«Любэ» к своему 15-летнему юбилею прошло классический путь от хулиганства до патриотизма. Новейший агит-поп, в отличие от советского, собирается уже из готовых деталей: военных песен прошлых лет и советской эстрады 60-х. На этой неделе группа отпразднует свой юбилей концертами в Питере и Москве
СЛУЖЕБНЫЙ ТАРАН
Из чего сделаны «Любэ»
|
П уть, пройденный «Любэ» за 15 лет существования, представляется классическим «пацанским». То есть вполне вписывающимся в мировую систему взросления мужчины: от хулиганских, почти неприличных частушек-задирашек («Отдавай-ка землицу Алясочку, отдавай-ка родимую взад!») до кондового, практически узаконенного государством патриотического стандарта «песни о Родине». Если учесть, что все эти 15 лет «Любэ» взрослело и мужало одновременно с новой Россией, эта трансформация является свидетельством в пользу психического здоровья страны.
Парадокс, но без хулиганов не бывает государственности. Основатель государства Израиль Бен-Гурион в сороковые годы писал, что одних музыкантов и шахматистов Израилю мало; без своих воров, проституток и хулиганов государства не построишь.
Дворовая этика (а равно и эстетика) проста и груба до неприличия, но в ней есть два-три постулата, без которых до сих пор не стоит ни одно государство в мире: нельзя быть трусом, предателем, враг есть враг, война есть война, какой бы век на дворе ни стоял — ХVIII или XXI. Подавляющее большинство населения в любой стране — это всегда именно ребята «c нашего двора» (название одной из программных песен «Любэ»). Потому что из двора уходят в бизнес, политику, институты. С нашего же двора часто уходят прямиком в вечность.
«Ребята с нашего двора» — это и есть основная доля слушателей, поклонников «Любэ» в России. Те, кто в прежние времена служил пушечным мясом истории, и они же проходили в мировой истории под гордым названием «русского солдата, спасающего мир» от коричневой или какой другой чумы. Поэтому очень показательно, что «Любэ» начинало с воспевания дворовых ценностей, а теперь обращается уже ко всей «Расее» (так называется их юбилейная программа).
Ход с конем
Когда слушаешь «Любэ», возникает стойкое ощущение, что эти слова и интонации ты где-то слышал, но по отдельности, а теперь их собрали вместе. Композитор Игорь Матвиенко, поэты Александр Шаганов и Михаил Андреев в основу бренда «Любэ» положили две традиции: советская эстрада 60-х и советская военная песня 40 — 60-х гг. Так, общая позитивная идея раннего «Любэ» взята у исполнителей в стиле «е-е-е», например, из хита 60-х: «Человек идет и улыбается — значит, человеку хорошо! Хорошо! Хорошо-о-о!» — только без эстетских ужимок и голливудской улыбки. (С таким настроением написаны все эти «Улочки московские» и ранние «пацанские» хиты «Любэ».)
Герой Расторгуева улыбается как бы внутри, про себя, более сдержанно. И он улыбается не днем (это удел беззаботной девушки), а вечером, ближе к ночи, после тяжелого труда. Наконец, он улыбается тихо, и именно в этом его сила.
«Выйду ночью в поле с конем, Ночкой темной тихо пойдем» («Конь»). По отдельности — набор штампов («золотая рожь», «кудрявый лен», «ночкой темной тихо пойдем» (будто бы можно идти громко), но все вместе действует сногсшибательно, потому что в сознании слушателя сразу всплывает узнаваемый всеми архетип — былинный богатырь на коне.
«Если вдуматься, тексты «Любэ», написанные Александром Шагановым, — абстрактные, стилизованные под народную традицию, — говорит этнограф Дмитрий Батагов. — Например: «Будет добрым год-хлебород, всяко было, всяко пройдет». Сама песня про времена нелегкие и даже лихие. Это читается в подтексте, и по смыслу здесь напрашивается слово «лихо». Но автор сознательно избегает упоминать осудительное слово «лихо», что, мол, все плохо, предпочитая нейтральное «всяко». Такой прием — замены прямого осуждения, снижения трагического накала — напоминает язык житий русских святых. В этом смысле они в какой-то степени продолжатели житийного жанра, архаической народной мантры». Узнаваемой фишкой в текстах «Любэ» являются также уменьшительные суффиксы: «улочки», «переулочки», «полустаночки» вызывают эффект сказочности, мифологизации пространства.
