Буквально за пару дней история с закрытием российской экспозиции в музее «Аушвиц-Биркенау» обросла таким количеством версий, что стало ясно: речь не только о споре историков. Почему очередным поводом для русско-польских дискуссий стала столь щекотливая тема, «Огонек» попросил объяснить известного польского журналиста и главного редактора журнала «Нет!» Ежи УРБАНА
Можно ли понять, кто кого закрыл?
Экспозицию закрыла польская дирекция музея. Можно догадываться, что дирекция получила некое политическое указание на сей счет. Но точной информации об этом у меня нет.
Официальный предлог — «историческая недостоверность». Говорится, что российская экспозиция завышает число погибших, неточно указывает пункты, из которых прибыли узники, но главное — называет выходцев с Западной Украины и Белоруссии советскими, а не польскими гражданами. Это скандал музейный или политический?
Скандал, конечно, политический, не музейный. Собственно музейную проблему — нестыковки в трактовках — можно было бы решить очень просто, не касаясь фундаментальных политических вопросов. Например, сделать на этих стендах объяснения, что экспозиция посвящена евреям, полякам, украинцам, вывезенным из земель, оккупированных Германией после нападения на Советский Союз. И все. Никакой нужды вникать по этому поводу в проблематику гражданства нет.
А какая все-таки логика в этом посмертном уточнении гражданства несчастных узников? Это что, открывает путь к компенсациям или к пересмотру границ?
Несомненно, евреям, которых казнили в Освенциме, все равно, в каком качестве их мучили и сжигали — как советских, польских или литовских граждан. Что же касается ревизии польских послевоенных границ, то никакие, даже самые крайние националисты в польской политике к этому не стремятся.
Мы говорили с вами год назад, когда «новая историческая политика» в Польше только принимала современные очертания. За год она обросла институтами, скандалами, есть новый закон о люстрациях, есть и его жертвы. Скажите, а чем новые антисоветские чистки отличаются от старых, советских? Например, карьеры на чистках ломают так же, как в старые времена, и так же делают?
Давайте назовем вещи своими именами: в Польше правят националисты с антисоветскими и антироссийскими настроениями. В Польше нарастает протест против их правления, начинается борьба за права пострадавших от люстрации. Я искренне верю в то, что эти события в моей стране имеют переходный характер. И после следующих выборов не останется и следа от этих националистов и их инициатив.
Если говорить о люстрации, то все преследования какой-то группы людей — как когда-то в СССР, как в период маккартизма в США или как сегодня в Польше — похожи. Механизм-то один — те, кто преследует, занимает места тех, кого преследуют. Однако оговорюсь: разрушение карьер в советские времена и сейчас — не одно и то же. В Польше людям грозит потеря места или должности, это правда. Но их за прошлые грехи не арестовывают, не сажают в тюрьму и не убивают.
При этом надо признать, что нынешнюю политику в Польше характеризует поиск все новых групп, которые подвергают преследованиям. Готовится, например, закон, цель которого — лишить пенсий бывших сотрудников служб без-опасности, готовится запрет на занятие государственных должностей для бывших коммунистических функционеров.
Многие из этих начинаний имеют антисоветскую — и через это антироссийскую — направленность. Например, президент Качиньский опубликовал список бывших офицеров разведки уже не социалистических времен. Их определили в подозреваемые, потому что они учились в Москве.
Еще одной жертвой декоммунизации может стать разрушение памятника советско-польского братства по оружию в Варшаве. Это обязательно вызовет недовольство, и не только в России, но и в польском обществе. Дело в том, что польские части, которые сражались вместе с советской армией против Германии, потеряли больше людей, чем польские войска, которые воевали с той же Германией в 1939 году, и те, что воевали на стороне западных союзников.
Вы сказал, что есть протесты против люстрации. Они индивидуальные или коллективные? Почему не слышно о попытках подавать иски в Европейский суд по правам человека?
