Новые отшельники

Ритм жизни современного города и жестокие законы конкуренции привели к появлению нового социального явления. Дауншифтеры, или просто новые отшельники: они бегут от денег и карьеры, чтобы сохранить самих себя

Кирилл Журенков

Слово «дауншифтинг» происходит от английского down shifting — «спускаться вниз». Соответственно дауншифтерами называют людей, которые сознательно отказываются от высокооплачиваемой работы, от удобств и блеска большого города и бегут. Не случайно таких людей еще называют эскапистами, от английского escape — «бегство».

Бегут новые отшельники в разные стороны. Одни просто меняют сферу деятельности, другие переезжают в провинцию или даже забираются в непролазную глушь. Некоторые уезжают в другие страны. И с каждым годом их становится все больше.

 

БЕГСТВО К ПРИРОДЕ

Ирина Матвеева (справа) с родными вдали от больших городов— Как ни доводи технику до совершенства, человек все равно остается биологической системой: ему необходимо дышать кислородом и потреблять в пищу натуральные продукты. Поэтому жить или, по крайней мере, растить детей нужно на природе. Здесь у человека исчезает агрессивность и неуверенность в себе. Он вдруг понимает, что может сделать своими руками очень многое. И если его забросят на необитаемый остров, он там не пропадет. С этим не сравнится ни одна игра в «Последнего героя».

У Ирины Матвеевой есть основания быть столь категоричной. Вот уже несколько лет она вместе с мужем Михаилом живет вдали от цивилизации (378 километров от Санкт-Петербурга) на затерянном в лесах Псковской области хуторе. Хутор Романово — это четыре деревянных дома дореволюционной постройки. В одном из них и живет семья Матвеевых — единственные люди в окрестностях.

Матвеевы разводят кур, гусей и кроликов, у них питомник редких сомалийских кошек — этим и кормятся. Зимой сами чистят от снега единственную дорогу к цивилизации (до небольшого населенного пункта Велье несколько километров), топят русскую печь. Говорят, жить одним не страшно, а, наоборот, удобно: всегда знаешь, кто и зачем едет. А от непрошеных гостей оберегает среднеазиатская овчарка.

В другой жизни у Ирины с мужем была своя кожгалантерейная фирма в Санкт-Петербурге. Шили одежду на заказ и кожгалантерею — для магазинов. Когда ввели высокий акцизный налог на кожу, фирму пришлось закрыть. И тогда же решили переехать за город.

— Наш сын серьезно болел — у него подозревали астму, и врачи порекомендовали сменить климат, — рассказывает Ирина. — Потом, конечно, город стал угнетать. Я в Питере жила с детства, и всегда он был мне понятным, родным. А тут вдруг за какие-то несколько лет начал резко терять лицо, особенно когда с Лебяжьей Канавки выковыряли всю брусчатку, свалив ее в одном из соседних дворовѕ Очень не хотелось включаться в эту гонку за деньгами. Жить плохо не хотелось, но и жертвовать жизнью, чтобы жить хорошо, — тоже.

Хутор Романово попался им совершенно случайно. Один человек, продававший свой дом, предложил посмотреть еще один — в этом самом хуторе. Ехали объездными путями: поездом, затем автобусом, в феврале, в жуткий мороз. Ничего хорошего уже, конечно, не ждали.

— И вдруг вышли в настоящем Берендеевом царстве, — вспоминает Ирина.

Свой хутор они полюбили с первого взгляда и сразу решили — бросают город.

Дом оказался таким, как представлялось. Старый, с историей, крепкий. Как-то раз к ним в гости приезжал друг из Швеции, занимавшийся сплавом леса. Посмотрел на бревна, поцокал языком, сказал, коверкая русский: «Вы умрет, ваши дети умрет, а он стоять и стоять». Здесь у них родился второй ребенок. А у первого сама собой прошла астма.

— У нас с мужем тоже здоровье улучшилось, — говорит Ирина. — К тому же свободнее как-то стало. В городе много условностей, там нужно помнить миллион вещей и никак не избежать неприятных контактов в метро, на работе, в общественном транспорте. А здесь мы сами себе хозяева и живем так, как считаем нужным.

Недавно неподалеку поселилась еще одна пара, приехавшая из Алма-Аты. Они завели страусиную ферму, разводят экзотических животных.

— Так кто все-таки едет сюда, в глушь?

— Думаю, люди с некоторой склонностью к творчеству. Жизнь здесь — это и есть своего рода творчество, — улыбается Ирина.

 

ПЕРЕЕЗД В ПРОВИНЦИЮ

Бежавший из Копенгагена в деревню Дмитрий Плещев со своей дочкой НинойВозможность спокойно, без суеты заниматься творчеством сыграла роль и для скульптора Дмитрия Плещева. Они с женой тоже решили бросить столицу ради жизни на природе. Правда, забираться в глушь не хотели — подошла деревня, самая настоящая, датская.

