ГОВОРИТ И ПОКАЗЫВАЕТ

Мы пристально следим за судьбой живого гения современности — художника Никаса Сафронова. Читатель вместе с нами отслеживал судьбы многочисленных жен и любовниц художника, интересовался, для чего Никас хранит на полке череп бабушки, и с тревогой следил за тем, кто купит портрет Путина, который на картине вышел даже красивее настоящего. Однако с тех пор в жизни гения образовалось много новых событий. Он стал объектом преступных посягательств, обеспечил всех родственников квартирами, написал книгу и решил рассказать людям, как стать известным...

ГОВОРИТ И ПОКАЗЫВАЕТ

Первое, что видишь, приходя в гости к Никасу, это огромная — в две стены — выставка. Но не его картин, а его фотографий со знаменитостями. Раньше их было заметно меньше. Со времен нашей последней встречи число знаменитостей сильно возросло. Никас и Джуди Фостер. Никас и Николсон. Никас и Де Ниро. Никас и Ришар. Никас и Михалков. Никас и Горбачев. Никас и Аслан Масхадов. Никас и Клинтон. Никас и Папа Римский. Никас и Софи Лорен. Никас и Ален Делон. Никас и Дайана Росс. Никас и Эрик Робертс. Никас и Тэтчер. Никас и Мадонна. Никас с Путиным и Бушем-младшим.

— Господи! Да есть ли кто, с кем ты не знаком, Никас?!

— Нет. Я всех, кого надо, знаю.

— А где это ты с двумя президентами умудрился сняться?

— В Мариинке. С Бушем мы давно знакомы, еще до его президентства. Нас Чак Норрис познакомил на балу в Детройте. И когда мы с Путиным в Мариинке беседовали, как раз подошел Буш. Буш меня увидел, обрадовался, закричал жене: «Лора! Это же Никас, который нас рисовал!» Путин удивился: «Вы что, знакомы?» — «Да, — отвечаю, — еще по Америке». И когда Буш подошел, Путин сказал, показывая на меня: «Наш лучший художник!»

Я говорю: «Владимир Владимирович, можно фотографию сделать с вами?» Достаю свою «мыльницу». Буш с радостью согласился, тут же подзывает к себе какого-то мужика из своих, просит его снять нас. Тот сделал несколько кадров. А чуть позже стою это я с Черномырдиным и говорю: «Виктор Степанович! Только что нас троих бушевский охранник снял на мою «мыльницу». А он мне: «Какой охранник! Это же госсекретарь Америки Колин Пауэлл!»

А когда я разговаривал с женой Путина, предложил ей: «Давайте я ваш портрет нарисую». Она воскликнула: «Да вы же абстракционист!» — «Да вы что! Я реалист! Вам недоброжелатели неверно докладывают».

ОБИДЕТЬ ХУДОЖНИКА МОЖЕТ КАЖДЫЙ

— Слушай, а ты, когда берешь заказ, назначаешь цену сразу?

— У меня были ошибки, когда я не обговаривал конкретной суммы, полагая, что богатый человек должен понимать: Никас — дорогой художник, и сумма будет соответствующей. Но потом нарывался на непонимание. Вообще, я заметил, что, чем богаче люди, тем они бывают жаднее.

— Ну вот, скажем, Алиев тебе сколько за свой портрет заплатил?

— Нисколько! Просто «мерседес» подарил. Но мне «мерседес» не нужен был, я взял деньгами и купил на них «рендж-ровер». Понимаешь, поскольку я работаю обычно один, мне самому бывает без посредников неудобно просить у людей деньги за работу до выполнения ее. Это должен делать директор. Но с директорами мне не везет. У меня была такая директор, Анна. Она взяла у людей сорок пять тысяч долларов на альбом моих картин. И двадцать тысяч из них тут же потратила — шубу себе купила, машину... И сбежала. Поменяла телефоны, адреса. Я не стал ее преследовать, хотя мог бы. Так что доверять большие деньги директорам я теперь опасаюсь... А главное, эта Анна, когда появилась на моем горизонте, сказала, что бесплатно работать будет. Многие предлагают мне поработать на меня бесплатно, а потом все это выходит мне боком.

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Надо платить людям нормальную зарплату.

