ЧЕЛОВЕК ЗА СПИНОЙ

Спеша на встречу с Натальей Ивановой, которая всю свою сознательную жизнь организует гастроли наших и зарубежных звезд, я представляла, как, листая страницы пухлых фотоальбомов, она засыплет меня поучительными историями из жизни знаменитостей. На самом деле все оказалось не так. Потому что некоторое время назад Наталья, чтобы ничто не мешало ей жить настоящим, разорвала большую часть своего фотоархива и спустила в мусоропровод

ЧЕЛОВЕК ЗА СПИНОЙ

— Наташа, не терпится узнать, кто из мировых звезд стал вашим первым подопечным?

— Началом своего профессионального взлета я считаю гастроли Дюка Эллингтона. Он больше месяца работал в Минске, Ростове-на-Дону, Ленинграде и Москве. В то время Дюк уже серьезно болел раком, поэтому американское посольство, беспокоясь о его самочувствии, ежедневно самолетами пересылало свежие мясо и рыбу. Видимо, нашим продуктам они не доверяли. А так как Дюк сидел на бессолевой диете, мясо для него должно было быть приготовлено только на гриле. И возникала проблема: повара наших ресторанов не знали, что такое гриль. Поэтому мне приходилось каждый раз идти на кухню и объяснять повару, как готовить мясо на решетке без варки, жарки и тем более без соли. Из-за болезни или в силу своего темперамента Эллингтон однажды, рассердившись на меня, запустил в стенку стулом.

— А что же такое ужасное вы сотворили?

— Дюк не любил, когда его фотографировали без предупреждения. А какой-то фотограф в самом начале гастролей в Минске щелкнул его во время репетиции, непричесанного, уставшего после недавнего перелета через океан. Фотографии на память о гастролях подарили Эллингтону, и когда он увидел ту, репетиционную, возмутился: «Как ты могла допустить, — вскричал он, — чтобы меня сняли в таком виде!» Я понятия не имела, что работа с журналистами тоже входит в мои обязанности. В общем, после недолгой словесной тирады Дюк схватил стул — и метнул в стену, у которой я стояла. Я испугалась, выскочила за дверь и в слезах побежала к главному тур-менеджеру. «Я буду работать с музыкантами оркестра, но не с Эллингтоном», — решительно заявила я. Он согласился без вопросов. Но с музыкантами я проработала всего пару дней, потому что Дюк настоял, чтобы я к нему вернулась.

— Вы имели право отказаться, если вам этого не хотелось?

— В принципе да, и бывало, что мои коллеги проявляли характер. Но я всегда старалась идти навстречу. Не из робости, а потому что понимала нюансы работы артистов, неудобство переездов, долгое проживание в советских гостиницах. А кроме того, на Эллингтона вообще невозможно было сердиться, он излучал невероятное обаяние. Я без обид вернулась к нему. И уже до конца гастролей Дюк не выходил на сцену, порой даже задерживая начало концерта, не поцеловав меня в щечку. Такой талисман себе придумал. Он, конечно, удивительный человек-легенда. Кстати, когда пару лет назад я работала с российско-американским молодежным симфоническим оркестром, исполнявшим произведения Эллингтона, юные музыканты с трудом поверили, что я была знакома с ним — он для них далекое-далекое прошлое.

— А знаменитости на прощание делали вам подарки, и если «да», то какой самый дорогой (речь не только о стоимости) подарок вы получили?

— Самый дорогой я не получила.

— Намекаете, что он еще впереди?

— Нет. Был один подарок, от которого мне пришлось отказаться. Я не уверена, что об этом нужно говорить.

— За давностью лет можно признаться даже в совершении преступления.

— Никакое это не преступление. Просто перед отъездом из Ленинграда помощник Эллингтона попросил меня съездить с ним в «Березку», чтобы купить норковую шубу. Я подумала, что он хочет сделать подарок своей жене или кому-то, с кем я схожа фигурой. Мы, перемерив все шубы, остановились на одной. Он спрашивает: «Нравится?» — «Хорошая», — от души говорю я. «Дюк хочет ее тебе подарить», — проговорился помощник. Я, конечно, поблагодарила, но от подарка наотрез отказалась.

— Боялись поплатиться работой?

— Есть определенные границы, которые я никогда в жизни не позволяла себе переходить. И не перейду. Нам ни в коем случае нельзя было принимать подарки от звезд.

