ГДЕ ГИТЛЕР?

Этим вопросом следователи НКВД доводили до тихого помешательства попавших в советский плен немцев — свидетелей смерти фюрера, которого в материалах дела они по инерции называли «потерпевшим»

ГДЕ ГИТЛЕР?

Один из самых загадочных в истории Второй мировой войны — сюжет о том, как сотрудники НКВД (с весны 1946 года — МВД) спустя девять месяцев после капитуляции Германии искали живого Гитлера.

Следственная бригада дела под названием «Миф» получила беспрецедентное задание — вести изучение всех обстоятельств так, словно смерть фюрера не признанный факт, а лишь одна из возможных версий.

Материалы секретного расследования, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации, в 1993-м неожиданно, как случалось в те годы, рассекретили. С тех пор их видели многие исследователи. Но только один, заместитель директора Государственного архива РФ Владимир КОЗЛОВ, подготовил на их основе книгу. Никто из писавших о «Мифе» не работал с материалами расследования больше пяти дней, а это шесть томов по 250 страниц. Владимир Козлов посвятил им более полугода. Хотя автор назвал свою работу «Где Гитлер?», интересовал его вовсе не сам главный нацист, а люди, его искавшие

Вы же изучали не только само дело?

— Я прочел все, что написано по этой теме и у нас, и на Западе, и фактически провел собственное расследование. Этим сюжетом очень серьезно занимались многие. Лев Безыменский даже дал название своей книге — «Операция «Миф». Неправильное, кстати, название. Спецоперация и расследование — не одно и то же. На самом деле это было расследование уголовного дела, главного фигуранта которого время от времени даже называли «потерпевшим».

К этому расследованию привлекли нашего самого крупного на тот момент судебно-медицинского эксперта профессора Семеновского, который работал на Московский уголовный розыск.

«Миф» стал вторым расследованием обстоятельств смерти Гитлера, а первое в мае 1945-го произвело Главное управление контрразведки Смерш Наркомата обороны, созданное в 1943 году под началом Виктора Абакумова. Результаты первого были сомнительны?

— Первое расследование действительно проводили подчиненные Абакумова. Имперскую канцелярию — последнее убежище фюрера — наши войска заняли 2 мая 1945 года. В тот же день в саду рейхсканцелярии смершевцы нашли трупы мужчины и женщины, в которых немцы опознали Геббельса и его жену Магду, а в одном из помещений бункера нашли их отравленных детей. 5 мая группа солдат и офицеров из отдела контрразведки Смерша 79-го стрелкового корпуса обнаружила около личного бомбоубежища Гитлера в воронке от бомбы еще два обгоревших трупа, мужской и женский. Свидетели рассказывали о самоубийстве в бункере фюрера и Евы Браун и попытках уничтожения трупов. Была создана комиссия, проведены судебно-медицинская экспертиза и вскрытие найденных тел «предположительно Гитлера и его жены». Но они сильно обгорели и опознать их без дополнительных данных было невозможно.

И тогда, как вы пишете, группа контрразведчиков под руководством полковника Горбушина стала колесить по Берлину, и им удалось найти Кете Хойзерман, ассистентку личного дантиста фюрера. С ее помощью были обнаружены рентгеновские снимки, записи о лечении зубов и изготовлении зубных протезов для верхушки рейха. Она же уверенно опознала золотые зубные мосты Гитлера и Браун. В общем, смершевцы неплохо сработали — нашли трупы, опознали их. Но доложили об этом в Москву не они, а конкурирующая спецслужба?

— Работу всех спецслужб в Германии координировал в то время Иван Серов. Формально он и должен был информировать о результатах расследования свое начальство — руководителя НКВД Берия. И когда Берия с Серовым поняли, что Абакумов хочет их обогнать, Серов отобрал у Смерша все документы расследования. 16 июня 1945 года они попали к Сталину от Берия. А позже выяснилось, что в них есть прорехи и нестыковки.

Сталина обвиняли в том, что, зная об установленном факте смерти Гитлера, он не информировал об этом союзников ни в мае 1945-го, ни позже. Плел интриги, вел свою большую игру?

— Главное, что меня увлекло в этой теме, — это как раз то, как возникают исторические мифы. Сталин и в самом деле официально не информировал союзников о находке и опознании трупа Гитлера. Но, повторяю, — материалы расследования пришли к нему только 16 июня. А месяц спустя, 16 июля, накануне открытия конференции в Потсдаме, как вспоминал Черчилль, русские сопровождающие провели его к бомбоубежищу Гитлера. Он утверждал, что видел комнату, в которой фюрер и его любовница совершили самоубийство, место, где было похоронено его тело, и выслушал рассказ о разыгравшихся финальных событиях. Если Сталин собирался блефовать по поводу исчезновения Гитлера, пустил бы он тогда союзного лидера в бункер?