— Все равно украдут! Так еще и на зарплату потрачусь. Не могут люди удержаться. Если есть возможность безнаказанно своровать, человек не удержится. У меня была секретарша, которая сбежала без денег, правда, но со всеми моими записными книжками. И устроилась работать к журналисту-писателю Феликсу Медведеву. У того сразу дела пошли хорошо, а где-то через год он мне говорит: «Никас, у тебя работала женщина, помнишь? Так она меня сейчас шантажирует!» — «А что ж ты мне не сказал, что ее взял?! Я бы предупредил, что она нечиста на руку!» — «Так она просила не говорить тебе, что я ее взял! А теперь мне угрожает... С ней было так удобно работать. Я только подумаю о каком-нибудь министре — она мне, раз, его телефон! Я только подумаю о каком-нибудь актере — она мне, раз, его телефон!» Я говорю: «Так это мои записные книжки!»

— Да, не везет тебе что-то с бабами.

— Да мне и с мужиками не везет. Несколько лет назад ко мне в Ульяновске (это моя родина) прицепился некий Гайсин. Сказал, что будет мне бесплатно помогать, потому что ему все равно скучно, а я такой великий художник. Ну, хорошо. Через какое-то время он договорился с местным ликероводочным заводом о том, чтобы выпустить водку «Сафронов». Я попросил директора завода, чтобы он за использование моего имени дал денег местному музею. Через год встречаюсь с музейными работниками, и выясняется, что денег они не получали. Оказывается, этот Гайсин все деньги прикарманил.

Потом была история с пивом. Предлагают мне назвать пиво «Никас». Я соглашаюсь. После чего выясняется, что этот Гайсин вывез три вагона пива «Никас». Денег не вернул. Директор завода на меня обиделся. Я спрашиваю: «Зачем ты ему пиво-то отгрузил?» — «Ну как, он же твой человек!» — «Да мало ли кто от меня приходит! Ты позвони, спроси. Может, вчера он у меня работал, а сегодня в тюрьме сидит...» Вот такой жулик! Короче говоря, Гайсину я с той поры запретил представляться от моего имени. А через некоторое время он появился в Москве и предложил мне помочь продать мою квартиру. Я согласился.

— Ты как ребенок!

— Я просто человек незлопамятный. А у меня есть комната в коммуналке неприватизированная, где я прописан. Гайсин предложил мне помочь либо продать ее или, наоборот, докупить еще одну комнату с тем, чтобы потом поменять эти две отдельные комнаты на квартиру. Взял у меня ключ, чтобы показать мою комнату клиентам, а сам пошел в соседний дом, сделал копию с ключа, а оригинал мне вернул. После чего преспокойно поселился в моей коммуналке. Неделю там жил, потом вывез оттуда весь мой архив, в том числе детский, семь коробок разного добра и сбежал обратно в Ульяновск. А до этого еще взял с меня две тысячи долларов в качестве задатка, сказав, что отдаст их хозяевам комнаты, которую хотел докупить. Не отдал, конечно.

В Ульяновске этот Гайсин нашел художника, который начал делать копии моих картин, а сам тем временем изготовил поддельные документы о том, что он мое доверенное лицо, которому я якобы поручил продать эти картины — изготовил поддельные печати, мои подписи подделал... Потом Гайсин с подельником вернулись в Москву, сняли тут офис. И вместо двадцати-тридцати тысяч долларов стали продавать мои картины всего по две-три тысячи. Но, поскольку копии были очень плохие, люди стали сомневаться и возвращать ему фальшивки — они сравнивали купленное полотно с репродукцией в моем альбоме и без труда находили различия. Тогда Гайсин сменил тактику и стал выдавать за подлинники... типографские репродукции моих картин, сделанные в натуральную величину. Они с подельником клали на типографский оттиск прозрачную замазку, которая создает фактуру объемной краски, облекали в рамку и продавали. И продали моих «подлинников» на сто тысяч с лишним долларов! Этим занимались и жена Гайсина, и его четырехлетний ребенок, и тесть. В общем, семейный подряд жуликов...

— Слушай, по Гайсину этому тюрьма давно плачет!

— Да. Я написал на него заявление. Его задержали один раз, потом отпустили под подписку о невыезде, но он опять сбежал в Ульяновск. Теперь ходит там по местным газетам и рассказывает журналистам, что якобы это я, Никас Сафронов, заставлял его подделывать картины Никаса Сафронова. В общем, бред какой-то... А поскольку в Ульяновске Сафронов гораздо известнее Ленина, некоторые газеты его бредни с радостью опубликовали. Вместе с моими фотографиями, которые Гайсин украл из моей комнаты. Он ведь всем там рассказал, будто я ему свой архив продал за сто тридцать пять тысяч рублей. Я построил в Ульяновске часовню за тридцать тысяч долларов, построил храм и памятник Аркадию Пластову за десятки тысяч долларов. И я продам этому негодяю свой архив за сто тридцать пять тысяч рублей?!. Чушь... Как в такое можно поверить?

