ЧТО ГРЕХОМ СЧИТАТЬ?
Больно видеть учителю, как пытливый и резвый ребенок становится год от года замкнутее, если воспитывается в религиозной семье. А что будет с ним после выпуска? Собрались мы в учительской. Решили узнать, почему батюшка запрещает школьникам читать книги, журналы, смотреть телевизор, в общем, получать информацию об окружающем мире. Возле церкви мы встретили родителей с детьми. Спрашиваем: «Почему дети такие бледные, почему не гуляют во дворе?» — «Вот здесь их двор, — говорит глава семьи, — а там, за оградой, воры и бандиты».
Священник на проповеди говорит, что Бог отвернулся от людей, но через покорность, терпение и мучение все-таки можно попасть в лучший мир. Потом мы его спросили: «Почему надо избегать всякой информации? Надо же знать детям, что происходит в мире». — «Это мусор. Зачем? Ведь и так известно: люди рождаются, живут в похоти и жадности и умирают», — был ответ. Одна бабуля шепнула: «Вы осторожнее, у них есть проклятье слов». Дожили... Священник должен найти доброе слово каждому, а тут устрашение.
Могут ли дети воспротивиться, отстаивая свое человеческое достоинство? Одна из нас побывала в доме мальчишки, с отцом которого мы встретились в церкви. В комнате около двадцати икон, ребенок при учителе осмелел, а мать ему говорит: «Ты хотел к дедушке на выходные, теперь на месяц наказан». Наша ученица обратилась в комитет по защите прав детей — два месяца не ходила в школу, говорят, болела. Что дети считают грехом? Ответ ученика: у меня три греха — опоздал на урок, не выучил урок, не пообедал. Девчушка считает грехом, если она не стерла с доски.
Что такое воскресные школы или преподавание детям основ веры?! Священники и без того выбирают наиболее истово верующих мамаш, окучивают их детей и устраивают эти самые воскресные школы, готовят детей не к этой жизни, а загробной, увлекают идеей мученичества во имя веры — Бог отвернулся от людей, Бог на них обиделся... Истинная православная религия не должна допускать такое, за доведение доброй идеи до фанатизма надо судить. Нечестно использовать неокрепшую психику ребенка.
Мы встречались с учителями из других городов и республик, убедились, что у них такие же проблемы. Религия — дело тонкое, и есть, конечно, умные священники, но ведь есть и такие, как у нас. Мое одно письмо мало чего даст. Надо подключить Думу, Жириновского, он сильный, журналистов, это общенациональная проблема.
О. АСТАФЬЕВА
Тирасполь, Молдавия
ГОВОРИТЕ ЗА СЕБЯ
Я заранее предвижу упреки: мол, Виктор Ерофеев — писатель, он имеет право на творческое осмысление алкоголизма в России. Но, прочтя его статью «Русский бог», не могу не высказаться против ТАКОГО осмысления.
«Захлебнуться в собственной блевотине — любимое занятие населения». Какими реальными данными — социологическими? — вы располагаете, г-н Ерофеев? Заявить можно что угодно, но если захлебываться в блевотине — единственное занятие, которое вы допускаете для «населения», то это ваши проблемы. Я тоже могу сказать типа: «Со снобизмом и злобой высасывать из пальца подходящие образы русского народа — любимое занятие постсоветской интеллигенции». Но ведь среди постсоветской интеллигенции много и приличных людей, зачем же я буду порочить их всех таким голословным, хотя и очень похожим на правду утверждением?