К тому же высшее руководство стран-союзниц тоже официально не информировало о результатах своих «поисков фюрера». У англичан об этом сообщал, например, руководивший расследованием Тревор-Ропер. Материалы американского расследования были переданы советской разведке 31 октября. Английского — 1 ноября. Причем советская сторона дополнительно запросила у союзников еще, например, сведений о летчице Ганне Рейч, которой удалось улететь из Берлина (без Гитлера), и получила материалы. Естественно, возник вопрос, что союзники хотели бы ознакомиться и с нашим расследованием. Они предложили обсудить вопрос об обстоятельствах смерти Гитлера на заседании Союзного комитета по разведке. Серов телеграфировал об этом Берия. Тот не возражал, подготовил документ, побывал с ним у Молотова. Меркулов, в то время нарком госбезопасности, тоже не был против. А потом на бумаге появилась секретарская пометка «т. Абакумов — возражает и сказал, что по этому вопросу будет докладывать Вам лично».

О чем он доложил Берия, неизвестно?

— Возможно, посоветовал не рисковать накануне Нюрнбергского процесса. Имени Гитлера не было в списке нацистских преступников, то есть все согласились, что он уже мертв. Представим, что к началу процесса выясняется: в документах, которые мы показываем союзникам, есть неувязки. Например, майская судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу: «на значительно измененном огнем теле видимых признаков тяжелых смертельных повреждений или заболеваний не обнаружено» (при том, что часть черепа у трупа, как известно, отсутствовала), «смерть наступила в результате отравления цианистыми соединениями». Между тем все свидетели, взятые в плен и советскими войсками, и союзниками, твердили о том, что Гитлер застрелился. Что касается Евы Браун, то свидетели утверждали — никаких ран на ее теле не было. Но почему тогда на нем обнаружили осколочные ранения? Когда стали разбираться, это все и всплыло.

Напомню, что результаты расследования попали к Сталину из рук Берия, то есть он тоже нес за них ответственность. Видимо, после разговора с Абаумовым он не захотел дразнить «хозяина» и ставить вопрос о передаче союзникам документов. В итоге информацию о запросе англичан и американцев Сталин от Берия так и не получил — об этом свидетельствует каталог документов секретариата НКВД (МВД) СССР «Особая папка Сталина».

А команду начать новое расследование обстоятельств исчезновения главного нациста дал Берия?

— Он его инициировал. Но вскоре стал заместителем председателя СНК, а наркомом внутренних дел назначили Круглова. Он-то и дал непосредственное указание о начале «Мифа». Хотя загорелся идеей поисков фюрера, только когда к нему на стол в начале 1946 года попало сообщение из Берлина, от Серова. О том, что в городе Барнау обнаружили некоего Густава Велера. Этот человек, простой кровельщик, был очень похож на фюрера, одно время от него даже требовали постричься и сбрить усы, а когда он отказался, замучили вызовами в гестапо так, что он пытался отравиться.

О двойниках Гитлера следователи дела «Миф» пристрастно расспрашивали свидетелей: камердинера фюрера Гейнца Линге, его личного пилота Ганса Баура, телефониста рейхсканцелярии Рохуса Миша... Судя по опубликованным вами протоколам их допросов и докладам «наседок», следивших за сокамерниками, НКВД использовал традиционные методы.

— Следователи жали на свидетелей как могли. Но дело в том, что на вопрос: «Где Гитлер?», которым следователи доводили немцев до полного изнеможения, требовался конкретный ответ. Обычная схема работы НКВД — фабрикация дел, тут не подходила. Ну подпишут свидетели показания: «Я участвовал в организации побега Гитлера», и что дальше? От тебя же начальство и потребует его найти.

В итоге ни о двойниках Гитлера, ни о версиях его бегства то ли в Аргентину, то ли в Испанию, то ли на самолете, то ли на подводной лодке, то ли на яхте ничего накопать не удалось. А что удалось?

— Всем расследованием, так же, как и работой группы, командированной весной 1946 года в Берлин, руководил подполковник Клаусен. Ему удалось собрать вещественные доказательства, еще остававшиеся в бункере рейхсканцелярии — обивку с ручки дивана, на котором были найдены тела потерпевших, соскобы крови с предметов и стен (их затем изучили в московской лаборатории). В Берлин были доставлены пленные немцы, ставшие участниками следственного эксперимента у бункера. Когда место, где смершевцы обнаружили два трупа, 30 мая 1946 года было заново разрыто, были найдены два частично обуглившихся куска черепа. Профессор Семеновский сделал заключение, что обнаруженные куски черепа с выходным пулевым отверстием, возможно, отпали от трупа, изъятого из ямы 5 мая 1945 года. (Эту находку тоже привезли в Москву, и сегодня она хранится в ГА РФ.)

Вот только само тело, к тому моменту перезахороненное уже в третий раз на территории военного городка в Магдебурге, где располагался отдел контрразведки Смерш 3-й ударной армии, следствию не выдали. Да об этом и не просили — это уже особенности отношений между советскими спецслужбами.