Я сейчас книгу написал про свою жизнь. Помнишь, когда мы встретились с тобой несколько лет назад, ты сказал: «Никас! Напиши книгу о своей жизни. Это будет настоящая бомба!» Я послушался твоего совета и написал. Скоро выйдет.

ТАЛАНТ ХУДОЖНИКА

— Насколько я понимаю, модный художник нуждается в раскрутке, как любой известный человек.

— Конечно! Вот немцы. У них было мало художников-классиков — Кранах да Дюрер. Они решили, что великая нация должна иметь больше. Поискали, нашли в местечке Грюнвальд Макса Эрнста, раскрутили, и он вошел в двадцатку лучших художников мира. Так и бывает. Без раскрутки даже гений потеряется.

В Москве около трехсот пятидесяти тысяч художников. И каждый год училища добавляют еще около десяти тысяч. Чтобы не стоять на улице и не малевать за червонец портреты прохожих, мало уметь рисовать. Вопрос: как, имея талант, зарабатывать не на Арбате по червонцу, а в мастерской по тридцать, пятьдесят или сто тысяч?

Можно раскрутиться за счет больших денег или богатого папы. В современном мире, мне кажется, мало просто хорошо рисовать, надо не ограничиваться одним стилем. Если ты чего-то делать не умеешь, пролетаешь мимо денег.

Вот, скажем, кубизм. Это несложная техника для хорошего художника. Так разминался Альбрехт Дюрер. Тут главное — знать последовательность цветов, чтобы выпуклое и вогнутое выделялись. Легкая работа. Хотя и на нее находятся любители. По нескольким моим картинам в Голландии сделали ковры и дали мне за каждый по две тысячи долларов только за то, что использовали мои картины!

Когда жил на Западе, я продавал сюрреализм, он там пользовался успехом. Я тосковал, мучился без знания языка, мне было неуютно там жить... Но деньги идут — и слава богу! А когда я переехал в Москву — стал писать портреты. Не сразу, правда. Потому что в Москве тоже одно время был моден сюр. А потом покупатели чухнули, что, кроме моды, нужно что-нибудь для души — стали заказывать портреты.

Но помимо ремесла нужно еще быть художником. Что такое искусство? Искусство — это умение зацепить зрителя. Свою «Четырехглазую» я писал полчаса. Но она цепляет. А портрет на заказ пишу полтора месяца. Когда клиент говорит мне: «Хочу вот так и вот так, чтоб как у Шишкина, а в углу огурец». Пожалуйста, не вопрос, получи Шишкина с огурцом... Ремесло и искусство — разные вещи. Вот Шилов больше ремесленник. Хороший, правда, ремесленник.

— А Глазунов?

— Он уже более художник. У него есть находки, которые людей интригуют. Но он чересчур увлекается коллажами... Этим двум больше повезло, они раскручивались еще при коммунистах за счет того, что рисовали партийных бонз. Я же продаюсь не только за счет того, что умею хорошо рисовать, но и из-за своей известности — обо мне пишет пресса, вот выпущу скоро книгу. Нельзя, чтобы о тебе забывали! Стоит чуть-чуть исчезнуть, и тут же канешь в Лету! Вот «На-На». Год они болтались в Америке, и за это время про них тут все забыли.

ТВОРЧЕСКИЕ НЕУДАЧИ

— Летом читаю в «Известиях» интервью с Березовским. Борис Абрамович рассказывает, чего он не успел сделать, живя в России. И в числе прочего: жалею, говорит, что не заказал портрет Никасу Сафронову. Прекрасно! Недавно встречаю Березовского в Лондоне на экономическом форуме и спрашиваю, правда ли то, что я прочел в «Известиях». Он отвечает, что это чистая правда и что он про это говорил не только в «Известиях». Дает мне свой телефон: «Позвони мне завтра».

И там же, на форуме, какой-то журналист из «Коммерсанта», увидев меня с Березовским, спросил: «Он что, портрет тебе хочет заказать?» — «Ну, в принципе да», — отвечаю. На следующий день выходит заметка в газете. Там написано: Никас утверждает, что Березовский заказал ему портрет, а вот мы созвонились с Березовским, и он заявил: «Никакого портрета я Никасу не заказывал, это Никас хочет рисовать меня, а я пока думаю».

