ГАРСОН ЛЕНА

Репортеры и авторы «Огонька» в серии «Полет в профессию» испытали на себе, каково быть хоккеистом, перегонщиком автомобилей, впереди — рассказ о дальнобойщиках. А это очерк о том, как журналистка и переводчик стала официанткой в московском клубе

ГАРСОН ЛЕНА

Я просыпаюсь, смотрю на часы — шесть вечера. Сначала я не чувствую ничего, потом понимаю, что у меня есть ноги. Ноги, которые вдруг решили превратиться в пароходные трубы и потому гудят как ненормальные. Постепенно мозг начинает работать и генерирует следующую фразу: «Нам три лингвини с морепродуктами, двойная порция, и один ржавый гвоздь. Да, все три по две. Три двойные. По две порции три раза». Ну вроде жива и даже мыслю и чувствую, а это уже хорошо, потому что ровно двадцать четыре часа и сорок минут, нон-стоп, я проработала официанткой. Я попала в мир, который находится по другую сторону от обычного, к которому мы все привыкли. Туда, где ты не пьешь вечером в клубе, а смотришь, как пьют другие, не ешь, а, говоря словами нашего бармена, «помогаешь покушать»... Бреду к зеркалу и вижу примерную копию с полотна Пикассо «Любительница абсента»: голубоватый тон кожи, темные круги под глазами, размазанная тушь. От одежды пахнет сигаретами и алкоголем, а на вороте футболки висит скошенная набок табличка, где большими черными буквами написано «Лена» (и так я ехала в метро?). Лена — это, собственно, я и есть. А начать все нужно так: в шесть утра местная мисс Марпл, по-нашему баба Маша, подсматривающая за прохожими из-за занавески окна первого этажа, удивленно поднимает брови. Это она видит меня, выползающую прямо под дождь и убегающую бодрой трусцой в туманную даль. Даль имеет очертания парка у Донского монастыря, где я совершаю свою утреннюю пробежку. По возвращении я тщательно крашусь и одеваюсь в заранее выглаженную одежду: черные брюки и красную футболку. Пью крепкий кофе, запивая его пустырником, и съедаю дольку ананаса — больше в меня ничего не лезет от волнения. Я еще ни разу не работала официанткой, но зато читала книгу официантки со стажем Деборы Гинзберг Waiting, привезенную когда-то из Штатов. Из книжки вспоминаются одни только ужасы вроде статистики о приставаниях посетителей, разбитых бокалах с вином, за которые необходимо платить, и зубных флоссах с зубочистками, которые нужно убирать со столов руками не поморщившись. Плюс двадцать капель валерьянки, и на выход. По дороге до нужной станции я развлекаюсь тем, что пытаюсь мысленно перечислить все профессии, в которых себя пробовал писатель Куприн: репортер, управляющий на постройке дома, разводчик табака «махорки-серебрянки» в Волынской губернии, служащий технической конторы, псаломщик. Выступал на сцене, изучал зубоврачебное дело, хотел постричься в монахи, работал по разгрузке арбузов. Я хоть и репортер, да к тому же успела поработать помощником повара, выпускающим редактором в женском журнале, но я далеко не Куприн. Печальную очевидность этого факта приходится компенсировать сознанием того, что официанткой ему побывать не удалось-таки.

Когда я захожу внутрь, навстречу мне испуганно крадется заспанного вида девушка в красной футболке и черных брюках. Она подходит ближе, и я понимаю, что это мое собственное отражение: огромное зеркало установлено напротив лестницы, по которой нужно спуститься вниз.

Внутри играет музыка Кустурицы и сидит грустный охранник, который явно не прочь послушать «Виа Гру» (лейтмотив охранника: «Достала меня уже, Лен, эта музыка, хоть бы ночью ее выключали»).

