К нашему времени «отстоялись» и периодически переиздаются два «русских «Фауста» — в переводах ученого-энтомолога Николая Холодковского и Бориса Пастернака. Теперь вот увидел свет третий — Константина Иванова, созданный на рубеже XIX — XX веков.
Константин Алексеевич Иванов (на фото) был весьма известным в свое время человеком. Окончив историко-филологический факультет Петербургского университета, работал директором нескольких гимназий (в том числе Николаевской Царскосельской гимназии). Россия знала его как поэта, педагога-реформатора, автора учебников и нескольких увлекательных книг по истории средних веков (они, кстати, переиздаются до сих пор — «Многоликое средневековье» К. Иванова вышло в 1996 и 2000 годах). С 1908 года он был учителем детей последнего русского императора Николая II — сначала Ольги и Татьяны, затем Марии и Анастасии, наконец, цесаревича Алексея. Уже из Тобольска ссыльный царь, взявший на себя обучение своих детей, писал ему в Царское Село, просил прислать некоторые книги. Это письмо стоило Константину Алексеевичу директорского поста и вообще работы. Но он даже обрадовался горькой свободе: наконец появилась возможность закончить труд почти всей жизни — перевод «Фауста». Трагедией Гете Константин Иванов был «отравлен» еще школьником, перевод начал, будучи студентом, и работал над ним почти 40 лет. Рукопись была завершена в январе 1919 года, а через полгода, как бы сознавая выполненной свою миссию на земле, Иванов умер.
Рукописного «Фауста» до 1930 года хранила сначала вдова, потом сын — Константин Константинович, художник Александринского театра. Во время войны, в условиях экстренной эвакуации, семья не смогла взять с собой этот архив. Сверток, завернутый в холстину и перевязанный бечевкой, пролежал две блокадные зимы в «онегинском» шкафу в доме на Лиговке. Сквозь выбитые стекла комнату заметал снег, залетел даже осколок снаряда и срезал часть оболочки пакета, но рукописям суждено было остаться нетронутыми. Вот уж подлинно: не горят!..
После войны реликвия перешла к внуку Иванова, Никите Константиновичу Иванову-Есиповичу. Он помнил переданные ему отцом слова деда: не трогать до лучших времен! После смерти Сталина, в 1954-м, ему подумалось: а может быть, они уже наступили? Никита Константинович показал рукопись своему другу Симону Маркишу. Тот посоветовал: спрячь, и подальше! Сейчас ты инженер, кандидат технических наук, а как только предъявишь рукопись, сразу станешь внуком учителя царской семьи. Симон знал, что говорил: всего за два года до этого был расстрелян его отец Перец Маркиш, известный поэт, а сам Симон только что вернулся с матерью и братом из ссылки. «Лучшие времена» наступили спустя почти полвека после этого памятного разговора.
— Мы занимались этим почти четыре года, — говорит директор издательства «Имена» Евгения Забелина. — Приходилось в буквальном смысле слова расшифровывать содержимое восьми общих тетрадей, заполненных бисерным, иногда почти неразборчивым почерком, с ерами и ятями.
— Постепенно, — вступает в разговор главный редактор издательства, руководитель проекта Виктор Костюковский, — мы обрастали единомышленниками. Увидев работы «фаустовской» серии заслуженного художника России Олега Яхнина, я не без трепета обратился к нему. Олег Юрьевич, познакомившись с рукописью, твердо заявил: при любых условиях участвую в вашем начинании! Так давно уже признанная «фаустовская» графика Яхнина стала частью проекта. Книга в итоге вышла в свет, причем в двух вариантах: малым коллекционным тиражом, с пронумерованным каждым экземпляром, и в «обычной» версии, впрочем, тоже высочайшего полиграфического уровня.
«Фауст» дожил до «лучших времен». Об этом мог только мечтать его переводчик Константин Иванов, один из просвещеннейших людей своего времени, который в одном из своих последних стихотворений писал:
Не отвращай святого лика,
Свобода чистая, от нас!
Мы жили рабски, жили дико;
Не то же ль самое сейчас?..