РУССКАЯ ШИШКА ХАРРИСОНА ФОРДА

«К-19» — советская подлодка, на борту которой в 1961 году произошла авария ядерного реактора. Экипаж сумел устранить угрозу ядерной катастрофы

РУССКАЯ ШИШКА ХАРРИСОНА ФОРДА

В начале октября в Москве состоится премьера американского фильма «К-19». Его показ на последнем Венецианском кинофестивале обнадежил многие российские киноумы — наконец-то американские коллеги разразились произведением, в котором русский человек не пьет шампанское из собственной обуви, не закусывает водку граненым стаканом и не пытается при помощи хитроумного лазера с космического спутника «Золотой глаз» поработить человеколюбивую американскую нацию.

О внезапно проснувшемся американском интересе к российской истории поведал исполнитель главной роли и по совместительству продюсер фильма небезызвестный Харрисон Форд.

— До того как вам прислали сценарий, вы знали что-нибудь об этих событиях?

— Нет, думаю, мало кто вообще об этом знает. Но Кэтрин (Бигелоу — режиссер фильма. — Авт.) несколько лет работала над сюжетом, до того как показать его мне.

— В основу сюжета фильма положены реальные события. Насколько известно, вы специально приезжали в Россию и встречались с членами экипажа...

— Да, я дважды приезжал в Россию — один раз в Москву и один раз в Санкт-Петербург, — так что у меня была возможность встретиться с членами экипажа, которым теперь уже за семьдесят. Поскольку жизнь в подводной лодке проходит в отдельных отсеках и командный состав далеко не всегда делится с экипажем информацией о происходящем на борту, у каждого участника событий сложилось свое видение этой истории. Их рассказы не во всем совпадали, и было немножко неловко выяснять истину.

— И как же вам удалось справиться с этой нелегкой задачей?

— Для нас не столь важно было отделить истину от вымысла, сколь отобрать те рассказы, которые лучше всего укладывались в концепцию фильма: показать преданность героев политической системе, верную дружбу и товарищество. Мы были готовы даже несколько отойти от буквальной исторической правды, чтобы придать сюжету большую убедительность.

— Что произвело на вас наибольшее впечатление во время встреч с членами экипажа?

— Меня глубоко тронула история их борьбы. Происшествие было засекречено как военная тайна, и они были вынуждены так долго хранить молчание. Даже тридцать лет спустя они очень преданы друг другу, несмотря на то, что многие из них давно не виделись.

— Трудно было вызвать доверие к американским кинематографистам у россиян — членов экипажа? Насколько известно, не все проходило гладко.

— А почему они, собственно, должны нам доверять? Мы были в их глазах компанией голливудских чудаков, и я не думаю, что у нас были какие-либо основания претендовать на их доверие. Кроме того, они ознакомились с одной из весьма ранних версий сценария, которая вовсе не отражала моего замысла. Думаю, Кэтрин да и все мы понимали, что эта версия была далека от совершенства. Мы все были готовы предпринять существенные дополнительные усилия. И потом, они ведь подводники, а не кинематографисты. Они россияне, и жизнь их разительно отличается от нашей. Мне кажется, их первой реакцией было желание добиться от нас того, чтобы в фильме фигурировали их истории и их реальные личности, как они их понимали. Но ведь задача художественного фильма совсем не в этом. Мы были решительно настроены на то, чтобы рассказать историю их верности долгу, героизма и самоотверженности.

— В фильме вам пришлось говорить с русским акцентом. Сложно было его имитировать?

— Нет. Хотя вначале были сомнения: нужен ли вообще акцент? Но потом я решил, что он будет напоминать зрителю о том, что все происходит именно на «русской» подводной лодке. Очень важно было сохранить «русскую» точку зрения и не скатиться — для упрощения восприятия или поддержания занимательности — на некую американскую точку зрения и «ура-патриотизм».

— Считаете ли вы, что сегодня мы воспринимаем «холодную войну» уже по-другому?

— Считаю, что всегда важно размышлять над своей историей и путями, которые вы выбрали вместе со своей страной. Важно всегда осознавать, что определяет вашу общенациональную волю, и в связи с этим я полагаю, что «холодная война» открыла ящик Пандоры, в котором до поры до времени хранился ядерный потенциал. Мы говорим о ящике Пандоры, открытом в годы правления президента Трумэна, когда начинала складываться концепция баланса сил, достигаемого путем гарантированного взаимного уничтожения. Несомненно, нам следует регулярно возвращаться к осмыслению этой идеи, поскольку она не лучшая основа для решения проблем.

Одним из моментов, которые больше всего меня интересовали, был вопрос о том, как обойтись без прямой оценки ситуации. Мы не демонизируем наших противников, а просто пытаемся понять. Вроде того, что говорит Пого, один из моих любимейших политологов: «Я видел моего врага в лицо, так это мы и есть». Мужчины с большой буквы ведут себя как мужчины, независимо от политической системы; одинаковые трения и проблемы возникают в рамках различных систем управления. Действительно интересны особенности различных теорий военного управления и вопрос о том, каковы границы нравственной ответственности человека, наделенного военной властью.

— В фильме ваш персонаж предстает в отрицательном свете, однако ближе к концу мотивы его решений становятся понятны.

— Художественный конфликт между героем, которого играет Лайам Нисон, и моим персонажем прорабатывался в ходе работы над сценарием, осмысливался и по-разному обыгрывался. Разумеется, нужно понимать, что мой персонаж сначала не должен вызывать симпатии зрителей. Мне не было трудно этого добиться. Я с удовольствием решал эту задачу и с радостью воспринял творческую возможность показать, что эти герои учатся друг у друга и извлекают уроки из своего опыта.

— Не было ли у вас на съемках несчастных случаев из-за ограниченности пространства?

— Шишки понабивали все. Я тоже.

— Чем вы объясняете то постоянство, с которым играете героических персонажей?

— Я не играю героев. Я играю людей, перед которыми встают определенные дилеммы, и если в художественном преломлении их образы воспринимаются как героические, то это определение подобного поведения в нашей культуре. Но героев я не играю. Я играю мужчин, которые ведут себя правильно в трудных ситуациях. Конечно, нельзя не понимать, что ты выступаешь в героическом амплуа, играя роль президента в «Самолете президента», однако простой формулы отображения героизма не существует. Нужно просто действовать, исходя из конкретных обстоятельств.

Наталья БЕЛЯЕВА