ОН БЫЛ СТРАННЫЙ И СМЕШНОЙ

«Мертвый сезон» — лучший фильм Саввы Кулиша. Но кто знает, сумел бы он его снять, если бы жена не кормила его супом из кастрюльки?

ОН БЫЛ СТРАННЫЙ И СМЕШНОЙ

— Варя, вы из театральной среды, и, очевидно, ваша встреча с Саввой Яковлевичем была запрограммирована?

— Нет, это была абсолютная случайность. За мной тогда ухаживал молодой человек, и мы должны были идти в Дом кино праздновать Старый Новый год; тогда Дом кино располагался в теперешней Студии киноактера. Должна сказать, что в молодости я была невероятной модницей и мне всегда хотелось иметь какие-то особенные наряды. В то время раздобыть что-то было почти невозможно. А я добыла себе наряд. И так радовалась, так гордилась, что пойду в новом платье, которое как чулок обтягивало меня. А у меня тогда была очень хорошая фигура. За мной зашел мой ухажер вместе с Алешей Габриловичем и, увидев меня в новом платье, возмущенно сказал: «Нет, в таком виде я с тобой не пойду. Ты что, с ума сошла?!» «Я с ней пойду», — сказал Алеша, и мы пошли, а мой молодой человек уныло плелся сзади.

В Доме кино было очень весело, у нас был молодежный стол, тогда я познакомилась с Геннадием Шпаликовым, который все время приглашал меня танцевать. Мы много смеялись, шутили, а мой ухажер был мрачнее тучи.

И вдруг появляется какой-то странный тип, небритый, в длинных ботинках на шнуровке и толстой подошве и, как мне показалось, в лыжной куртке. Потом Савва мне объяснил, что это были ботинки и куртка американского летчика. Этот небритый тип рухнул за наш стол, и все закричали: «Савва! Ты откуда? Что же ты опоздал?» Он объяснил, что прибыл со съемки.

Савва не обратил на меня никакого внимания, и за мной, преследуемый мрачным взглядом моего поклонника, продолжал ухаживать Гена. Позже Савва мне признался, что, когда я поднялась из-за стола, он подумал: «Боже! Какая тоненькая девушка...» Мы даже с ним танцевали, но одежда и небритость казались мне странными. Потом из Дома кино мы завалились к нашим знакомым на «Аэропорте», и веселье продолжилось. Вот на этом наше знакомство закончилось...

— Скорее прервалось, очевидно, на какое-то время. И когда же и как возникло вновь?

— Судьба, наверное, вела нас друг к другу, потому что однажды, много месяцев спустя, мы шли с моей подругой Наташей и еще одним знакомым в тот дом на «Аэропорте», где мы провели остаток ночи Старого Нового года, и наш знакомый сказал: «На спор, что я донесу тебя от метро до дома на руках?» И, схватив меня, потащил, и все прохожие смеялись. И вдруг я увидела Савву, он как-то странно на меня посмотрел. Я помахала ему рукой, но он за нами не пошел.

И как-то, несколько месяцев спустя, я ехала в метро по эскалатору, и вдруг кто-то крикнул: «Варя!» Я посмотрела — на противоположном эскалаторе ехал Савва. «Подожди меня», — сказал он. Я подождала, и он, подойдя ко мне, спросил: «Ты куда?» — «Домой, на «Аэропорт», — ответила я. «Ну поехали вместе», — предложил он. Оказалось, что мы соседи и живем в домах напротив. «Ты хочешь пойти на американскую выставку?» — спросил он. Я согласилась, и через несколько дней мы встретились. Так начался наш роман. Это был июнь 1961 года.

— Это был тот самый сказочный третий раз? Но что-то должно было произойти в мужчине, который, зная вас, пришел к решению много времени спустя и только в третью встречу?

— Савва позже рассказал мне, что у него был лучший друг Володя Китайский и что это был первый гениальный человек, которого он встретил в жизни. Он учился у Ромма вместе с Шукшиным и Тарковским. Это был детдомовский мальчик, из-за раскосых глаз получивший такую фамилию. Он писал необыкновенные стихи, и все, что потом называлось в кино «новой волной» и проявилось в фильмах Тарковского, было заложено Китайским. Савва как оператор, а он как режиссер сделали дипломный фильм по Ремарку — «Последняя остановка», где снялась молодая и необыкновенно красивая Джемма Фирсова. А потом они должны были вместе делать фильм по сценарию Шпаликова «Путь к причалу», уже были в запуске, но все время что-то мешало, срывалось... Это очень нервировало всех, и особенно Володю, он был очень тонким, ранимым человеком, часто философствовал о проблеме Христа и Иуды, об осине... И вот он уехал в лес под Павловский Посад, переоделся в чистое белье и там на осине повесился. Его очень долго искали, и Савва это очень тяжело пережил. И он как-то сказал мне: «Ты знаешь, когда я увидел тебя на эскалаторе, у меня было какое-то странное чувство, меня как будто осенило: «У меня Бог взял, а теперь мне Бог дает». И я крикнул: «Варя!»