Недельные запои, семейные катастрофы, убийства и самоубийства — это не порывы русской души, это — последствия алкоголизма, от которых, смею вас уверить, не меньше, чем Россия, страдают США, Франция, Германия... Да и исламский мир совершенно не случайно следует религиозному запрету на употребление алкоголя. И в русских деревнях до начала периода массового бегства в город, до объявления войны свободному крестьянству пьянства не было! Сельский труд, если это не колхозное раздолбайство, вообще делает пьянство невозможным! А пьяницы если и были, то изгоями валялись под черемухой, а дети их несчастные бегали по деревне голодными. Водка — это не «русский бог», как вы себе красиво придумали, а бог тех, кто, как сказал ваш товарищ, ведет «подлую жизнь в далеком от совершенства государстве». Что касается государства, то оно всегда несовершенно, а подлую жизнь каждый сам волен выбрать или отвергнуть. Так делайте же свой выбор и говорите за себя.
Александра РОЖКОВА
нарколог, Санкт-Петербург
МЕНЯ ТОЖЕ ГОНДУРАС БЕСПОКОИТ
Заинтересовала меня статья «2 черепахи к каждому столу!» Ко мне трудно отнести определение «советский человек». Но запросто можно сказать, что я — «рожденная в СССР». И меня тоже беспокоит Гондурас. Со всеми зачатками еще советского пыла (я родилась в апреле 1985-го) я действительно хотела помочь этой стране. Я прекрасно понимаю наивность затеи. Но, так или иначе, я решила написать письмо по электронной почте на адрес газеты «Гондурас на этой неделе». Я хотела установить тонкой ниточкой контакт с Гондурасом, протянуть свои тонкие пальчики помощи этому государству. Может, меня кто-то не поймет, но от таких мыслей у меня теплело внутри. Я написала: это правда, что когда мы говорим «Гондурас», то улыбаемся, но это не значит, что мы не любим и не уважаем вашу страну, у нас просто есть такой веселый анекдот. И что меня интересует ситуация в Гондурасе и мне симпатична Мария Луиза Борджа. Мне просто захотелось быть там, где меня быть не может, — в Гондурасе... В конце концов я хотела, чтобы мое письмо опубликовали в этой самой гондурасской газете! Даже несмотря на всю абсурдность письма и скудные познания в английском, я все равно этого хотела. Это нельзя назвать советской поддержкой развивающимся странам. Это скорее банальный космополитизм. Но в этом и есть Я — человек своего времени.
Юлия КОЛУШЕВА
студентка, Пятигорск
ПОСТАВЬТЕ МЕНЯ ЧЕТВЕРТОЙ
Уважаемые господа! Пишет вам самая настоящая, по вашему разумению, доносчица. Меня отличает от американок из статьи «...Истоки американского благочестия» (беру вторую часть названия) разве что возраст, мне 36 лет. Пожалуй, есть еще отличие: стучу я не на госуровне и даже не на уровне корпораций, компаний, фирм и т. д., а на «подъездном», что ли. От слова «подъезд». Пример. Когда молодчики РНЕ были в силе, они арендовали (или купили) подвал в нашем доме. Что такое РНЕ, вы знаете. Вот представьте. Человек семь-восемь лет так от 17 до 25, военной выправки, стриженные чуть ли не наголо, затаскивают с утра до ночи какие-то ящики в подвал. Что было в них — форма ли, оружие, — не знаю, не видела, а вот литературы всякого рода, вплоть до «Майн кампф», прокламаций, было навалом. Конечно, мы знали, что за команда такая у нас поселилась, конечно, все мы боялись... Участковому жаловались, не единожды наши мужики хотели им морды набить, однако те ребята здоровы были... Но когда мой десятилетний сын вскинул руку в стиле «хайль!», все во мне взбунтовалось — я написала в милицию, в газеты, в мэрию... Обстоятельный донос был, писала с юристом. К слову, газеты поместили короткую информацию типа: чернорубашечники размещаются в жилых домах. Все вкупе возымело действие. Второй раз я за руку привела участкового в квартиру соседа-садиста — тот избивал дочь.
Понимаете, доносительство, это как посмотреть: с «их» стороны — я стукачка, а с другой — я довела дело до конца. И мне бы не хотелось, чтобы путали ситуацию с 37-м годом, когда сосед доносил на соседа, и в результате люди гибли. Почувствуйте разницу — другая мораль.
