Сегодня в Сиэтле начинается очередной раунд переговоров в рамках Всемирной торговой организации (ВТО). Российская делегация во главе с министром торговли Михаилом Фрадковым участвует в них в качестве наблюдателя, хотя переговоры о присоединении к ВТО Россия ведет вот уже несколько лет. О том, для чего это нужно России и почему процесс присоединения к ВТО так затягивается, МИХАИЛ ФРАДКОВ рассказал редактору отдела экономической политики Ъ НИКОЛАЮ Ъ-ВАРДУЛЮ.
— Чего мы ждем от вступления в ВТО?
— Главная цель — улучшение торгового режима для России. И прежде всего облегчение доступа наших экспортеров на мировые рынки. Что такое "торговый режим"? Это правила применения инструментов экономической политики: пошлин, налогов, сборов, антидемпинговых процедур, количественных ограничений, технических барьеров во внешней торговле. Вступление в ВТО должно обеспечить недискриминационное применение этих инструментов в отношении экспортеров России.
— У нас есть законы о государственном регулировании внешнеторговой деятельности, о защите государственных интересов во внешней торговле. Разве их недостаточно?
— Есть и другие законы, разработанные при участии нашего министерства. Но, во-первых, сами эти законы строятся на включении в арсенал нашего регулирования регламентов и норм ВТО. Во-вторых, важно не только наше внутреннее законодательство, но и международная правовая основа. В ВТО входит свыше 130 стран, правила этой организации регулируют 95% мировой торговли. Это, если хотите, наша внешнеторговая окружающая среда. Ее нельзя игнорировать, с ней бессмысленно бороться, ее надо знать и использовать в интересах России.
— Что конкретно изменится для российских экспортеров, если Россия присоединится к ВТО?
— Мы до сих пор сталкиваемся с разными ограничениями, причем зачастую необоснованными и дискриминационными, которые наносят ущерб российскому экспорту. Конечно, это не значит, что, например, антидемпинговые процедуры распространяются только на Россию. Проблема в другом: если бы наши партнеры были связаны необходимостью соблюдать нормы ВТО в отношении России, положение наших экспортеров даже при прочих равных условиях было бы совсем другим. Например, при расследованиях в рамках антидемпинговой процедуры должен был бы учитываться уровень наших внутренних цен и издержек, чего в данный момент не происходит. Сейчас используются альтернативные расчеты — производственные издержки, рабочая сила, транспорт по так называемой суррогатной стране, которую выбирает обиженная страна-импортер. И мы просто по определению лишены всяких конкурентных преимуществ. В результате получается, что занижение цен наших экспортеров, если оно вообще имело место, гораздо серьезнее, чем на самом деле. Соответственно, и санкции в виде пошлин несоразмерно высоки и чреваты полным закрытием рынка. Вот классический пример. В 1992-1993 годах в США проводились антидемпинговые расследования против поставщиков уранового топлива из России, и была установлена пошлина в 116,5%. Хотя наши конкурентные позиции объяснялись просто более высоким уровнем технологии по сравнению с американской. Кроме того, будь Россия в ВТО, антидемпинговые санкции применялись бы только к отдельным поставщикам, а не ко всей стране. К тому же антидемпинговая процедура по отношению к члену ВТО может заканчиваться не количественными ограничениями, а ценовыми — фиксацией минимальной цены на товар поставщика. Для последнего это выгоднее — он остается на рынке. Наконец, в ВТО существует механизм разрешения споров, которым мы пока воспользоваться не можем.
— Что это за механизм?
— Его существование играет важную превентивную роль. Благодаря ему страны--члены ВТО удерживаются от явно не обоснованных односторонних действий. Сам же механизм выглядит так: если страна, считающая себя "обиженной", приняла по отношению к другой стране слишком жесткие, по мнению последней, меры, нарушающие установленные ВТО порядки, можно потребовать проведения консультаций. Если в ходе консультаций урегулировать проблему не удается, собирается так называемая арбитражная группа, которая изучает материалы обеих сторон и выносит свой вердикт. И возможно, что перестаравшейся в защите своего рынка стране придется отменить принятые меры или серьезно их скорректировать. Данный механизм уравнивает страны, имеющие разный экономический и политический вес в мире. Известен случай, когда Венесуэла выиграла иск у США. Более того, США в результате пришлось изменить свое законодательство о налогообложении нефтепродуктов. В общем, в ВТО есть достаточно эффективный инструмент сдерживания произвольно принимаемых решений в регулировании внешней торговли. Нам же пока приходится играть на чужом поле.
— Каковы хотя бы приблизительные оценки выигрыша наших экспортеров от вступления России в ВТО?