Как так — комиссия Клаусена не просила выдать ей трупы?

— Просила. Замминистра внутренних дел СССР Серов подписал план действий для группы, выезжающей в Берлин. В нем третьим пунктом значились эксгумация и судебно-медицинское перевскрытие трупов Гитлера и Евы Браун. Однако в Магдебурге начальником управления Смерша генерал-лейтенантом Зелениным в распоряжение комиссии трупы предоставлены не были. В общем, люди прибыли в Германию, чтобы провести расследование, обращаются с просьбой выдать тело, а тело им не выдают. Они обращаются к своему руководству, звонят в Москву , а руководство загадочно молчит.

Не захотели обострять отношений с могущественным руководителем Смерша? Но почему команду об эксгумации не дал сам Сталин?

— Я считаю, что он о втором расследовании вообще не знал.

Вы серьезно говорите?

— Вообще-то я считаю этот вывод самым главным, поскольку на ложном утверждении, что Сталин знал о втором расследовании исчезновения Гитлера, основано немало мифов и предположений. Но если бы он его санкционировал, весь ход событий был бы иным. Вы скажете: как это Сталин мог не знать? Мы представляем себе тоталитарный режим просто — диктатор должен знать все. Но этот режим так не функционирует, тем более в русском варианте.

Получается, за каждым эпизодом дела «Миф» стоит соперничество спецслужб? А как вы думаете, зачем трупы в 1970-м по предложению Андропова конспиративно уничтожили «путем сожжения»? Ведь не было уже ни Абакумова, ни Берия...

— Остались служба, честь мундира, корпоративная солидарность.

И ни у кого не возникло мысли провести новую экспертизу останков и наконец установить истину?

— Наша бюрократия — и тогда, при Сталине, и позже, да и сегодня, при Путине, — подобными «мелочами» не интересуется. К тому же в 70-м это был еще животрепещущий политический вопрос.

А часть черепа, попавшую в ГА РФ с материалами дела «Миф», не было желания «опознать»?

— Генетическая экспертиза? Опознание погибших, которых ищут родственники, — вот действительно важное дело. Но в любом случае для такой экспертизы нужно политическое решение.

Вам как историку не хочется понять, что это за «экспонат»?

— По-моему, сегодня нужно понимать совсем другое — природу российской бюрократии, а заодно и сталинского режима, как и вообще нашей государственности в ХХ веке. Именно так и именно в таком порядке.

Вы хотите сказать, что и вся эта возня с трупом Гитлера, и разборки между силовиками...

— ...поучительны только с этой точки зрения.

Как допрашивали свидетелей

«На подследственных обрушилась такая мощная атака, против которой никто из них, уже просидевших в плену девять месяцев, устоять бы не смог. Беспрерывно в течение почти двух недель заключенных подвергали ночным допросам без разрешения спать днем. Миша избивали — из него выколачивали правду о телефонных переговорах, отказываясь принять объяснение о специальном кодирующем устройстве, не позволявшем телефонистам прослушивать разговоры бункера. Остальных подвергали моральному террору...

Давление постоянно усиливалось. Сначала перевели на солдатский паек и запретили спать днем. После первой недели допросов, 25 февраля, подследственных обыскали, отобрали военные мундиры и переодели в тюремную одежду, демонстративно подчеркнув тем самым изменение статуса (не военнопленные, а подследственные, преступники). На следующий день новый удар — фактическое лишение медицинской помощи (особенно тяжело это отразилось на Бауре, у которого в первые дни плена была ампутирована нога и рана плохо заживала)...

Вернувшись в камеру, Баур рассказал, что его встретили словами: «Вы просили вас вызвать, итак, что произошло с Гитлером?» — «Гитлер умер», — ответил Баур. «Вы ведь не так глупы. Скажите правду. Мы вас посадим в одиночку и будем бить». — «Если вы меня и насмерть убьете, я ничего другого сказать не могу. А кроме того, меня уже избивали»...

Самому Бауру новые допросы поначалу показались переливанием из пустого в порожнее. Свое недоумение он излил соседу по камере, сообщавшему: «Человек, с которым Баур простился, был сам Гитлер, последнее время это был сутулый старик, с дрожащими руками, с больным глазом, с отвисающей щекой, волочивший одну ногу. Только идиот может утверждать, что перед ним был двойник...»

Но в конце концов даже Баур засомневался. «Его, — сообщал внутрикамерный агент, — впервые серьезно занимает вопрос о том, что он прощался не с самим Гитлером и что был ли этот человек сожжен. Он спрашивает себя, могли ли его подменить? Его озадачивает мысль, что ему, такому доверенному лицу, каким он был у Гитлера, могли не доверять до конца. Эта мысль его оскорбляет (...) Баур говорит: если бы Гитлер улетел, то обязательно со мной. За все время только один раз он доверился другому (...) До сих пор у Баура никаких сомнений не было, а сейчас эта уверенность исчезла, и он полон сомнений».

Наталья ДАВЫДОВА