Театр

Актеры — существа коллективные. Трудно представить актерское ремесло без невидимых из зрительного зала подначек, без стремления переиграть или «расколоть» (заставить рассмеяться) своего партнера. Человек, выходящий на сцену в моноспектакле один, почти без декораций, как правило без режиссера, безумно рискует, ведь самый страшный враг театра — это скука. Кто же они, самые рисковые актеры современности?

 

Михал Михалыч Козаков, перепробовав множество жанров, теперь сотворил моноспектакль «Соло для голоса и саксофона». К партии голоса, которую, как нетрудно догадаться, исполняет сам Козаков, в постановке присоединяется саксофон Игоря Бутмана. Козаков считает, что читать Иосифа Бродского (а именно его стихи звучат в этом спектакле) без музыкального сопровождения невозможно. Смог бы Козаков в одиночестве «удержать» зал? Конечно! Но вместе с джазом спектакль стал по-настоящему долгоиграющим, и, хотя играют Козаков и Бутман его редко, зал (как правило, зал «Столица» в ЦДХ) всегда полон.


 

Сергей Маковецкий, который уже успел освоить множество театральных жанров и, кстати, по итогам интернетовского опроса признан самым светским актером прошлого года, теперь рискнул попробовать себя в одном из самых сложных театральных жанров — моноспектакле. За основу он взял повесть Виктора Пелевина «Жизнь насекомых», которую, к слову сказать, недавно экранизировали чешские кинематографисты (фильм называется «Мотыльки»), и сработал одноименный спектакль. Недаром говорят, чтобы остаться с публикой один на один, надо быть не только авантюристом, но и относиться к себе с немалой иронией. Говорят, что иронии в этом спектакле хватает. Театральные критики даже подчеркнули, что диалог жуков-навозников — отца и сына — в исполнении Сергея Маковецкого звучит почти как диалог Гамлета с тенью своего отца.


 

В середине 60-х, едва окончив Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии, питерский актер Леонид Мозговой увлекся декламацией и стал принимать участие во всевозможных конкурсах чтецов. И один за другим стал создавать моноспектакли. Сейчас их у него около четырнадцати («Сороковые-роковые» — поэзия военных лет, «Судьба Александра Галича», «Записки на манжетах» по М. Булгакову, «Тигр Томаса Трейси» У. Сарояна, «Лолита» В. Набокова и др.). Впрочем, список этот мог быть куда длиннее, если б на одном из таких поэтических выступлений Мозгового не заметил кинорежиссер Александр Сокуров и не пригласил на роль А.П. Чехова в своем фильме «Камень». Затем Сокуров предложил роль Гитлера в фильме «Молох», а затем и Ленина в «Тельце». Тем не менее театральная общественность до сих пор называет Леонида Мозгового одной из самых загадочных фигур петербургской театральной жизни, потому что он ведет несвойственный для человека публичной профессии замкнутый образ жизни, а по-настоящему «оживает» лишь на сцене. В своих моноспектаклях.


 

Любимец российских дам и виноделов всего мира Пьер Ришар недавно привез в Россию свое новое произведение. На сей раз это не кулинарный рецепт и не молодое вино, а моноспектакль-мюзикл «Страсти по Ришару». Пьер Ришар Морис Шарль Леопольд Дефей (таково полное имя актера) признался публике, что вышел на подмостки лишь для того, чтобы по душам поговорить со зрителями о своей жизни и о своих сыновьях, о кино, о вине, о любви. Правда, проблемы, волнующие Ришара и изложенные им на французском языке, вряд ли стали бы понятны нашей публике, если б не молодой актер Артем Кретов, который тут же, на сцене, дублировал француза (переводя слова и копируя жесты). Чтобы убедить всех (и прежде всего самого себя) в том, что есть еще порох в пороховницах, кроме песен и танцев, 67-летний Ришар выполнил на сцене небольшой акробатический этюд. Однако для пущей убедительности и доходчивости старина Пьер задействовал в постановке «группу поддержки» двоих своих взрослых сыновей-музыкантов, а заодно и латиноамериканскую танцовщицу Андреа Кастро.


 

В последний год жизнь петербургского актера Ильи Носкова превратилась в один сплошной дебют. Практически в параллель со съемками в телефильме А. Адабашьяна «Азазель», где Носкову доверили главную роль сыщика Фандорина, на малой сцене родного Александринского театра он выпустил моноспектакль «Ветер». Правда, дебютировать в роли режиссера-постановщика Илья Носков пока не осмелился и прибег к помощи человека, знающего это дело, — режиссера Юрия Васильева, который в одном спектакле парадоксально зарифмовал две мистические петербургские поэмы, написанные с разницей в 80 лет — пушкинский «Медный всадник» и «Двенадцать» Блока.


