«От души, но как попало» — главная формула родного искусства
СТРАШНАЯ ПРАВДА О РУССКОЙ ПЕСНЕ
Песни из нового альбома «Награ» флагманов русского этнорока группы «Иван Купала» третий месяц горячо ротируются на всех музыкальных телеканалах и крупнейших радиостанциях Москвы. Если первый альбом группы изрядно позабавил общественность экзотическими старушками, поющими в стиле эйсид-джаз, то второй ставит в тупик: а знаем ли мы вообще, что такое русская народная песня?..
— ...Ездить по деревням в поисках забытых песен уже почти бессмысленно, — говорит Алексей Иванов, один из участников группы. — На самом деле живых носителей российской песенной культуры даже в деревнях осталось минимум. Большинство песен мы находим в архивах, где сохранились записи этих самых метафорических старушек. Это материал, записанный в 70 — 80-х годах, когда старушки еще были живы, а советским студентам этнографических факультетов оплачивали экспедиции в глубинку. К тому же было уже довольно неплохое качество записи... Одна знакомая журналистка очень точно определила то, с чем мы имеем дело: мы работаем с фантомом — с тем, чего в принципе уже не существует в природе. Ныне живущих старушек-хранительниц культуры погубила цивилизация. Cтарушки живут телесериалами, а не древней культурой.
— В связи с русской народной песней существуют несколько мифов. Главный из них — о русском мелосе как о чем-то неторопливом и неповоротливом. Насколько это верно?
— Это зависит от конкретных областей, — вступает в разговор музыкант Денис Федоров. — Чем севернее, тем тоскливее, чем жарче климат, тем веселее, больше позитива. Нетрудно догадаться, чем это обусловлено. Более мелодичны песни в центральной части России (имеются в виду Белгородская, Тульская, Курская, Рязанская области) — тут развито многоголосие... Северные песни длинны и витиеваты, но строятся всего на двух-трех нотах. Они занудны и речитативны, и чем дальше на север, тем больше развито сольное пение или пение в унисон. Это Архангельская, Вологодская, Псковская области. А вот в Ленинградской или Новгородской областях песен вообще почти нет.
— Подкачала родина президента...
— Разделение традиций пения между областями очень существенно. Расстояние каких-то пять километров, а там уже совершенно другое. Небольшой лес когда-то служил достаточной границей для развития культуры. Вот Кингисепп и Нарва: их разделяет только река, а песни совершенно разные...
— Песня ведь отражает характер народа, да?.. А какой коллективный портрет русского человека, особенностей его характера вытекает из народных песен?
— Если взять инструментальное сопровождение песни, то бросается в глаза абсолютно раздолбайское отношение к предмету. Человек играет на ненастроенном инструменте, ему абсолютно по барабану, как это звучит. То есть русская песня — это, как правило, минутный порыв души. Пришло — ага, главное, проорать эту песню. А как это будет звучать — неважно. Небрежность.
— Зато от души, честно... Человек поет, когда не может не петь...
— Да. От души, но как попало. Такая русская формула искусства. Этот принцип в отношении к собственной культуре чувствуется везде, хотя песенная традиция идет аж с XII века.
— Какие темы самые популярные в народных песнях?
— Количество сюжетов ограничено, трансформируется в зависимости от областей. Девушка выходит замуж, и ей там плохо, в новом дому. Или ушел суженый на войну и не вернулся. Что характерно, в русских песнях почти нет абстрактных тем. У тех же грузин или на юге Украины, например, люди поют о звездах. Просто о том, какие звезды красивые. А в русских песнях — больше быта. Сюжеты в основном трагические. Есть вообще страшные. Вот один из них — о том, как глава семейства стоит в конюшне и размышляет: коня съели, еды не осталось, и надо либо убить детей, чтобы до весны с женой дотянуть, либо убить жену, чтобы спасти детей. Песня довольно длинная, северная. Заканчивается тем, что муж убивает жену. Потом заходит в избу, дети едят и спрашивают его: «Папа, а где мама?..» А он отвечает: вы, мол, ешьте, а мамку я вам новую найду.
— Охренеть можно. И это — русская песня?!!
— Русская, народная. Псевдуха, созданная в 20-е годы советской власти типа «Калинки-малинки», — эрзац, обман народа. Русской песне свойственно жестокое, натуралистическое описание сражений на поле битвы или с каким-нибудь Змеем Горынычем — кишки летят, кровища хлещет...
— Откуда вообще взялся этот Горыныч? Может, это образ или метафора какая?..