Обстановка клуба, созданная модным дизайнером, напоминает что-то среднее между советской столовой и общественной баней: лампы покрыты синей дерюгой, окна замазаны белой краской, столы выложены керамической плиткой. В VIP-зале стоит чугунная ванна, а в ней — полосатый матрас, на котором можно поспать (в ванне действительно отсыпается наш повар Артур после своей трудовой смены).

Пока я стажер. Это значит, что я работаю без зарплаты и мне поручают делать то, за что никогда не возьмется ни один разумный официант с опытом. Например, ходить по залам и убирать пепельницы со столов, таскать грязную посуду. Чаевые за это не дают, само собой, так что получается нечто вроде volunteer service.

Но я полна энергии и желания сделать все как надо. Тем более утро, и народу совсем немного. Вернее, пока вообще никого нет, и я протираю столы, чищу ложки и вилки и убираю из вазочек подвядшие и поломанные васильки (слова менеджера: «Ну сама понимаешь, посетители за ночь цветочки выдергивают, обламывают, местами меняют, некрасиво становится»).

9.30 — 13.00

Первый мой посетитель похож на Верлена из фильма «Полное затмение»: томный лысоватый мужчина средних лет. Он заказывает эспрессо и сырники со сметаной и при этом говорит очень тихо, проникновенно и глядя в глаза. Я ровно ничего не слышу и переспрашиваю: «Простите, что?» Чтобы во второй раз не упустить драгоценный заказ, я наклоняюсь к Верлену так близко, что чувствую себя драг-дилером из Гарлема, обсуждающим с поставщиком свои грязные тайны.

Реплика утра:

— Пожалуй, мне еще один эспрессо (мой первый посетитель после шестой чашечки).

Я бегу к стейшн — столику с компьютером и зловещей программой r-keeper, и два раздраженных менеджера и одна усталая официантка объясняют мне, куда нужно нажать, чтобы на кухне вылез чек с моим заказом. Я делаю вид, что все поняла, но в душу закрадывается тоска: «Проводишь карточкой вот здесь. Блин, она заедает. Еще раз проводишь. Нет, нужно резко, она сломана. Потом вводишь номер стола — номер стола смотришь вот по этому плану, потом количество гостей, «ввод», смотришь, что он заказал (это у нас в разделе завтрак), потом нажимаешь «модификации», находишь в них сметану, нажимаешь «ввод», потом смотришь, где кнопка «бар» или сразу отдельную кнопку «кофе». Эспрессо можно искать стрелкой, но лучше смотришь, какой у него номер, вводишь номер и «ввод», а какой эспрессо, маленький или двойной, молоко нужно или нет, девочка, это нужно узнавать, ты что творишь! Потом вводишь «эскейп», еще раз «ввод», ну вот и все!»

13.00 — 16.00

Аниса — официантка со стажем. Она из тех, кто не просто подрабатывает таким способом, а по-настоящему работает и зарабатывает на жизнь.

Худая крашеная блондинка с зеленоватым лицом, Аниса имеет вид человека, который страдает хроническим недосыпом, что, в общем-то, совпадает с истинным положением дел. Ее любимая тема разговора о том, как она все хочет уйти с работы, но никак не может, в результате чего безостановочно «пашет» по трое-четверо суток. Причина этому вовсе не фатум, как кажется из ее слов («Ну никак не могу уйти»), а желание побольше заработать. Она бегает по двум работам: после клуба едет в кофейню, что за несколько станций отсюда. Аниса учит меня правильно заворачивать в салфетки приборы: двойные — вилка и нож, тройные — куда добавляется ложка, и отдельно ложки. В ответ я слежу за залом, пока она уходит покурить и поспать на стуле в коридоре у кухни. Хотя время ланча, народу в клубе мало — суббота.

Постепенно людей прибавляется. Мне дают столик, за которым сидят три девушки. Они долго выбирают и заказывают все самое необычное: семгу в соусе шампань, жареный палтус, из напитков — чайник «Екатерины Второй», глинтвейн (который я частично проливаю на стойку бара, за что удостаиваюсь гневного взора от бармена) и махито, а на десерт — клубнику-фламбэ, мороженое с фруктами и пирожное «Хижина».