— За вами красиво ухаживали?

— Вы знаете, я долго была родительским ребенком, всегда при них. Но в двадцать лет появилась какая-то компания, как тогда говорили, «золотой молодежи» — мы посещали рестораны, разъезжали на роскошных машинах... И вдруг я встретила абсолютно противоположного человека. Какие там рестораны и машины! Мы ходили по улицам, Савва читал мне стихи, в том числе и свои — я тогда не знала, что он пишет стихи, — пел песни. Мне это было странно и необычно и напоминало мой дом, где папа любил стихи, а мама знала и очень хорошо читала их. С Саввой было очень интересно, и очень спокойно, и совсем не похоже на то, что было со мной до сих пор.

В наше время это не принято, а Савва просил руки у моих родителей, при этом много курил и очень нервничал, а я подсматривала в замочную скважину, как это происходит. Он преподнес маме цветы — родители сразу согласились. Савва всю жизнь дружил с моим отцом и очень уважал мою маму, рассказывал ей о своих делах, советовался.

— Вашу страсть к нарядам ваш муж одобрял, поддерживал?

— Дело в том, что у нас были разные периоды в жизни. Были и очень тяжелые, когда Савва ничего не зарабатывал и не разрешал мне брать деньги у родителей. А я привыкла совсем к другой жизни, но у меня не было возможности поддерживать прежний уровень. Но Савва смеялся и говорил: «Заглянешь в твой шкаф, вроде ничего особенного нет, но ты как-то при этом умеешь выглядеть очень здорово». И если мне что-то очень хотелось купить, а денег не было, Савва говорил: «Ты одолжи и купи, а потом мы отдадим». Конечно, впоследствии я научилась ограничивать свои желания.

У нас была простая жизнь, не отягощенная большими проблемами. В молодости мы могли жить на рубль в день, притом очень весело. А потом, когда Савва приносил постановочные деньги, он спрашивал: «Что делаем?» — «А что ты по этому поводу думаешь?» — спрашивала я. И он предлагал: «Летим в Ялту на три дня». А у нас как раз должен был быть юбилей совместной жизни, и мы летим в Ялту, где в это время в Доме творчества работал папа. Но из-за погодных условий самолет сел не в Симферополе, а в Одессе, где у Саввы много родственников, которые меня не знали. Вылет самолета надолго задерживается, и мы берем такси и объезжаем всех его родных. Савва был очень доволен.

Мы все-таки улетели в Симферополь, а там абсолютный туман, смог. Мы берем машину, хотя могли доехать и на троллейбусе, — мы же при деньгах, а значит, гуляем. Я помню эту картину: туман, и шофер спрашивает меня: «Губная помада есть?» А я красила все, кроме губ, поэтому могла предложить только синий карандаш для век. «Подходит», — сказал шофер и намазал моим карандашом фары. А дальше Савва шел впереди в свете синих фар, как бы указывая дорогу. Это было очень кинематографично. Наконец мы предстали перед папой. В Ялте мы отпраздновали свою годовщину, наприглашав в ресторан гостей. Через три дня мы улетели в Москву, и проблема денег опять была очень актуальна.

— По молодости часто ссорились?

— В первый год нашей совместной жизни часто. Мы жили у родителей, они были в отъезде, и по какому-то поводу я на Савву разозлилась и закрыла дверь на два ключа. Он звонит, а я ему не открываю. И что же Савва делает? Выламывает две двери. Он вообще был очень импульсивным человеком, и однажды в ВТО, когда нас кто-то не хотел туда впустить, тоже выломал дверь. Но все это было в глубокой молодости. Но мы никогда не ссорились так, чтобы расходиться и сходиться. И когда ссорились, то Савва всегда первым мирился, даже если я была не права. Когда он уходил на работу, был такой ритуал: мы обязательно должны были поцеловаться. Без этого он на работу не уходил. И был еще ритуал: когда он куда-нибудь уезжал или мы вместе уезжали, мы должны были присесть на дорожку, потом встать и поцеловаться. И если я на него за что-то злилась и отворачивала голову, он говорил: «Варь, ты что?»

— Вы всегда были только женой при муже-режиссере?

— Савва не хотел, чтобы я работала. Я окончила дефектологический факультет и одновременно филологический и работала в интернате для слабослышащих детей. Дело в том, что еще в восьмом классе я прочитала книгу Ольги Скороходовой, слепоглухонемой женщины-скульптора, «Моя жизнь». Эта книга поразила меня. И, еще не окончив школу, я побежала на этот дефектологический факультет, хотя многие считали мой выбор сумасшествием.

