Борис Николаевич считал «Огонек» своим журналом. На фото: в домашней библиотеке с внуком Ваней
В 1993 году, в марте, «Огонек» отмечал 70-летие со дня возобновления журнала Михаилом Кольцовым в 1923 году.
… Как-то вдруг неожиданно выяснилось, что отмечать это славное событие мы будем в правительственном Доме приемов на Воробьевых горах (улица Косыгина). Это был тот самый дом, где проходили в начале 60-х знаменитые встречи Хрущева с интеллигенцией, где он произносил свои многочасовые монологи о том, как надо и как не надо писать и творить, о долге художника перед народом и прочих высоких материях.
На эту встречу «Огонек» собрал замечательную компанию. Я, например, помню, что видел там Юрия Никулина, режиссера Марка Захарова, Елену Боннэр, критика Льва Аннинского, словом, хороших людей собралось много. И все они, признаться, ожидали чего-то подобного — как тридцать лет назад. Лев Аннинский ту встречу с Хрущевым, например, помнил довольно хорошо.
Время для Бориса Николаевича было, прямо скажем, непростое. В том году прошел референдум о доверии, ставился вопрос в Верховном Совете об импичменте (по-моему, впервые), в президента метали всяческие молнии и стрелы со всех сторон. И, конечно, все ожидали, что он поведет, используя юбилей «Огонька», какой-то разговор именно об этом. Разговор с властителями дум. Что будет дана какая-то установка. Произойдет, так сказать, диалог интеллигенции и власти. У меня, честно говоря, шевелилась одна мысль — что надо чем-то записать, а вот нечем.
Но ничего подобного, как выяснилось, у Бориса Николаевича и в мыслях не было. Он произнес тост, своим немного хрипловатым голосом сказал, что является подписчиком и верным читателем «Огонька» уже почти пятьдесят лет, что ему нравится наш журнал, и радушно пригласил к столу.
На этом «диалог с властью» закончился, и началось веселье. Ельцин целовал ручки нашим заслуженным женщинам из бюро проверки, которые работали в журнале еще с послевоенных времен, говорил со всеми, кто подходил к нему с вопросом (а подойти мог буквально любой), фотографировался вместе с редакцией. Юрий Никулин рассказывал анекдоты. Все было замечательно.
Выходя из Дома приемов, я вдруг подумал: но как же так? В чем же секрет? В чем фокус? Почему он нас не воспитывал? Почему не просил о поддержке? Почему вообще не хотел, чтобы мы говорили о чем-то серьезном? А потом понял — потому что у нас был праздник. И Ельцин, как хозяин, принимавший гостей, совершенно не хотел его омрачать.
Вообще же первый контакт Бориса Николаевича с нашим журналом — в перестроечные еще времена — был омрачен, и довольно сильно. Журналист «Огонька» А. Радов взял интервью у бывшего первого секретаря Московского горкома партии после его отставки, но печатать это интервью «Огоньку» запретили. Тогда это было еще можно — запретить нам что-то печатать.
Но уже в 1990 году, несмотря на тяжелый конфликт Ельцина и Горбачева, в рубрике «Человек месяца» «Огонек» исправно печатал результаты социологических опросов, по которым выходило, что Ельцин каждый месяц на голову опережает всех конкурентов.
В то время рейтинг его был запределен. И вот это запретить уже никто не мог.
Мы в «Огоньке» слышали о том, что Борис Николаевич внимательно читает каждый номер журнала. Но, несмотря на слова, сказанные на нашем юбилее, несмотря на то, что сведения эти были, так сказать, из самых верных источников, все же как-то не верилось — ну неужели каждый номер? Ведь он же дико занят. Столько проблем. Убедиться в том, что слух верен, мне лично довелось уже довольно поздно, в 1999 году. Почти на следующий день после того, как вышел свежий номер, в редакцию пришел офицер фельдсвязи (кажется, это так называется) и принес письмо от Бориса Николаевича. Отклик читателя на нашу статью. Статью написал Дмитрий Быков, который и сейчас, слава богу, работает в «Огоньке», и посвящена она была некоторым моментам политической борьбы, в которой участвовали тогда Примаков и Лужков. Не помню текст письма, но помню, как Дима Быков растерянно говорил: «Ой, а что же теперь делать?», и помню, что письмо это начиналось такими словами: «Дорогой Дмитрий Львович!»
«Огонек» первым среди отечественных изданий печатал главы из новых книг Бориса Николаевича — в 1994-м и в 2000-м. Конечно, для нас было это большой удачей и большой честью. Разумеется, страшно гордились мы и тем, что наш коллега Валентин Юмашев был долгие годы литературным помощником Бориса Николаевича, а в 1996 году, когда ушел из «Огонька», стал сначала советником президента, а потом даже главой кремлевской администрации.
Но при этом, как ни странно, «Огонек» никогда не был журналом, который бдительно следит за текущей политической жизнью (в нем вообще не было отдела политики, за исключением 1995 и 1996 годов, когда мы перешли на новый формат, но это был наш внутренний «огоньковский» эксперимент, который так и не прижился). Соответственно корреспондент «Огонька» никогда не входил в кремлевский пул, журнал не печатал статьи, посвященные отставкам и назначениям, вообще политике в прикладном ее значении, и уж совершенно точно никогда никто не пытался им руководить из кремлевской администрации.
Словом, «Огонек» никогда не был частью какой бы то ни было «вертикали», никогда никому не пытался угодить, никогда никому не подыгрывал, авторов журнала всегда больше интересовало то, что происходит в жизни, в душе, в головах у людей, а не «текучка», и открыто мы вмешались в политическую схватку на моей памяти лишь дважды: в уже упомянутом 1999-м и в том же 1993-м, в октябре, когда тогдашний обозреватель «Огонька» Валерия Новодворская написала фундаментальный текст в защиту позиции Ельцина.
Я бы очень хотел перечитать этот текст сегодня, так же как и интервью Елены Боннэр, и первые статьи в «Огоньке» молодого экономиста Андрея Илларионова, которые печатались на моей памяти, и многое другое. Как говорится, сейчас так больше не пишут. Потому что писали люди абсолютно независимые. Вернее, внутренне свободные.
Мне кажется, Борис Николаевич читал «Огонек», потому что твердо верил — это журнал демократический, раз. И народный, два.
Для меня всегда было это очевидно.
Так же как очевидно было и то, что не поддерживать Ельцина демократический журнал просто не имеет права. Потому что он и есть — демократия. Он и есть — наша свобода. Именно он принес нам ее, и именно он ее защищает.
Фото ЮРИЯ ФЕКЛИСТОВА