— Отнюдь. До последнего времени в деревнях были люди, которые утверждали, что видели Змея своими глазами. Восприимчивость мира раньше была более тонкой, чем сейчас, нечисть и людей разделяла очень тонкая перегородка. Доказательство — Горыныч и Баба-яга существуют во всех областях. Правда, Змея Горыныча большинство сельчан представляют не в виде летающей птички зеленого цвета с тремя головами, как мы привыкли, а в виде светящегося огненного шара. Таким он появляется в былинах и песнях. Этот шар прилетает с целью либо забрать к себе какую-то девушку, либо совокупиться с ней, чтобы она произвела на свет чудовище. Змей — совершенно конкретный персонаж, который обладает определенными свойствами. Чем старше песня, тем более реальным выступает этот персонаж. Образ Змея в виде дракона появился уже позже, и это, скорее всего, заимствование из западной культуры.
— Что общего между нашей и западной песенной культурой?
— Чем более примитивна культура, тем менее она разнообразна в музыкальном плане. У отсталых народов принято пение на одной ноте, музыка построена на имитации звуков природы или диких животных. Этим наши древние напевы, например, даже похожи на африканские. Это в принципе вообще общий кодекс мировой культуры. Некоторые наши плясовые песни больше похожи на поп-музыку, а некоторые баллады скорее тяготеют к року, к гитарному такому драйву...
— Ага, бабульки ваши, наверное, в обморок падают от этого драйва? Ярко выраженное синкопирование вообще, говорят, убивает славянскую песенную культуру...
— Это заблуждение. Правильные бабки из деревень к электронной музыке как раз относятся положительно, потому что рады, что сохранятся их песни. Если уж на то пошло, в русской плясовой тоже ритм отбивали ложками, ногами постукивали. К тому же бабушки сейчас слушают постоянно видики-телики... Опять же, когда слышишь в той же «Энигме» голоса этих бабушек, обидно: почему мы сами этого не делаем? Ведь у бабушек голоса особенные, они проявляются только к старости. Они не по заказу поют — они живут, проживают. Незаметно беседа переходит в пение... Русская застольная песня, например, постепенно накатывает, волнами — то один запоет, то другой подхватит... В отличие от тех же грузин, которые всегда поют слаженно, стройно. Грузины — эстеты во всем: у них культ еды, культ застолья. У нас же еда — что Бог послал. Пища в России очень простая — каша из репы. И песни такие же.
У нас несоизмеримо больше, чем у других народов, причитаний, плачей... Даже на свадьбе плач — неизменный атрибут: из трех дней полтора плачут. Радостные только плясовые и хороводные песни, но чистую радость русский человек не столько в песне привык выражать, сколько в кулачных боях или в водке, а тут уже не до песен. В самих же песнях действия очень мало. Они чем-то похожи на Цоя — знаете, они тоже такие созерцательные, отстраненные... Песни, которые к чему-то призывали бы — типа «Вставай, пошли!» — вообще не встречаются.
— Даже типа «Вставай, урожай поспел!» тоже нет?
— Есть, но в них мотивация другая в отличие от европейской. Если у них это звучит: «Вставай, а то не соберем урожай», то у нас: «Пошли собирать, иначе умрем».
— С матом хоть? Куда ж без него...
— Не факт. Вначале были только матерные частушки, песни возникли только в XIX веке. До Петра I мата в песнях вообще не было — что, кстати, опровергает мнение о сильном тюркском влиянии на русскую культуру. С приходом Петра I народные песни стали более авторскими, но и более попсовыми. Мат в русских песнях практически не имеет отрицательного значения — он нейтрален, не несет грубой энергии и не играет самостоятельной роли. В этом смысле он чем-то напоминает мат профессиональных сообществ или сексуальных меньшинств. И в том и в другом случае это всего лишь вспомогательное средство, средство усиления. Незаметный, негрубый такой.
— А как с сексом в русских песнях?
— Сексуальность присутствует, хоть и умело замаскированная. Если в какой-то песне поется про «лощину, заросшую ельничком», — это можно понять и так и эдак. Или вот песня «Ящер» из нашего нового альбома: «/Вот сидит Ящер/ Агу, агу/ Жениться хочет/ — веретено точит/...» Многие песни выполняют просительную функцию. Те же попытки задобрить духов или обращение к высшим силам с просьбой укрепить в брачную ночь. Гей-культура в русской песне отсутствует напрочь, а вот совокупление с животными иногда встречалось... Кстати, надо сказать, что подавляющее большинство русских песен женские, мужских почти нет либо они исполняются женщиной от лица мужчины. Мужские песни до нас почти не дошли из-за войн и уклада жизни.
— Не кажется ли вам, что все-таки на Запад нам нужно продавать именно этник — ничем другим их уже не удивишь?..
— Чистый этник никогда не будет популярен, как поп-стандарт. Но проблема даже не в этом: просто мы не умеем делать качественную музыку; у нас все лепят наспех, а на Западе на халяву очень острое чутье. Чтобы получить качество, нужно много времени — именно поэтому у нас альбом выходит раз в три, пять лет... Это дикий русский рынок вынуждает артиста выпускать альбом не реже одного раза в год, хотя это совершенно ненормальная ситуация.
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