Дмитрий живет в Дании уже 10 лет, из России уехал после окончания университета. Сначала они с женой, датчанкой, жили в Копенгагене. Дмитрий убирался в офисах, но потом ему повезло — знакомый позвал на симпозиум скульпторов. Там Дмитрия заметили, и он устроился на работу в местную скульптурную мастерскую.

Жена Дмитрия к тому времени уже закончила учиться, у них родился ребенок, и молодые люди решили уехать из Копенгагена. Они осели в датской деревушке в 100 километрах от столицы.

— Большинство датчан живет в столице лет до 30. Потом продают квартиры и уезжают за город. Так происходит по всей Европе: никто не хочет жить в мегаполисах.

Дмитрий говорит, что основная причина переезда — усталость. Его в какой-то момент стала раздражать постоянная столичная суета. К тому же в провинции у них появилось больше свободы и возможностей.

Дмитрий работает над скульптурой из металла «Очень дикий лосось»— Конечно, у большого города есть свои плюсы, — размышляет Дмитрий. — Там можно выскочить на минуту и купить продукты или готовую еду. Но для меня более ценно другое: мой сад, где я могу спокойно выкурить трубку, тишина, спокойствие.

— В провинции все другое: ритм жизни, настроение, даже воздух. Здесь все друг друга знают, здесь больше общения и меньше суеты, — вторит ему Николай Свинцов. — К тому же в мегаполисах все думают только о деньгах, а в провинции по-прежнему ценится простое человеческое участие.

Если Дмитрий уехал из Копенгагена, чтобы поселиться в маленькой датской деревушке, то Николай бросил Москву ради столицы русской провинции — легендарного Урюпинска. Этот город — рай для любого дауншифтера. Не случайно на майках, которые выпускает местная фабрика, написан лозунг: «Брошу все и уеду в Урюпинск».

На самом деле Николай родом из этих мест. Он учился в Москве, получил специальность инженера-гидротехника, работал в колхозе, был директором производственного объединения. В середине 1990-х стал заместителем председателя комитета по водному хозяйству в Министерстве природных ресурсов. Но однажды, к удивлению коллег, Николай написал заявление, собрал вещи, взял престарелую мать и уехал на родину.

— Я вдруг подумал, что давно не видел неба, забыл, как выглядит солнце и какими бывают звезды, — рассказывает он. — Я понял, что не живу, а существую. Утром уезжал в министерство, работал там допоздна, возвращался домой и ложился спатьѕ А потом я начал видеть сны. Снилась степь, ковыль. Да и мать совсем разболелась. Она мне сказала: «Или хорони меня здесь, или вези на родину».

Так Николай оказался в Урюпинске. Первый год он не мог ничем заниматься: лежал на солнце, читал книжки, купался в Хопре.

— Я в Урюпинске гораздо добрее стал, — говорит Николай. — Говорят, я помолодел лет на десять. Голова перестала болеть, сердце.

— Экология — конечно, основное достоинство провинции, — говорит глава городского округа города Урюпинска Сергей Горняков. — Потом, конечно, уклад жизни. Здесь все живут одной большой семьей. В провинции меньше стремятся сделать карьеру и больше — заработать доброе имя. К тому же экономика провинциальных городов стала постепенно выбираться из ямы. Поэтому все больше людей переезжают жить к нам.

 

СМЕНА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Галина Обух выступает с группой «пожирателей огня»Впрочем, среди дауншифтеров есть и те, кто не рвет с прошлой жизнью так радикально. Они просто меняют сферу деятельности или образ жизни.

Мы с Галиной Обух сидим в гримерке московского ДК, за стеной идет благотворительный концерт. У Галины с друзьями своя группа «пожирателей огня».

Трудно поверить, что совсем недавно Галина жила по-другому: весь день проводила в офисе, заведовала информационной политикой спутникового телеканала и присматривалась к должности гендиректора.

— Понимаешь, руководить PR-департаментом — это как жить в вольере с тиграми. Одно неверное слово, неправильный шаг, и все — тебя съели, — объясняет Галина. — За день я общалась с таким количеством людей, что к вечеру вообще не могла никого видеть. Все зациклены только на деньгах. Это, конечно, сказалось на моей личной жизни. Я превратилась в настоящую грымзу. И однажды поняла: хватит. В тот же день написала заявление.

Галина вчера и сегодня: отказаться от карьеры в медиа-бизнесе оказалось несложноВместе с кризисом мироощущения наступил и кризис в личной жизни. Она собрала вещи... и улетела в Индию.

— Это самая духовная страна, — рассказывает Галина. — Однажды местные жители пригласили меня помедитировать с ними. Когда я открыла глаза, то вдруг поняла: вот оно, счастье. Я сидела в храме на вершине горы, смотрела на покрытые зеленью горы и уже знала, что буду делать дальше.