Индивидуальных протестов, конечно, больше, но есть и коллективные. Например, в вузах. Университеты видят в поиске агентов среди ученых угрозу своей автономии, а она гарантирована законом. Есть также коллективные протесты среди части журналистов — их люстрация ведь тоже касается. Звучат резкие протесты в парламенте.
В ближайшее время новый закон о люстрации будет рассматриваться Конституционным судом, и есть основания ожидать, что полностью или частично КС этот закон отвергнет. Что касается Европейского суда по правам человека, то в Страсбург иск можно подавать только в случае, если исчерпаны все ресурсы национальной юстиции, в данном случае после решения КС.
Западная Европа потратила десятилетия на примирение после Второй мировой войны. Понятно, что пересмотр отдельных эпизодов этой войны неизбежен и в Восточной Европе, но делать это в пожарном порядке — все равно, что открывать ящик Пандоры. Россия уже ссорится с Эстонией из-за Бронзового солдата, в Венгрии часть оппозиции вспоминает о территориальных претензиях, теперь вот Освенцим… Как избежать при осмыслении войны новой идеологизации, растаскивания трагедий по «национальным квартирам»?
Это правда, что разные страны Восточной Европы из прошлых исторических событий пытаются сделать инструмент современной политики. Однако это не является какой-то совместной акцией — в каждой стране свои счеты с прошлым. К тому же националисты всех стран думают только о себе: они, как известно, не могут объединиться по определению.
Идеологизация истории — это опасно. А международная политика, которую польские власти официально основывают на «исторической политике», — это просто идиотизм. Какой смысл в политике, которая игнорирует современные и будущие интересы?
Я понимаю, что исторические споры никуда не исчезнут, но они не должны быть предметом текущей политики. Тем более что проявления национализма в соседних странах взаимно подкармливают друг друга. Свои претензии к России я бы сформулировал следующим образом. Такая огромная и сильная страна должна проявлять меньше чувствительности в отношении мелких инцидентов — типа спора из-за экспозиции в Освенциме. В малых странах национализм всегда более мелочный.
Под ураганом всех этих пересмотров, сносов и переносов памятников, дискуссий о том, как поделить погибших в Освенциме, Россия начинает ощущать себя единственным хранителем истинного представления о войне и о тех жертвах, которых она потребовала. Причем эту ответственность просто некому передать — каждый русский ощущает себя последним защитником исторической истины. Тут трудно проявлять меньше чувствительности, г-н Урбан…
Понимаете, историческая истина не может быть только на одной стороне. Я считаю недопустимым умалять заслуги советских солдат, 600 тысяч которых отдали жизнь, освобождая Польшу, и не считаю признаком политической мудрости все эти спекуляции насчет довоенных границ. Но факт и то, что те польские граждане, которые в 1940 году приняли советское гражданство, принимали его под сильным нажимом. А если кто-то из поляков не принимал это гражданство, то оказывался в Сибири или Казахстане. Я сам тогда был во Львове, еще ребенком, но помню те времена. И эти поляки были советскими гражданами только в течение года, а польскими — в течение 20 лет. А еще раньше они были российскими гражданами, а во Львове — еще и австрийскими гражданами.
О каком гражданстве можно рассуждать, когда люди пережили столько изменений, стран и границ? Тех, кто погиб в Освенциме, нельзя делить по принципу гражданства. Это были жертвы нацизма, и все. В большинстве своем — жертвы холокоста.
Как вы считает, пересмотр каких событий и каких эпох в Польше теперь на очереди?
Честное слово, не знаю, какой следующий повод найдут наши националисты, чтобы позлить Россию. Ведь такого спора, как спор об экспозиции в Освенциме, и придумать было нельзя. Завтра спор может вспыхнуть из-за отдельной могилы.
Но в принципе повод не имеет значения. Если есть желание его найти, инциденты будут. Это касается как экспорта польской сельхозпродукции в Россию, так и подписей под стендами в Освенциме.
Но если есть желание разобраться, сделать это очень просто. Потому что никаких фундаментальных противоречий в интересах современной Польши и современной России в настоящее время нет.
Фото: LAIF/VOSTOCK PHOTO; ALIK KEPLICZ/AP