«Я, Накагава Садао, бывший офицер, летчик-камикадзе японской армии. С 1941 года воевал на Филиппинских островах против США, с января 1945 года против Советского Союза на Сахалине, сбил 18 вражеских самолетов противника, был награжден государственными наградами Японии. В августе 1945-го был пленен советскими солдатами, освобожден в 1949 году. После освобождения остался жить в Советском Союзе. Мне 85 лет, в Японии я не был более 60 лет. Я не отношу себя к «героям» в ратном понимании слова. Но выстоять годы в нечеловеческих испытаниях за колючей проволокой в советских лагерях для военнопленных, сберечь человеческое достоинство и верность родине — даже мне, выжившему летчику-камикадзе, представляется пределом возможного…»
Это письмо 85-летний житель поселка Южный в Ики-Бурульском районе Калмыкии отправил в организацию «Военные мемориалы», которая занимается обустройством кладбищ и поиском родных немцев, венгров, японцев — союзников Германии во время Второй мировой войны, погибших на территории России. Еситеру вспомнил имена всех своих родственников — отца, матери, трех братьев и трех сестер, живших до войны в японском городе Ямагата. И попросил найти их и дать ему возможность побывать на родине. Ответ не скоро, но пришел…
ЯПОНЕЦ ИЗ ЮЖНОГО
Он появился в Южном 33 года назад, когда у поселка еще и названия не было. Приехал строить Чограйское водохранилище, прельстившись не столько деньгами, сколько рыбалкой: сазан, судак, белый амур… Контракт был на два года, за время которых бывшая животноводческая ферма получила статус поселка и имя собственное — Южный. И когда контракт кончился, дядя Саша попросил прописать его в поселке. Тут и выяснилось, что на самом деле его зовут Еситеру Накагава и он «чуть ли не самурай». Новость, как водится, первое время обсуждалась на селе бурно, а потом все успокоились: мужик как мужик.
Накагава остался в Южном. Оброс друзьями из числа рыбаков Калмыкии и Ставропольского края. Последние до сих пор стараются выкроить время так, чтобы посидеть с Накагавой у ночного костра и за тройной ухой под русскую водку заглянуть в прошлое немногословного и оттого загадочного японца.
«Дядя Саша, а ты помнишь?..» Он помнит. В памяти остались отрывки из жизни ребенком в Токио, переезд на остров Хоккайдо, потом на Южный Сахалин. Вот он, тот мостик, что соединил два южных полюса его жизни: там, на Южном Сахалине, осталась его юность, здесь, в калмыцком поселке Южный, он встретил свою старость.
Там у него была большая семья: папа Кисадо, мама Мие, семеро детей и еще семь приемных. Хлеба хватало на всех, потому что у отца был большой табун лошадей и свой магазин. Потом началась война, и второй из сыновей Накагава в 1940 году отправился выполнять долг перед родиной.
— Дядя Саша, ты был летчиком? Дядя Саша, а правда, что ты сделал харакири? — простодушные рыбаки лезут в душу Еситеру, ничуть не церемонясь.
— Был, — скупо роняет Накагава. — Было…
— И остался жив?!
— Терентьев Олег Павлович, военный хирург, любого вытащит с того света! — В голосе Накагавы слышится сначала восхищение искусством русского хирурга, а следом глухое сожаление: — Не надо было…
— Почему?
— Честь. Достоинство.
Солдат императора, боевой летчик, он пытался сделать то, что в то время было единственно верным для японца, приученного не отступать и не сдаваться: проститься с жизнью в связи с невозможностью дальше исполнять свой долг. На счастье, русский медсанбат оказался рядом, а в медсанбате — Терентьев Олег Павлович, у которого был свой долг — вытаскивать людей с того света даже вопреки их земным желаниям. Тогда, 60 лет назад, Терентьев Накагаву победил.
— Дядя Саша, а ты носил на голове повязку камикадзе? А правда, что камикадзе все дозволялось: взять любой товар бесплатно, любить понравившуюся девушку?
— Нет. Мы не могли. Честь и достоинство.
— Дядя Саша, а почему тебя звали Садао, когда ты — Еситеру?
— Служил на Филиппинах. Перебросили на Южный Сахалин. Плен. Я не знал русского, переводчиком был кореец, который толком японского не понимал. Вот и получилось: Садао, 1926 года рождения. Потом переправили: Еситеру Накагава, 1922 года. А на самом деле я 1919 года рождения…
ЖИЗНЬ И ПАМЯТЬ
Свою память Накагава крепко хранил ото всех. Страшный шрам на теле от неудачной попытки исполнить долг чести от людей не скрыть, а вот память — совсем другое дело. Он ничего не забыл за все эти годы, но решил открыться, точнее, открыть себя только в 2001-м.
Тогда он написал письмо с просьбой позволить ему на склоне лет взглянуть на родину, которую не видел почти всю свою жизнь. Пожалел ли потом об этом — не говорит. Хотя сетует, что процедура оказалась неожиданно долгой — сначала российская, потом японская. Вопросы, на которые ему приходилось отвечать, хоть и звучали корректно, но все равно напоминали допросы. Почему не депортировался в 1949-м, почему в 1953-м принял советское гражданство?..
Его первая «советская» семья осталась в Узбекистане. В 1953-м, когда пленных японцев депортировали на родину, Еситеру отказался возвращаться, не хотел оставлять жену, беременную их первенцем — Алексеем. В 1956-м родилась дочь Галя. Как они сейчас, где? У каждого давно своя жизнь, в том числе и у Накагавы.
Ответ пришел через четыре года. «Нашего дядю Сашу японцы увозят» — весть эта с быстротой молнии облетела всю Калмыкию и перекинулась в соседний Ставропольский край. Маленький, в две комнаты домишко в поселке Южный стал местом паломничества: сюда наезжают японские дипломаты, повидаться «на дорожку» наведываются знакомые и друзья, вызывая печаль в глазах Любы, жены Еситеру.
— Люба, ты отпустишь его домой? — по-свойски любопытствуют односельчане.
— На родину же зовут, а это святое, — вздыхает Люба. — Тяжко будет. Плачу вот. Но он если что решил — не поспоришь.
Они прожили вместе 19 лет. Еситеру помог Любе поднять на ноги четверых детей.
— Галя и Иван сразу назвали меня папой. — Этим и запомнился Накагаве его первый день в новой семье.
Гонцы из Элисты прибыли в Южный в конце ноября: «Вас ждут в Японии в декабре. Уже и машину нашли».
— Зачем мне машина? — ответил дядя Саша. — Зачем колеса, когда все кости ноют? Умру по дороге, выкинут. А тут… хоть похоронят как человека.
Последние четыре года, похоже, оказались для Накагавы слишком долгими, почти вечностью. Он очень болен, и ему просто трудно ждать. Согревает только одно: ему сказали, что в Японии его ждут сестры. Есть память — есть жизнь.
КАМИКАДЗЕ
Два иероглифа, составляющих это слово, переводятся как «божественный ветер»
ВЫСШИЙ ПРОМЫСЕЛ
«Божественный ветер» прочно обосновался в Японии в XIII веке. Именно тогда тайфуны дважды спасали японцев от нашествия внука Чингиcхана - Хубилая
ХАТИМАКИ
Головная повязка «хатимаки» всегда помогала самураю в бою. А камикадзе - в бою последнем