Туманы и волны на службе у государства
«Военные» тексты и музыка «Любэ» вторичны, но вторичны по отношению к традиции песен о войне, которая у нас в стране заглохла где-то в конце 80-х (примерно на песне из телефильма «Батальоны просят огня» в исполнении Николая Караченцова). Лучшие военные песни «Любэ» по-хорошему «собраны», написаны по мотивам былых хитов, которые засели в подсознании у массового слушателя.
Классический пример такой «сборки» — песня «Там за туманами»: «Шепчутся волны, и вздыхают, и зовут. Но не поймут они, чудные, не поймут. Там за туманами, вечными, пьяными (...) Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт. Верит и ждет земля родных своих ребят...» Эта песня — слепок со знаменитой военной песни «Прощайте, скалистые горы» («А волны и стонут, и плачут. И бьются о борт корабля. Остался в далеком тумане Рыбачий — родимая наша земля»). Разница только в том, что в «оригинальной песне» корабли уходят от родных берегов, а в песне «Любэ» — возвращаются. Однако же откуда взялся туман?
Можно предположить, что этот рефрен, в свою очередь, навеян еще одним пронзительным хитом военных лет, песней летчиков дальней авиации, которую так отлично реанимировал в 80-е годы Егор Летов: «Туман, туман, окутал землю вновь. Далеко, далеко, за туманами любовь. Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны. Мы не все вернемся из полета» («Туман». Музыка — А. Колкер, слова — К. Рыжов).
Однако «Любэ» ассоциируется с патриотизмом не потому, что они поют о войне (конкретно военных песен в репертуаре «Любэ» не более двадцати), а потому, что основной меседж их песен обращен к другому, а не к себе. Кто еще из наших групп или исполнителей в последние годы спел со сцены во всеуслышание: «Давай за них, давай за нас»? Все больше «я», в крайней случае — «ты». Ты-цветы. Или вообще нечто безличностное. Нет, ну понятно, живем в эпоху постмодернизма. А Николай Расторгуев таких слов поганых не знает, поэтому вдруг и стал более актуален, чем прочие. Потому что его хватает еще на кого-то, кроме себя.
|
Благодаря своей популярности в самых разных средах «Любэ» сегодня выполняет роль соединительного моста между «низкой» и «высокой» культурой. Группа дает уникальную возможность искусствоведам мониторировать «архаичное народное сознание», а народу, в свою очередь, напоминает о культурных границах, которые переходить нельзя: людей надо любить, Родину нужно защищать. На роль такого моста первоначально претендовала российская рок-музыка, однако уже к середине 90-х она отстранилась от острых вопросов («хотим заниматься любовью, а не войной», группа «Чиж&С°») и скомпрометировала себя участием в политике.
Тут сработал закон рынка: освободившееся место неизменно занимается другим игроком. В результате ниша «гражданской ответственности» целиком досталась «Любэ». Единственная рок-группа, которая также претендовала на эту роль, — «ДДТ» — грандиозно проиграла «Любэ» еще в середине 90-х годов. Причина — устаревшая эстетическая программа «ДДТ». Группа предлагала слушателю, как и прежде, любоваться героем-лузером — неприкаянным искателем чуда, борющимся то с собой, то с попсой, в то время как «Любэ» предложило более широкую, позитивную и продуктивную программу: «русский человек прекрасен в своей простоте, бороться нужно не с выдуманными, а с реальными врагами Отечества».
«Почему «Любэ» не звучит на «Нашем радио»? — вспоминает экс-гендиректор «Нашего радио» Михаил Козырев. — Это был самый частый вопрос, на который мне приходилось отвечать во время работы. Для меня было, наверное, наибольшим откровением и неожиданностью то, что во время опроса фокус-групп наша аудитория однозначно относила «Любэ» к исполнителям вроде «ЧайФа» или Шевчука. «Любэ» — это такая искусная стилизация под русскую гитарную публицистику, что множество людей уже не видит разницы между Расторгуевым и тем же Шевчуком. Расторгуев создал образ, которому веришь беспрекословно».