Я работала в интернате для слабослышащих детей, и многих из них родители вообще не забирали. Они были такими несчастными и смотрели на меня такими глазами... Я приводила домой нескольких детей, в свою маленькую квартирку, и укладывала их рядком спать. В интернате дети были и не совсем здоровые, и приходилось ночами дежурить. Я приходила домой и плакала. Савва говорил: «Все! Хватит! Ты себе там все нервы испортишь». Но когда он начал снимать «Мертвый сезон» в Ленинграде, то позвонил мне и потребовал: «Все! Бросай работу. Мне тут нужна жена». И я поехала. Мы часто ездили вместе в экспедиции, потому что быт был не всегда устроен и нужно было ехать с кастрюльками и готовить еду. Наш медовый месяц начался на съемках в Тарусе, где Савва как оператор снимал фильм «Половодье». Но он никогда не хотел, чтобы я приходила на съемочную площадку, потому что он там мог кричать, срываться. А он никогда в жизни не повысил на меня голоса. И вот недавно я ехала со своим родственником в машине, и он закричал на меня, а я заплакала, потому что Савва никогда не позволял себе этого...

— Когда вы стали просто женой, был ли он требователен к вам?

— Савва не был требователен ни в еде, ни в одежде — ему было все равно. И когда я уезжала, он мог надеть на себя самые несочетаемые вещи. Сам же он даже гвоздя не мог прибить. Порывался починить часы, разбирал их, а потом оставались детали, которые некуда было приспособить, и часы, конечно, не ходили. И он все время удивлялся, почему я то стираю, то готовлю. И говорил: «Неужели нельзя, чтобы это делал кто-нибудь другой?» Однажды он сказал: «Я знаю рецепт одного блюда и сейчас его приготовлю. Только ты на кухню не входи». После этого я долго все чинила и убирала.

Он был требователен в одном, и мама всегда смеялась над этим. Когда мы жили на даче и Савва сидел наверху читал или печатал что-то, то каждую минуту раздавался крик: «Варя!» То ему нужно было, чтобы я что-то послушала, то что-то принесла... И я целый день циркулировала вверх-вниз. И еще он хотел, чтобы я всегда была дома, когда он приходил с работы. И если меня не было, он разыскивал меня и говорил: «Я пришел». И я летела домой как угорелая. Я знала, что он устал и его надо покормить, поэтому старалась к его приходу быть дома. Может быть, эта привычка сложилась оттого, что у нас не было детей. Так случилось... по молодости, по глупости... И я очень благодарна Савве: он очень хотел иметь ребенка и любил детей, и его родители очень хотели внуков, но никогда ни словом, ни взглядом не упрекнул меня. У него была большая семья, у всех были дети, и даже когда его отец начинал говорить: «Ох, как жаль...» — Савва смотрел на него зверским взглядом и требовал: «Папа! Прекрати...»

— Режиссер — очень коварная профессия: вокруг всегда много красивых женщин, а стало быть, есть соблазн. Возникало ли у вас чувство ревности?

— Савва говорил, что я ревнива. Но поводов он мне для этого не давал, я никогда не слышала никаких сплетен и не чувствовала отчуждения. Хотя, конечно, семейная жизнь — это взлеты, и падения, и опять взлеты.

Но красивыми женщинами Савва восторгался. Он всегда обращал на них внимание и считал, что если режиссер снимает актрису, то обязательно в ней что-то должно притягивать его. Но всегда мрачно шутил: «У главной героини всегда роман с оператором». — «Почему?» — удивлялась я. «Потому что от оператора зависит, как она будет выглядеть на экране», — объяснял Савва.

— В кинематографическом мире, это не секрет, много завистников. Это качество обошло Савву Яковлевича стороной?

— Я никогда не видела более независтливого человека, чем Савва. Он всегда всем помогал, и об этом все знают и говорят. Когда он вел семинар молодых, то сидел с ними, помогал монтировать фильмы. Первая его болезнь сердца случилась именно из-за этого.

Мы с подругой уехали в Париж, вообще я часто уезжала, когда Савва был поглощен работой. Теперь, перечитывая письма, я понимаю, что не должна была этого делать. И вот я приезжаю, меня встречает Савва, бледный, с синяками под глазами, пот градом течет по лицу. Я спросила: «Что с тобой?» — «Я себя очень плохо чувствую. Я помогаю, — объяснил он, — молодому режиссеру монтировать, иначе он не успеет и ему не дадут следующую картину».

Оказывается, он целыми днями сидел в монтажной, пил кофе и курил, а в это время у него было двустороннее воспаление легких. Когда мы померили температуру, то градусник зашкалило. Врач, которого я вызвала, сказал: «Вы были очень здоровым человеком, если смогли все это выдержать на ногах».

