«Мулен Руж»: поминки по жанру
БЕЗНАДЕЖНЫЕ КАРИЕ ВИШНИ
Мюзикл немыслим без нескольких оригинальных симфонических мелодий и супердивы в центре, а в США с тем и другим давно труба. Моду диктуют цветные трущобы, у которых бог — ритм, а Клеопатра — бикса-метиска в узеньком топе. Не хочет этого понимать один Баз Лурман, приехавший из Австралии и, как все эмигранты, бредящий возрождением волшебной Америки своего детства
И музыка ваша американская — г...
Данила, наш брат
Легенды об успешной реанимации мюзикла посредством фильма «Мулен Руж» мало убеждали еще в анонсах и разлетелись в мелкое крошево с первым же показом. Компилятивное, мозаичное шоу, целиком состоящее из музыкальных фраз именитых предтеч — «Звуков музыки», «Титаника», «Телохранителя», «Эвиты», «Оливера», арий Мэрилин о брильянте — лучшем друге девушки, арий Мадонны о сходстве с девственницей, съемных перчаток Гильды, вокальных агоний Фредди Меркьюри, порханий феи Динь-Динь и оральных новаций «Пинк Флойда», — не может открывать новый век и тысячелетие жанра, оно может разве что в двадцатый раз закрыть предыдущие, как бенефис к столетнему юбилею мумии народной артистки. Первым отвальную мюзиклу сыграл Боб Фосс в All That Jazz, режиссируя красивый уход больного раком бродвейского патриарха. Потом его передразнил Вуди Аллен во «Все говорят, что я люблю тебя» и нагло, концептуалистски попользовал фон Триер в «Танцующей в темноте». Разовый впрыск пассионарной латинской крови в «Эвите» немного пробудил тело из комы, но больной все равно был скорее мертв, чем жив: если современный мир признает, что все слова уже написаны, фильмы сняты, картины нарисованы и новые, бесцитатные, с чистого листа литература, живопись и кино в принципе невозможны, то уж ноты-то точно сыграны все. Сегодняшняя лирическая киномузыка откровенно паразитирует на изобразительной яркости, монтажном ритме и дикаприной сыночкиной красоте — все, что пишут вместе взятые джеймсы хорнеры и равновеликие им композиторы студии «Дисней», ежегодно номинируемые на «Оскара» за лучшую песню, есть не более чем шербурский речитатив для красивых негритянских голосов, неразличимый на слух да и на слова тоже. Вот уже двадцать лет все русалочки, покахонтасы, анастасии, гюльджаны, джульетты, эсмеральды и Кати Уинслет поют одну и ту же растянутую, как розовый «Орбит» без сахара, амурную песнь: «А я и не знала, что есть такое чувство, услышь мое сердце, прильни к моей душе, за зимой идет весна, и любовь наша не угаснет, пока смерть не разлучит нас». Какая-то реклама «Нескафе» с поцелуйчиками — слава богу, что смерть все-таки разлучает. Есть все-таки высокий смысл и в неизлечимых болезнях, мешающих заключительному па-де-де рубиновых сердец на крыше мира с видом на луну. Жданов напрасно лез с поучениями в симфоническую музыку, но мысль о том, что поп-арии требуют хотя бы запоминаемости мотива, не лишена здравости.
Без этого мюзикл — затея дохлая. Баз Лурман — знатный режиссер, но ему лучше было родиться во времена Басби Беркли и Винса Минелли, когда композиторы заслуживали титульной строчки в титрах. Он лучше всех умеет пустить лучик из-под двери вдоль полированного танцпола, навихрить кордебалетных юбок, спроецировать на страстные лица дрожь каминного огня, осветить рампу мерцанием брильянтов (лучших друзей девушки) и засыпать синий Париж дождем бело-красных лепестков под цвет национального флага. Но сделать современный лирический саундтрек хоть немного запоминающимся выше даже его сил.
К тому же, как у большинства постановщиков спектральных феерий, визуальных гурманов и нотных небожителей, у него большая засада с девчонками. Никто не снимал симпатягу Гленду Джексон с большим отвращением, чем феерический биограф музыкальных титанов нетривиальной ориентации Кен Рассел. Нигде женщина не играла более периферийной, декоративной роли, чем у Гринуэя. Лурман тоже начал с блеклой гадкой уточки в Strictly Ballroom, потом использовал явно не джульеттиного склада Клер Дэнс в паре с Ди Каприо, теперь пригласил на роковую диву парижского кафешантана рыжую и курносую Николь Кидман — мультипликационная кокотка из «Кролика Роджера» и то убедительней. Приручение монмартрского шик-блеск-вамп-ажура американским экраном было изначально рисковой задачей: после войны в Новом Свете, за исключением Одри Хепберн, в принципе не было актрис, на которых жемчуг не торчал бы, как на Сталлоне очки. Не случайно в конце 50-х, когда нагулявший жирку мидл-зритель почуял вкус к драгоценностям, Голливуд предпринял столь масштабную интервенцию франко-итальянских див от Бардо до Кардинале — американская красота спаслась тогда от вытеснения только их неисправимым акцентом. Австралийцы Лурман и Кидман атлантом и кариатидой встали под фермы осыпающегося колосса, но достигли только эффекта академических телепостановок из заграничной жизни: вам, товарищи кролиководы, лоска не хватает. Подмышки чересчур мускулистые.
А так все нормально. Джентльмены пьют и веселятся, канкан шурует, хореография по полной, клиповый монтаж на все сто минут. Кому и Кидман вамп, у тех вечер даром не пройдет.
Денис ГОРЕЛОВ
В материале использованы фотографии: Reuters