Неожиданно я осознаю, что радость официанту могут доставить не только чаевые: барышни появление каждого блюда встречают искренним восторгом. Я начинаю хорошо понимать тех парней, которые любят девушек, кушающих много, и нервничают при виде своих хрупких возлюбленных, уныло жующих за ужином листик какой-нибудь руколы.

Реплики дня:

— Ну захотелось мне, я и поела, а она сидит и комментирует: ты и это доела, и косточки выбрала, и соусом полила! Сейчас вот еще и пирожное закажу (девушка — своей подруге после съеденной порции жареной картошки с рыбой, салата «Цезарь» и жюльена с грибами).

— Этот кошелек мне Новоженов подарил. Прямо свой вытащил и тут же отдал (девушка в майке с надписью, вышитой блестками, — подруге, вдвоем рассматривают большой черный кошелек).

— Твой вигвам готов (повар — мне, после того как я долгое время удивленно на него взираю, указывает на пирожное «Хижина»).

16.15

Батарейка может сесть даже у тех, кто полон энергии, как это и случилось со мной.

За один из «моих» столиков пришла семья — папа, мама и сын. Мама с розой в руках, видно, что у них праздник.

Я подхожу, и мы необычайно мило беседуем. Рассказываю, что такое клубника-фламбэ (спасибо девушкам), советую заказать чай-тоффи, как один из самых вкусных (секрет в том, что я его не пробовала, но учуяла его роскошный карамельный запах, когда Анисин посетитель заказывал его еще утром). Семья улыбается и делает большой заказ. Долго сидит и уходит, не спросив сдачи. В ожидании щедрых чаевых я отдаю счет и деньги бармену Антону (в его обязанности входит работа с кассой). И Антон мне говорит: «Тут недостача 45 рублей. Твой столик недоплатил, иди догоняй».

Мне кажется, что это какой-то кошмарный сон и дело не столько в деньгах. Просто приходит ощущение того, что тебя предали.

Официант Алан (он приступил к своей смене недавно) меня успокаивает: «Знаешь, это все ерунда. Бывает, попадешь и на полторы тысячи. Приходят богатые люди, хорошо одетые и выглядят прилично, а потом просто не платят по счету. Но у этих, наверное, просто не хватило денег». Алан может с одного взгляда распознать посетителя: оставит ли чаевые, будет придираться или нет. Я смотрю на сиротливо пустеющий столик и замечаю на нем оставленную розу. Думаю, ее «забыли» не случайно. Вспоминаю, что когда семья уходила, ее члены как-то очень тихо шли к выходу. Почему-то мне кажется, что не только у меня сегодня испорчен вечер.

18.00

Алан — восточный мальчик с красивыми темными глазами и улыбкой, по которой ясно, что чаевые ему оставляют неплохие, особенно девушки. «Теткам я всегда советую брать махито», — рассказывает Алан. «А я слышала, что девушки любят пить граппу — она жиры расщепляет». — «Да уж, хорошая вещь — знаешь, сколько она стоит?»

С напитками дело обстоит непросто. А точнее — это сплошная катастрофа. Сложности подстерегают тебя с самого начала — когда ты принимаешь заказ. Посетитель хочет знать, какое вот это вино, сухое или полусладкое, белое или красное, разливное из коробки или из бутылки, и можно ли заказать бутылку или же заказать бокал, но чтобы налили прямо из бутылки при нем. Потом он желает, чтобы в бокале плавал кусочек льда, или ему принесли стакан со льдом отдельно, или покрошили лед в выпивку. Меня спрашивают, какое лучше вино — французское или итальянское, и какой состав этого вот коктейля, и можно ли смешать мартини с апельсиновым соком, а водку с вишневым. В результате, посоветовав итальянское вино, вместо него я приношу французское, пока я несу вино с кусочком льда, лед тает, и получается вино безо льда но разбавленное водой, красное «Дон Баржело» я путаю с белым «Дон Баржело», а водку и вишневый сок посетители смешивают сами, пролив изрядную долю того и другого на стол.