Я поняла, что нужно быть откровенным самим с собой, сбросить все эти маски, которые навязывала мне моя профессия, и делать то, чего хочет моя душа.

 

20 ЛЕТ ДАУНШИФТИНГА

— Действительно, последние 20 лет в России прослеживаются две любопытные тенденции, корни которых надо искать на Западе, — говорит ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, профессор Наталья Пушкарева. — С одной стороны, развитие бизнеса, который загоняет человека в жесткие рамки. В таких условиях многим хочется бежать от этого соревнования, не включаться в гонку. Что это? Форма психологического бегства? Конечно.

С другой стороны, бегство из городов — это во многом и реакция на нашу коммунальную жизнь. Запад пестовал философию privacy с XV века, с Возрождения. У нас же Возрождение было очень своеобразным, густо замешанным на православии. А православие никогда не постулировало ценность частного в русском общественном сознании. Наоборот, наша религия, а потом и идеология коммунизма были основаны на общинных ценностях, соборности, коллективизме. И вот результат: 70 лет у нас не было частной жизни, потому что частная жизнь в многосемейной, удушающе тесной коммунальной квартире невозможна. Сегодня это общежитие в масштабах целой страны стало невыносимым. Люди хотят чего-то своего, пусть маленького, но своего, на земле. И это еще одна причина бегства из города. Ведь дом — не просто здание, а символическая конструкция порядкообустроенности, маленькая родина. Она, кстати, может быть и в обычной квартире.

 

Самые известные дауншифтеры

 

Генри Дейвид Торо,
философ (1817 — 1862)

На взгляд обывателя, Торо был обычным бездельником. Выпускник Гарварда, он даже не пытался освоить какую-либо профессию и проводил свои дни в бесконечных прогулках. Это была его сознательная позиция: жизнь обычных людей приводила философа в ужас. На берегу Уолденского озера он построил себе хижину, в которой прожил два года. Торо питался только тем, что мог добыть своими руками, и старался не общаться с людьми. Вернувшись в лоно цивилизации, он написал свой знаменитый дневник о жизни на природе, который стал культовым только после его смерти.

 

Артюр Рембо,
поэт (1854 — 1891)

От всех проблем Рембо бежал в дальние страны. Он исходил дороги Европы и Ближнего Востока, а затем и Африки. Там он занялся торговлей оружием, бывал в Эфиопии, Йемене, Египте. Его караванам удавалось пройти по путям, где гибли другие. Кстати, в отчетах Рембо об этих поездках содержались столь ценные сведения, что они были опубликованы Французским географическим обществом. При этом сам поэт мало интересовался тем, что творилось на родине, и забросил творчество. Он как одержимый копил деньги, не обращая внимания на растущую боль в ноге. Накопления так и не спасли его от гангрены.

 

Джон Фаулз,
писатель (1926 — 2005)

Фаулз смог заняться литературой после шумного успеха его первого романа «Коллекционер» в 1963 году. В 1965 году он написал своего не менее знаменитого «Волхва», а три года спустя навсегда поселился в городке Лайм Реджис на юге Англии, бросив преподавать. Он закрылся от поклонников в своем доме с видом на море и продолжал писать. Впрочем, поклонники не отступали, что сильно раздражало Фаулза. «Они не понимают, что это часто действует на нервы», — сказал он в одном из своих последних интервью.

 

Джером Сэлинджер,
писатель (род. 1919)

Еще один писатель, выбравший затворничество. Написав главный свой роман «Над пропастью во ржи», Сэлинджер в 1965 году вдруг закрылся ото всех и стал писать только для себя. Так Сэлинджер живет до сих пор.

 

Владимир Яковлев,
журналист (род. 1959)

Он первым понял, что новой России нужна новая журналистика и изобрел «Коммерсантъ» — одну из самых популярных газет 1990-х. Однако на пике популярности своего детища Яковлев вдруг продал его — и исчез. Говорили, в частности, что он увлекся буддизмом и живет в Амстердаме, другая версия — он взялся раскрутить в Америке молодую актрису. Последний раз Яковлева видели на похоронах его отца, известного журналиста Егора Яковлева.

 

Иван Охлобыстин,
актер, сценарист, режиссер (род. 1966)

Один из культовых персонажей шоу-бизнеса 1990-х, он снимался в качестве модели в модных журналах, играл в нашумевших фильмах («8 1/2 долларов», «ДМБ»). На пике популярности Охлобыстин принял сан священника и теперь появляется на публике исключительно в рясе. Он больше не снимается в кино, однако продолжает заниматься творчеством в рамках, дозволенных церковью. К примеру, отец Иоанн писал сценарий к фильму о детстве патриарха.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...