— Пока мы говорили главным образом об антидемпинге (хотя, напомню, есть еще количественные ограничения, другие специальные меры, технические барьеры, которые применяются к нам необоснованно). Главное, мы создаем гораздо более предсказуемые условия для всех участников российской внешней торговли. Что важно и для привлечения иностранных инвестиций.
— И все-таки насколько увеличится наш экспорт, если Россия присоединится к ВТО?
— Подсчитать этот выигрыш сейчас трудно, а оперировать пропагандистскими цифрами не хотелось бы. Но мы исходим из того, что Россия способна в дальнейшем экспортировать готовую продукцию — ВТО нам была бы не нужна, если бы мы согласились на роль сырьевого придатка. Против нашей нефти и газа вряд ли будут применяться ограничительные меры. А без включения в систему ВТО наш экспорт полуфабрикатов и готовой продукции всегда будет абсолютно беззащитен. Мы считаем, что ежегодно от необоснованных преследований наш промышленный экспорт теряет $1,5-2 млрд. Причем это весьма консервативная оценка.
— Ломоносов утверждал, что если где-то прибудет, то где-то и убудет. Насколько вырастет наш импорт от членства в ВТО? И что тогда случится с отечественным производителем?
— Это один из ключевых вопросов при вступлении в ВТО. Но сама идея либерализации, которая доминирует в ВТО, не означает тотального открытия рынков. Ведь ВТО не отменяет защиту рынка, а устанавливает правила, которые страны должны соблюдать, защищая рынок. Речь идет именно об обязательствах по доступу на рынки, но не о тотальном их открытии. Конечно, здесь есть конфликт интересов, но он решается переговорами. Членство в ВТО позволяет защищать отечественного производителя цивилизованными мерами, принятыми в международном сообществе. Естественно, это делается на взаимной основе, так что ожидать со стороны наших торговых партнеров соблюдения установленных правил можно только в том случае, если мы сами "подпишемся" под этими правилами. Сейчас доступ на наш рынок с формальной точки зрения почти непредсказуем: теоретически мы можем взять и задрать любую импортную пошлину.
— МВФ этого без внимания не оставит...
— И не только он. Мы будем закрывать рынок — и нам закроют. Но членство в ВТО накладывает определенные обязательства и ограничивает возможности для одностороннего произвола. Например, мы фиксируем максимальный уровень импортных пошлин, который обязуемся не превышать. И задача в том, чтобы этот максимальный уровень был достаточным для защиты отечественного производителя. С другой стороны, создавать тепличные условия тоже неправильно. Так что задача — найти оптимальную защиту. И такая задача нам по силам.
— Если все так здорово, почему мы еще не в ВТО?
— Знаете, впервые вопрос о присоединении страны к ВТО (тогда еще к ГАТТ) был поставлен ЦК КПСС в начале 80-х. Но в ВТО вступить — не то что в партию, хотя, впрочем, и в партию тогда было не просто вступить. Я бы не сказал, что все легко и просто. Не все требования мы готовы принять. Например, нам говорят: вступайте в соглашение по гражданской авиатехнике. А там — нулевые пошлины на ввоз самолетов и запчасти к ним. Вот мы пока и отказываемся. Наша авиационная промышленность не адаптировалась к новым условиям. Хотя в том же соглашении есть моменты очень интересные — например, облегчение сертификации летательных аппаратов на зарубежных рынках.
— Но ведь присоединение России к этому соглашению не является условием вступления страны в ВТО. Правильно?
— Правильно. Главные проблемы — согласование тарифов в сферах промышленной продукции, АПК, торговле услугами. По каждой из них мы выдвинули свои предложения, идут необходимые согласования — в том числе и двусторонние. И в каждой из этих сфер надо найти оптимальное сочетание между интересами наших экспортеров в открытии внешних рынков и интересами внутренних производителей в обеспечении необходимой защиты.
— В области промышленной продукции наши предложения были сформулированы раньше, чем в других сферах. Как долго уже идут переговоры в этой области?
— Полтора года. И прогресс налицо. Что касается сельского хозяйства, то один из самых трудных вопросов — субсидии. Переговоры продолжаются, но с большим трудом.
— А по услугам?
— Мы передали наши предложения совсем недавно, и переговоры только начинаются.
— Значит, в ВТО мы окажемся еще не скоро. Что же тогда произойдет на конференции ВТО в Сиэтле 30 ноября?
— ВТО начинает новый раунд торговых переговоров. О его содержании говорить пока рано. По замыслу этот раунд должен стать еще одним этапом в развитии международной торговой системы. Мы примем в нем участие в статусе наблюдателей. Ни бывший СССР, ни Россия в подобных раундах переговоров, где решается, какой быть всей мировой торговле, не участвовали.