Он помогал кому-то постоянно и всегда радовался, когда у кого-то получалась картина. Он никогда никого не предал, не продал, не подсидел, хотя с ним так не всегда поступали. И он ничему не завидовал: ни квартирам, ни дачам, ни премиям. Может быть, я необъективна, но об этом многие говорили и говорят. Может возникнуть впечатление, что он был идеальным человеком, но это не так: он был очень хорошим человеком.

— А окружение ваше было исключительно снобистским?

— Совсем нет. Савва был очень общительным человеком, но любил окружать себя странно-гениальными людьми. Один из них жил у нас еще по многу месяцев и спал на полу на ковре, который Савва привез из Болгарии. Это был композитор Олег Каравайчук. В гостинице «Мосфильма» он не хотел останавливаться, потому что считал, что там живут одни большевики. Когда он был совсем маленьким мальчиком, его обожал Сталин. Он присылал за ним ординарца из Москвы, и нарядного мальчика Олега везли к Сталину. А у Сталина был абсолютный слух: Олег играл, а потом они вместе на рюмочках выстукивали мелодии. И когда мальчика увозили, то в дорогу всегда давали огромную коробку конфет. Потом отца Олега арестовали, и мама сказала: «Ты попроси там за отца». И, в очередной раз представ перед Сталиным, мальчик попросил. Его, как всегда, отправили домой с коробкой конфет, на вокзале его встретил отец, которого выпустили. Но Сталин больше никогда его не приглашал.

Это безумный человек, но музыка его была гениальна, хотя у нас она редко исполняется, но за границей, в Японии, Англии, его любят... А для кино Олег написал очень много и к фильмам Саввы тоже: «Комитет 19-ти», «Взлет», «Железный занавес».

Савва всегда был окружен оригинальными гениальными безумцами.

— Сколько лет вы прожили вместе?

— В марте будущего года должно было быть сорок лет. А в этом году мы отмечали сорокалетие знакомства. Мы полетели на Тенерифе, Савва очень любил это место, он любил подняться наверх, к потухшему вулкану, и смотреть на лаву, которая была всех цветов радуги: красная, зеленая, бурая, малиновая... И он мне говорил: «Ты знаешь, это место странно угадал Булгаков. Ведь он же здесь никогда не был, а очень точно описал место, где оказались Мастер и Маргарита после смерти».

Я помню, как он восторженно смотрел на эту лаву, на облака внизу и сказал: «Давай проведем здесь, на этой высоте, несколько дней (там была гостиница)». Но я испугалась разреженного воздуха, мы спустились вниз, а он почему-то сел на воздушный шар и полетел... А я испугалась.

И вот мы сидим на побережье, пьем шампанское и вдруг вместе осознаем, что это сорок лет! И Савва сказал: «Я никак не могу понять: как это сорок лет мы прожили вместе?» И я спросила: «А ты от меня не устал?» — «Нет! — сказал он. — Поразительно, но нет».

На сорокалетие совместной жизни мы должны были уехать в Венецию. И незадолго до этого Савву пригласили в Италию, где он показывал фильм о Холокосте и где было много интересных встреч. Он позвонил мне, а я в это время была больна, и Савва по моему голосу понял это и сказал: «Я немедленно вылетаю». — «Не надо, — сказала я, — поезжай лучше в Венецию». — «Нет, — отказался он, — мы же хотели поехать туда вместе».

— Это большая редкость, когда две «половинки» так совпадают.

— Савва говорил: «Посмотри, мы с тобой подходим по знаку Зодиака, по восточному календарю». Нам еще как-то высчитывали нашу жизнь по дням... И получалось, что мы очень подходим друг другу. Савва смеялся и говорил: «Мы с тобой идеальная пара».

И я действительно считаю, что прожила очень счастливую жизнь.

— Савва Яковлевич ушел молодым, не реализовав много творческих планов. Продолжите ли вы его дело?

— Я никогда не была самостоятельной, всегда была при нем как тень, как фон и не пыталась вырваться вперед. А теперь я возглавляю Независимый экспериментальный центр культуры и информации (НЭЦКИ), который основал Савва, и мне приходится делать очень многое, чтобы продолжить то, что он начал делать и не закончил. Мы продолжаем снимать фильмы из цикла «100 фильмов о Москве». У нас есть и другие интересные проекты. Кроме того, я хочу издать книгу Саввиных стихов, которые никто не знает. И еще я бы очень хотела, чтобы фестиваль российского кино «Окно в Европу» в Выборге продолжил те же традиции, которые заложил Савва, будучи его президентом. А вообще я хочу сказать, что я прожила очень счастливую и интересную жизнь, полную любви, нежности и счастья. Спасибо тебе, Савва, за это.

Маргарита РЮРИКОВА