Ближе к двенадцати качество переходит в количество: заказы становятся однообразнее, но повторяются чаще и в большем объеме. Вот столик с тремя американцами — две девушки и один парень, его волосы тщательно уложены гелем по вертикали, а на носу разместились стильные квадратные очки. Сначала парень заказывает один вишневый сок для девушки, кофе для другой девушки и для себя стакан перцовой водки. Через некоторое время — три водки на троих. Потом еще по три водки, а потом еще раз по три.

Выпивка проявляет все самое сокровенное в человеке, и вскоре американские гости демонстрируют качество, присущее любому американцу, попросту говоря, жадность: сначала они поедают пирожное, которое за их столиком оставил один из хозяев кафе. Потом, увидев полупустую бутылку водки на покинутом столике, они переползают за него, и, когда я хочу убрать бутылку, парень говорит: «Нет, пожалуйста, оставьте ее нам». Потом я вижу, как к столику подплывает менеджер и объясняет, что бутылка оплачена и сейчас она ее заберет. Я не могу вынести вид искренне страдающего жителя Штатов и бегу пробивать следующий заказ.

4.00

Когда я меняю грязную пепельницу на чистую, один из мужчин за столиком говорит: «Ну вот, в эту мы не попадем» (она меньшего размера). Я молча ухожу и приношу большую. Меняю. «Да я же пошутил». — «Я тоже».

Понимаю, что понимаю уже мало чего. Левая рука, на которой ношу поднос, превратилась в первоклассную вешалку для шляп. В голове очень пусто и накурено. Пью стакан горячей воды. В какой-то момент отключаюсь и не слышу, что мне заказывают.

Пытаюсь запомнить заказ, забыв блокнот. Твержу заказ про себя, но когда дохожу до r-keepera, просто смотрю на него, и мысли рождаются обрывочные и незначительные, все не к месту, не те, что надо. Я памятник, а рядом уже толпа менеджеров и официантов ждет своей очереди. Может, их и не толпа, а три человека, но мне уже все равно. Я устала.

Утро: 5 — 7 часов

Полупустой зал. Только четыре человека сидят в курилке. Трое из них — мужчины — играют в карты и едят свои три двойных лингвини, пьют ржавый гвоздь и водку, а девушка спит, свернувшись калачиком. Когда я сообщаю об их заказе повару, он впадает в тихий транс. Я предлагаю готовить порцию в тазике. Тарелки выношу по одной — ровно столько их помещается на подносе. Порции, достойные Пантагрюэля. Они просят гитару.

Они курят трубки.

Они начинают говорить со мной по-английски. Я, стараясь оправдать десять лет английской школы, три года романо-германской филологии в университете и жизнь в Америке, отвечаю тем же. Они переходят на русский и смотрят подозрительно. Повар идет спать в ванну. Менеджер прикорнула на диванчике, бармен — за стойкой. Приходит утро, но солнца в подвале не видно. Просто гасят лишние лампы, и становится темнее.

9.00

Пришел человек позавтракать. Заказал омлет, чай и сырники. Улыбнулся. И я поняла, что наступил новый день. Я рыбка в этом аквариуме, и к парню я подплываю, сжимая чайник в плавниках и выпуская в потолок пузырьки воздуха. Он что-то пишет в блокноте. Может быть, историю, где будет место и мне. А я напишу свою, и там-то точно будет местечко для него — парня с голубыми глазами и утренней улыбкой. На улице светит солнышко, и я иду домой. Мне навстречу шагают два дворника в оранжевых жилетках и говорят по-французски. Когда они подходят поближе, я разбираю знакомые незамысловатые реплики про родственников и собак, и понимаю, что, видимо, мне нужно отдохнуть. Дома меня ждет стакан горячего чаю и сестра, которая сгорает от любопытства. Скоро я все ей расскажу, но сначала — спать...

Елена РОДИНА