А теперь о корпоративных интересах. Мне неожиданно и непонятно читать в «Огоньке», что во имя корпоративных интересов нужно покрывать противозаконные комбинации и махинации, мол, пусть за законом следят кому положено, а мы можем жить и работать без совести и чести и таким способом натягивать нос конкурентам: не обманешь — не продашь. Это мораль вороватого соотечественника, продемонстрированная вашими авторами. Но женщины с обложки «Тайма» ничего не выдумали, одна из них даже пыталась расширить дело, не вынося сор из избы. Кстати, в не столь давнем времени наши люди хорошо знали, что спорить с начальством — что справлять малую нужду против ветра. Их американки оказались готовы к подобному душу.
И последнее. Оппонирующий Д. Губин надеется, что частная собственность воспитает в нас заботу о ней, родимой, и привычку информировать кого следует о состоявшихся и возможных посягательствах на нее. Безусловно, своя рубашка ближе к телу. Но три американские женщины, пусть даже «неудовлетворенные», думали о чужих рубашках. Я готова стать четвертой.
Татьяна КУЗНЕЦОВА
менеджер, Москва
СТАЛИНГРАД! ПОБЕДА!
Так случилось, что попал ко мне в руки № 5 «Огонька» аж за 1953 год. Какие чувства я испытал... Ровно полвека минуло... Посвящен этот номер десятилетию победы в Сталинградской битве и открывается воспоминаниями В.И. Чуйкова, командовавшего 62-й армией Сталинградского фронта.
В эти дни мы отмечаем 60-летие Сталинградской битвы — одного из самых величайших сражений Великой Отечественной. Вот он, долгожданный перелом в войне! Открыт путь к Победе! Потери фашистских захватчиков в технике и живой силе были огромны, в плену оказались не только остатки окруженной армии, но и сам фельдмаршал Паулюс. Я был тогда мальчишкой и помню, как мы бегали по городским свалкам, куда свозились уничтоженные под городом немецкие танки и самолеты. Мы держались за штурвалы, мечтая оказаться на фронте рядом с отцами и старшими братьями. Видел я и военнопленных, их сборный пункт был около нашего двора, и мы глазели на настоящих фашистов. Измученные, оборванные, они твердили «Гитлер капут» и просили курева. Для них война закончилась, а в наши дома приходили похоронки, и все с надеждой смотрели на черные «тарелки», чтобы услышать обнадеживающий голос Левитана.
Мой отец вернулся, пройдя всю войну, начав ее с обороны Севастополя и закончив освобождением Чехословакии и Польши. А сколько погибло...
А.М. ПЕТРОСОВ
учитель, Венев Тульской области
САМАЯ ДОРОГАЯ ПАМЯТЬ
Мой отец был танкистом, воевал под Сталинградом, там и погиб. Как самую дорогую память об отце, о той страшной войне посылаю вам пожелтевшую от времени похоронку, в которой сказано, что сержант Василий Сутулов, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, погиб 13 декабря 1942 года. Погиб, значит, в самом начале Сталинградской битвы. Помню, как вошла почтальонша, как сказала матери: «Поплачь, Нюра». И все поняли. Как жили без отца? Что ж тут нового можно сказать. Так жила вся страна.
Увеличенный портрет отца висит на стене. Последняя память о нем. Ему 19 лет, служил срочную в кавалерии, буденновка, солдатская гимнастерка... Не верится, что это мой батя. А из-под Сталинграда ни одного снимка — не до того было. И еще одна осталась память — три ветлы, которые посадил отец, уходя на войну. Вот уже сорок лет, как я уехал из родной деревни, но отцовский край не забываю. Однако самое главное, в чем жив отец, — мои замечательные сыновья: один подполковник, второй майор. Я горжусь ими.
Александр СУТУЛОВ
подполковник в отставке, Ижевск, Удмуртия