.
Главный брэнд той эпохи — знаменитые чугунные цветочки Гимара, ажурные украшения над входами в парижское метро - дармштадцы установили и у себя во дворе. И это по-своему символично. Благодаря новому стилю, чьи волнистые линии повторяли движения роз, лилий и орхидей, цветы завладели художественным вкусом народов. В глазах миллионов технический прогресс был неотрывен от поиска форм, отражавших постоянную связь с природой. Секс, пол и еще раз эротика — вот чем питался сам и питал своих почитателей новый стиль. Собственно, самые радикальные идеи 1960-х, вроде стоящей на четвереньках женщины в роли ножек у прозрачного стола, выходят из знаменитых комодов Франсуа-Руперта Карабена, еще одного героя нынешних выставок. Только у Карабена природа (дерево) и фигура человека сливались в гармонии. Женским телом зачарованы и стекольные мастера Нанси, и ювелиры Парижа.
Иллюзия совместного деяния преследовала мастеров нового искусства — в Германии, в Австрии, во Франции создавались целые художественные колонии, как правило, быстро разрушавшиеся из-за непомерных амбиций их организаторов. Да и весь век ар-нуво, этой запоздалой рифмы к рококо, был недолог — едва зародившись в 1880-е, уже к 1905-му оно превратилось в символ кича и лишь через столетие вновь обрело бесчисленных поклонников.
Такова судьба всякого успешного бизнеса, каковым и был ар-нуво, практичный и прагматичный, доступный всем и каждому. Серьезные люди пытались его не замечать, что называется, в упор. Зря они так поступали. Именно модерн, а не импрессионизм впервые примирил обывателя с необходимостью признавать новое еще при жизни творца. Собственно, с ар-нуво и началась демократическая, всеохватывающая революция в искусстве. Как нынешние интернет-музеи или граффити, модерн не просто берет массы в плен, но делает их соучастником, заставляя заменять всю художественную среду, отправляя на свалку старый ампир, и ставить на его место витиеватые вазочки, раскрашенные бокалы и изогнутую мебель.
В политическом отношении Европа, очевидно, стоит сейчас куда крепче, чем в начале века — но в художественном находится в более глубоком кризисе, чем раньше. Постмодернизм убил почтение к цитате (на чем строился и ар-нуво), прекрасное не знает сегодня границ, растерян и зритель. Видимо, ар-нуво выпало стать первой и последней точкой соприкосновения высокой культуры и массового вкуса. Искусство не пережило торжества демократии, массы не вынесли утонченности искусства.
АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