В связи с чем возникает вопрос: а кто же придумал этот образ? Личность композитора и продюсера Игоря Матвиенко, которому принадлежит сама идея «Любэ», до недавнего времени обидно игнорировалась СМИ.
«Он точный прогнозист и тонкий психолог, — отмечает музыкальный критик Владимир Полупанов. — В конце 80-х, когда, с одной стороны, начал спадать ажиотаж на русский рок (хотя большинству казалось, что все наоборот), а, с другой, на сцене начинала царствовать подростковая и женская эстрада вроде «Ласкового мая» и «Миража», он очень точно вычислил пустовавшую на тот момент нишу «музыки с яйцами». И тогда Матвиенко — вместе с вокалистом Николаем Расторгуевым и поэтом-песенником Александром Шагановым — создал на эстраде образ русского мачо. На фоне, грубо говоря, Киркорова Расторгуев смотрелся простовато, но очень убедительно. Матвиенко никогда не лукавил, прямо заявляя, что хочет писать шлягеры. Поэтому музыка «Любэ» с самого начала была таким коктейлем: здесь было поровну и рок-драйва, и шансонной доверительности, и запоминающихся попсовых ритмов».
Назад, к электричкам
Матвиенко — настоящий серый кардинал российской поп-музыки: пока «известные» продюсеры в течение десяти лет ели крабов и запивали их белым вином под бдительным светом телевизионных софитов, Матвиенко зорко следил за рынком: я не удивлюсь, если он, переодевшись в серое, регулярно садился в электричку Москва — Петушки и слушал «музыку нового быта» — разговоры, песни, монологи простых людей. Затем все это трансформировалось в музыку, настроение, идею «Любэ», которая к концу 90-х несколько модифицировалась и звучала так: «Тянет к людям простым». Матвиенко — марафонец шоу-бизнеса: в отличие от прочих продюсеров-спринтеров, он привык к забегам на длинные дистанции. Он — продюсер групп-долгожителей, это очень редкая специальность.
«Он — такой наш Брайан Эпстайн (продюсер The Beatles. — Авт.), — продолжает Владимир Полупанов. — Он и расчетливый, но в то же время и сохранивший какую-то потрясающую непосредственность. Ему на днях исполнилось 45 лет, но в сущности он так и остался мальчишкой. Недавно с восторгом рассказывал мне, что научился кататься на сноуборде. Он никогда не напивается, он жесткий управленец и прагматик (в отличие, кстати, от Расторгуева и ребят из «Любэ»), но одновременно глубоко верующий человек. Даже супруга его не похожа на всех этих продюсерских жен, безвкусно упакованных в Dolce&Gabbana. Они живут тихой, гармоничной, очень уютной жизнью».
Высокая трава народная молва
Сейчас, впрочем, ситуация изменилась, и, пожалуй, впервые за 15 лет существования группа становится прямой заложницей политического пиара. То есть начинает в открытую «играть за власть».
«Сегодня наметилась опасная тенденция, — считает Владимир Полупанов. — В клипе на последнюю песню «Любэ» «По высокой траве» вместе с Расторгуевым снимаются офицеры спецподразделения «Альфа» — это уже чистый перебор, полный прогиб под официальную версию патриотизма. Это может сыграть с «Любэ» плохую шутку, как доигрался в свое время русский рок».
Если раньше группа «Любэ» ассоциировалась с абстрактной властью, государственностью и народностью, сейчас эта народность все чаще начинает получать конкретные фамилии и специальности. Но те, кто думает, что таким образом оказывает Расторгуеву и Матвиенко большую услугу, заблуждаются: близость музыки к какой угодно власти всегда заканчивалась потерей аудитории.
Джон Леннон, лидер The Beatles, также подлинно народной группы, помнится, как-то вернул британской королеве свой орден — в знак протеста против агрессии во Вьетнаме. Именно такие ходы переводят народные группы в разряд легендарных, а никак не наоборот.
|
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ
В материале использованы фотографии: Сергея ВЕЛИЧКИНА/ИТАР-ТАСС, Александра ИЗОТОВА, Анны МАКАРЕВИЧ