герои недели

Фото: Desmond Boylan/Reuters

Частный случай

 

ГРИГОРИЙ ПЕРЕЛЬМАН Российский математик разгадал одну из неразрешимых математических задач — теорему Пуанкаре и стал главным кандидатом на получение высшей математической награды — Fields medal. Де-факто это Нобелевская премия по математике

Все начиналось, как у многих успешных ученых. Мальчик, родившийся в 1966-м в семье обычных служащих, рано проявил математические способности и был зачислен в одну из лучших физматшкол Ленинграда. В 16 лет он получил золотую медаль на Международной математической олимпиаде. Защитив диссертацию, работал в Институте математики им. Стеклова. В конце 80-х, как и многие коллеги, уехал работать в США. Обычно в таких случаях последующий путь расписан до мелочей: профессура, счет в банке, домик в престижном квартале, статус постоянного жителя США и спокойная старость. Сохранились снимки того периода: типичный яппи и почти янки. Но в середине 90-х Перельман, в отличие от многих коллег, неожиданно вернулся в Россию, в родной институт Стеклова. Долго о нем не было ничего слышно. В 2004-м в онлайновом архиве работ по математике и физике Перельман разместил свои заметки, из которых следовало, что нерешаемая задача Пуанкаре наконец решена. Еще какое-то время коллеги, как принято, искали ошибку в работах Перельмана.

Не нашли. Контрольный срок в таких случаях — два года. Он истекает на днях.

На этой неделе в Мадриде пройдет заседание Всемирного союза математиков, на котором будет объявлен новый лауреат премии Fields medal. Почти никто не сомневается, что это будет Перельман. Но маэстро уже дал понять, что деньги и слава его не интересуют. Газеты приписывают ему изящную формулировку отказа: «Знаете ли, иметь миллион долларов сегодня в Петербурге довольно опасно». Коллеги, хорошо знающие Перельмана, говорят, что он не возьмет не только деньги, но и медаль. Григорий по-прежнему работает в своем институте примерно за 200 евро в месяц, живет со старенькой мамой и отказывается от интервью — говорят, боится сглазить. Сейчас его, похоже, интересует только одно: доказана ли на самом деле теорема.

ВАХИТ ИСМАИЛОВ

 

Проигравший

Нашли фашиста

 

ГЮНТЕР ГРАСС Нобелевский лауреат, автор антифашистского романа «Жестяной барабан» писатель Гюнтер ГРАСС в интервью Frankfurter Allgemeine признался, что в 1944 году был призван в войска СС

После этого на Грасса набросилась вся мировая пресса и общественность: «Он — фашист, он служил в СС!» Поступило предложение отобрать Нобелевскую премию, лишить звания почетного гражданина города Гданьска, где он родился. (Тут, как и в случае с маршалом Ярузельским, которого недавно разоблачили как врага польского народа, постарался президент Качиньский). Очень показательны при этом уровень и глубина обсуждения поступка Грасса в СМИ: о нем пишут и говорят, как о разоблаченном преступнике, а о его признании — как о раскрытом заговоре. Забывая о том, что свое признание Грасс сделал сам, без чьего-либо давления. При этом речь не идет и о преступлении: Грасс прослужил всего месяц, не сделал ни одного выстрела. Покаяние относится к числу наиболее тонких и сложных человеческих чувств: оценивать его с юридической точки зрения — все равно что забивать гвозди хрустальной вазой. 

Когда на закате жизни человек признается в чем-то неприличном, причина одна: нет сил более эту заразу в себе носить, этот постыдный факт скрывать. Так поступают честные люди. «Фашизм — это очень стыдно», «С этим невозможно жить» — вот как признание Грасса можно и нужно было бы понимать.

И еще: Грасс вроде бы покаялся за себя, а вышло — за всю Германию. Сегодняшней Германии крайне трудно объяснить миру, как могло случиться, что целый народ на 12 лет сошел с ума. Грасс своим признанием невольно ответил на этот вопрос: причина в том, что в любой тоталитарной системе человек лишен права на выбор — и физический, и даже моральный. Будучи типичным продуктом гитлеровской системы (Грасс родился в 1927 году), 17-летний солдат СС, как и миллионы его сверстников, просто не мог выбирать. С точки зрения как всегда уверенного в своей непогрешимости сегодняшнего общества (звери — не мы, звери — другие), признание Грасса конечно же проигрыш. А то, что общество писателя Грасса так и не поняло, — проигрыш еще больший.

АНДРЕЙ АРХАНГЕЛЬСКИЙ