Во какой! Он со всеми так поступает.

РОДСТВЕННИКИ ХУДОЖНИКА

— Я помню, у тебя на старой квартире стоял на полочке череп твоей прабабушки. Где он?

— Здесь где-то. В соседней комнате. Я вообще люблю родственников. Вон видишь, Толя пришел. (В этот момент через открытую дверь я вижу, как в прихожей появляется некая патлатая низкорослая личность в джинсах, возраста далеко за средний. — А.Н.) Оля! Оля! Проводите Толю на кухню, накормите салом!..

— Кто это?

— Родственник. Мой двоюродный брат. Десять лет, бедный, живет за мой счет, ни хрена не делает, в последнее время, правда, стал учиться на художника. А когда не учился, пил. Я сам учил его, думал, он будет помогать мне хотя бы. Раньше иногда давал ему какую-нибудь работу небольшую, обычно оформительскую. Говорю: «Это очень важно, надо срочно, через два дня». Он отвечает: «Да я сегодня вечером сделаю!» Проходит две недели. «Сделал?» — спрашиваю. «Нет, но делаю!» Проходит полгода. «Сделал?» — «Делаю, делаю...» — «Отдай исходники, паразит, я сам сделаю!» Приезжаю к нему, в ответ он баррикадируется и не пускает меня... Потом я примирился с этим, понял: ну вот такой он человек, и его никак не изменишь.

— А тебе не кажется, что на тебе все ездят? Ножки свесили и погоняют...

— Но это же мои родственники. Я растрогался и всем своим родственникам квартиры купил. Так теперь они ссорятся и предъявляют мне претензии: «А почему у этого евроремонт, а у меня нет?! А почему у него телевизор большой, а у меня маленький, я тоже хочу большой!..» И я ему покупаю большой. Теперь у этого два телевизора, большой и маленький, а у того один большой, и он уже обижается...

— Скоро тебя бить начнут... А почему бы не послать их всех..?

— Они пропадут без меня.

— Да пес с ними!

— Нет, я так не могу. Я на Толю, бывает, накричу, а потом мучусь, первым звоню извиняться. Мне даже мой шофер хамит! Друзья спрашивают: «У него что, на тебя компромат?» Я не понимаю: «Почему компромат?» — «А что ж он так с тобой разговаривает?..» Я его увольнял уже два раза. Но потом звонит его мама, плачет, говорит, что он пропадет, что его жена Наташа бросила... И я опять беру его на работу. Он обещает этого больше не делать, проходит время — и все повторяется, опять хамит. Простой водитель, получающий четыреста долларов и ездящий на моей машине.

Моя сестра сейчас чинит себе зубы за полторы штуки долларов — пломбы, кариес... Да я на себя никогда в жизни таких денег не потрачу! А ей даю... Нет, родственники точно пропадут без меня. Не дай бог, со мной что случится...

— Слушай, у тебя большие проблемы. Не сходить ли тебе к психоаналитику? Гипертрофированная ответственность. Это лечится.

— Вот еще случай: мужик в Ульяновске повесился, когда у него родился шестой ребенок, видно, понял, что не сможет их всех прокормить. И я взял на себя ответственность за его семью. Я им даю, немного, правда, тысячу рублей в месяц, но для них и это деньги, там учитель получает девятьсот.

— Грех не воспользоваться такой клинической добротой... Подари мне картину, Никас!

— Да пожалуйста! Я тебе один из старых эскизов подарю. И альбом. Оля! Оля! Надпиши Александру альбом хорошими словами, я потом подпишу... Я человек мягкий, пойми. Когда мы с Мережко идем гулять и знакомимся с девушками, я ему всегда уступаю: ладно, говорю, бери себе получше, а я возьму постарше и пострашнее... Ой, слушай, мне же пора бежать к Мережке! Опять опаздываю на встречу, он всегда обижается на это...

P.S.

Моя жизнь теперь заполнена поисками подходящей рамки для картины работы Сафронова. Это непросто — нужна рамка 30 х40 см голубого цвета, обязательно со стеклом. Со стеклом, потому что произведение выполнено на листке бумаги, а голубая — чтобы гармонировала с картиной, которая написана синей шариковой ручкой. Кто-нибудь видел в продаже?

Александр НИКОНОВ