 

Возможно, в день своего 50-летия Константин Райкин физически ощутил, что когда жизнь перевалила за половину, то многое из того, что так волновало еще совсем недавно, теперь становится фиолетово. И потому в свой юбилейный вечер представил зрителям моноспектакль «Контрабас», поставленный режиссером Еленой Невежиной по пьесе Патрика Зюскинда. Продолжительность почти всех моноспектаклей, как правило, не больше полутора часов. Райкин же держал зал в напряжении без малого два часа, рассказав за это время буквально на одном дыхании 46 страниц текста. Он был в одиночестве на огромной и практически пустой сцене в окружении тары для бутылок и выразительного музыкального инструмента, истуканом возвышающегося посередине. Трагедия маленького человека, написанная Зюскиндом, превратилась в триумф юбиляра. Райкин пил пиво, водил смычком по струнам контрабаса и говорил, говорил, говорил. Очевидцы, критики и пресса в один голос твердили, что такое под силу артисту экстракласса. Похоже, что Райкин, который несколько месяцев брал уроки на контрабасе в консерватории, — из числа таких. Начинается пьеса как интеллектуальный треп музыканта, которому вздумалось под пивко посудачить об основе основ оркестра — контрабасе, а заодно и о композиторах и дирижерах. Но вскользь брошенная фраза о молодой сопрано, с которой он пока не знаком, постепенно разъедает эту болтовню, и оказывается, что «Контрабас» — о любви и одиночестве, о клаустрофобии человека обеспеченного и застрахованного от любых катаклизмов, о жажде поступка и неспособности его совершить, о фрейдистских комплексах с накалом шекспировских страстей, о человеке с талантом Сальери и мироощущением Моцарта.



 

Буратино родился в семье алкоголиков, провел свое детство среди нищих, его унижало начальство, грабили лохотронщики, предавали друзья, а женщина с голубыми волосами вместо того, чтобы полюбить его, стала яростно учить правилам хорошего тона...

Мы сидели в клубе «Огород» и слушали сказку для взрослых. Клуб находится в старом Ботаническом саду, что на проспекте Мира. В том самом, куда нас водили гулять в 50-е мамы и бабушки, а над нами летал спутник и парили красные флаги и дирижабли, и самые лучшие в мире люди совершали кучу благородных поступков буквально каждый день.

Суровое было время, шершавое и неласковое, но почему же именно в том времени так сладко верилось в сказки, верилось в то, что женщина с голубыми волосами обязательно полюбит деревянного сына алкоголика!

Алексей Толстой, советский граф, когда пересказал с итальянского сказку про бедняков (очень правильную и политкорректную по тем временам сказку), не мог предполагать, что по тиражам она затмит и знаменитого «Петра», и ставшее самым кассовым послевоенным фильмом «Хождение по мукам», и великую «Гадюку», и очаровательное «Детство Никиты». Он не мог предполагать, что выражения «работать как папа Карло» и «Страна Дураков» станут идиоматическими оборотами, а «Золотой ключик» — названием тысяч, а может быть, десятков тысяч фирм и товаров народного потребления.

Учитывая все это, весь этот налипший слой времени, питерский актер и режиссер Игорь Ларин решил прочитать «Буратино» по-своему. Он решил сделать его уже взрослым, много видевшим и много выпившим человеком в старой солдатской гимнастерке (другой одежды он не нажил), аляповато раскрашенным, говорящим расхристанным и слегка щемящим голосом знаменитого советского актера Петра Алейникова. Странная получилась сказка. Сказка про деревянного советского человека, человека из подворотни, из окопа, из военкомата, из жэка, из гастронома, из сельской чайной, из барака, из лагеря — словом, из каморки папы Карло. Да, с этим человеком не о чем разговаривать, мысли и жесты его просты, как деревяшка, но странное дело... удивительную, чудесную жизнь прожил этот советский Буратино. А самое главное — это ведь именно он, простой советский человек, привел нас всех туда, где, по слухам, были удивительный театр, золотые занавеси, золотые кресла, золотые унитазы...

И мы пришли туда, мы обрадовались, мы стали играть спектакли. А сам Буратино ушел. Ушел со своей шарманкой, доставшейся ему в наследство от бомжа и алкоголика.

Читать детские сказки по-новому — опасное занятие. Очень хотелось защитить своего детского Буратино от этого нового, грубого, усталого, как выживший из ума солдат. И в то же время поражала смелость актера. Смелость человека, который читает книги вслух.

Тихо на этот раз было на вечере «Огонька». Непривычно тихо. О том, советском человеке с длинным носом, думали телеведущий Михаил Леонтьев, писатель Евгений Попов, «застекольщики» Дэн и Оля. Совсем уж тихо вели себя театральные критики и продюсеры. Никто не ожидал такого.

И только Андрюша Феклистов, шести лет, шумно дышал, и было даже слышно, как он хлопает ресницами.

Михаил АРТАМОНОВ

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...