КОРОЛИ СПАСУТ МИР?

1789 год. Великая французская революция. Казнена королевская семья. Страну захлестывает волна массового террора, гражданских войн, перерастающих в войну со всем миром... 1914 — 1918 годы. В результате Первой мировой войны и революционного движения рухнули монархические режимы в Германии, России, Австрии, Сербии и других странах. В результате к власти приходят большевики и нацисты, мир вползает в эпоху массового террора и Второй мировой войны. 70-е годы XX века. В результате национально-освободительных революций рухнули два крупнейших монархических режима Востока: иранский и афганский. Начинается эпоха религиозного фанатизма и терроризма.

КОРОЛИ СПАСУТ МИР?

Все-таки жаль, что история не терпит сослагательного наклонения. Насколько привлекательнее выглядел бы весь прошлый век, если бы сапоги тачал сапожник, а пироги пек пирожник. Иными словами, если бы герр Шикльгрубер писал свои пейзажи, батюшка Джугашвили крестил и отпевал, присяжный поверенный Керенский продолжал подвизаться на ниве юриспруденции, а Рейган играл во второсортных боевиках... Они все занимались не своим делом. А жизнь у нас у всех одна.

Когда заканчивался XX век, проводились опросы: какое событие можно считать за эти 100 лет поворотным? Первое место заняла русская революция 1917 года. Главное событие века, по нашему суждению, — то, что, погрязнув по уши в крови, жители земного шара вынудили взять на себя всю ответственность за эту кровь одного-единственного человека. И убили, вместе с женой и детьми.

Вы знаете, как называлась опера «Иван Сусанин» до 1917 года? «Жизнь за царя».

Главное событие века: сапожник смеет печь пироги. Государством управлять может и кухарка. Маляр презренный — вправе поставить раком Европу, незадачливый семинарист — назваться Отцом и Гением шестой части суши, присяжный поверенный — глядеть в Наполеоны, голливудский ковбой — воевать с Империей Зла... Дурной пример заразителен.

Потом было много всякого: мемуары, легенды, сплетни, даже мультфильмы. Жители земного шара, все когда-то бывшие детьми, время от времени вспоминали считалку: «На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. А кто ты будешь такой? Говори поскорей — не задерживай добрых и честных людей!» В конце XX века — века свержения, изгнания, унижения монархов и монархий — жители земного шара заподозрили: право быть или не быть царем-царевичем, королем-королевичем — зависит совсем не от них.

Зачем афганцам их Захир Шах? Зачем болгарам их Симеон? Зачем румынам их Михай? Зачем испанцам их Хуан Карлос и София, британцам — их Елизавета, шведам — Карл Густав и Сильвия? Зачем нам они — ведь мы уже знаем, что первую скрипку в мире играет министр-администратор из «Обыкновенного чуда» Шварца, пузырь эдакий, бросающий через плечо: «Наш добрый королек»?..

У нас больше нет сил и способностей править миром — и лучше в который раз возложить этот крест на чужие плечи. Найти крайнего, как в 1917 году.

Монархия старше, взрослее нас. Монархия мудрее всего, что мы способны предложить миру в критической ситуации. Но монарх не профессия, не роль, а миссия. Даже если миссия невыполнима.

175 лет назад в России произошло событие, значение которого нами до сих пор так и не понято. Восшедший на престол Николай I, прежде чем заняться прочими делами, призвал к себе опального поэта Александра Пушкина. Меж ними состоялся разговор, о котором нам почти ничего не известно. Мы, впрочем, знаем, что царь, выходя с поэтом из кабинета, назвал его своим Пушкиным. Но ведь и Пушкин — это видно из того, что он писал в последующие годы, — почитал государя своим.

Не потому, что государь простил поэта за прежние грехи. Не потому, что государь сказал поэту: «Отныне я буду твоим цензором». Не потому, что Пушкин, выражаясь по-большевистски, был никем — и вдруг стал всем. А потому, что государь внушил поэту надежду: рыцарские времена еще не кончились, благородный дух не до конца выветрился. В обществе есть еще понятие о чести.

Они говорили о том, как им вместе жить дальше.

Разочарование Пушкина в Николае было связано вовсе не с тем, что государь — «бяк-бяк-бяк-бяк» — оказывал излишнее внимание Наталье Николаевне, а с тем, что государь — «прыг-прыг-прыг-прыг» — вообще слишком приближался к подданным. Пушкина бесил отчет журналиста о том, что государь, выйдя из собора, «низко поклонился народу». «Низко» — значит «подло». Пушкин писал, что монарх должен блюсти дистанцию. Чтобы не разрушились границы между властью и толпой.

Пирожник должен печь пироги. Сапожник — тачать сапоги. Поэт — писать стихи. Полководец — воевать.

Царь... что и кому должен царь? Царь должен быть самим собой. Царь, государь, правитель должен служить напоминанием всем и каждому: печь пироги, тачать сапоги, воевать, стихи сочинять — это дело второе, главное — всегда быть самим собой. Потому что за это, а не за что другое, каждому придется дать последний ответ. И ему в первую очередь. И этот его пример — тоже заразителен.

Весь прошлый век играя чужие роли, мы, то есть мир, тоскуем по самоидентификации. Вот откуда мания величия бен Ладена и транс американцев, у которых есть, вроде бы, все, кроме, как выясняется, противогазов. Мы чувствуем, что мир — хрупок, зыбок, уязвим, и нам хочется притулиться к чему-то безусловному, прочному, вечному. Что может быть крепче приватной жизни монарха, независимого ни от кого, кроме как от Царя Небесного? Весь прошлый век прожив жизнь за царя, то есть взяв на себя чужую роль, мир теперь вынужден расписаться в самозванстве.

«Ваше Величество! Придите и правьте нами! Кроме как на Вас, нам и положиться не на кого! Мы готовы отдать за Вас жизнь!»

...Только уж не обессудьте, если в недобрый час, когда спросить будет не с кого, нам опять захочется Вас порешить.

Михаил ПОЗДНЯЕВ