— Даже самые невинные?

— Сувениры можно. Мне, например, сейчас все звезды дарят свои сидишки — от таких подарков я не отказываюсь, а, наоборот, считаю за честь иметь дома коллекцию дисков с автографами исполнителей.

— Вот сейчас, с высот вашего опыта, сравниваете ли поведение звезд: скажем, с годами они становятся более капризными или наоборот?

— Прежде всего хочу отметить принципиальные отличия тогдашних гастролей от нынешних. Раньше гастроли длились несколько месяцев, и за это время мы успевали сдружиться, что помогало в работе и мне и артистам. А сейчас артисты приезжают всего на один концерт. В лучшем случае это три дня: приезд, концерт, отъезд. А то и меньше. Все так быстро, что даже имена всех участников делегации не успеваешь запомнить. Я выявила закономерность: чем более знаменит человек и чем большего достиг в жизни, тем он великодушнее и добродушнее относится ко всем и вся. Помню такой эпизод. Когда ждали приезда «Роллинг Стоунз», в Лужниках и их окрестностях отстреливали бродячих собак. Одному псу как-то удалось спрятаться, и во время репетиции «роллингов» он выбежал на поле и стал носиться туда-сюда с громким лаем. Когда охранники его наконец-то поймали, Кит Ричардс прервал свою репетицию и попросил передать ему перепуганную собаку. Потом привез ее с собой в гостиницу, накормил ресторанной едой, и, растянувшись на ковре в апартаментах Кита, дворняга категорически отказывалась идти гулять из-за боязни снова оказаться в подворотне. Но судьба была благосклонна: после отъезда «Роллинг Стоунз» русский приятель Кита собрал необходимые документы и отправил этого московского пса дворянской породы в США.

— А что вообще звезды имеют обыкновение увозить с собой на память о России, какие сувениры?

— Арнольд Шварценеггер, приезжавший на открытие ресторана «Планета Голливуд», увез из Москвы свои любимые кубинские сигары. Причем мы уже спешили во Внуково, Арнольд улетал, но сказал, что хочет заехать на Комсомольский проспект в табачный магазинчик. Он быстро купил сигары, и со спокойной душой мы помчались в аэропорт.

А Элтон Джон в свой первый приезд сходил с ума по советской военной символике: фуражки, рубашки цвета хаки. И на одном из концертов какой-то солдат подарил Элтону свою фуражку. А в последний приезд Элтон купил в Питере две матрешки. Одна из них составлена из американских президентов, а другая — Билл Клинтон и его женщины.

— С Элтоном Джоном вы работали во время всех его приездов в нашу страну, произошли ли в нем какие-то внутренние перемены, или нет, или вы просто не обращаете внимание на такие «мелочи»?

— Да, не заметить, как он меняется, просто невозможно. Сейчас он стал спокойным, исполненным достоинства, что соответствует его возрасту и статусу суперзвезды. Он официально заявил, что прекратил выпивать. И это действительно так. Если случается какой-то сабантуй, то на столе присутствует одна бутылка красного вина на всех. А в 1979 году он был веселым парнем, любил пошутить и покутить. В то время западное телевидение снимало фильм о пребывании Элтона в СССР, поэтому вокруг него постоянно были кинокамеры, постоянно перед нами вился кто-то с микрофоном... Довольно утомительно ежеминутно быть в поле зрения. А где-то за полночь, после концерта и ужина, он приходил в валютный бар гостиницы «Европейская», где собирались те же журналисты, но без кинокамер и микрофонов и общались неформально на любые темы. Этот «клуб интересных встреч» затягивался до глубокой ночи. А в восемь утра, независимо он распорядка дня Элтона, у меня начинался рабочий день.

В тот приезд — я почему-то это запомнила — он очень любил редиску. На торжественно накрытом столе его интересовала не икра, не какие-то там яства, а наличие редиски. И в этот раз в Петербурге я у него спросила: «Редиску ты до сих пор любишь?» Он так удивился, что я это помню!

Самое главное, что меня поразило в Элтоне, — его глубочайшие познания в области искусства. Будучи в Ленинграде, мы поехали смотреть эрмитажную Золотую кладовую, а там неожиданно оказалось очень много телекамер и фотографов. Элтон этого не выносил, особенно когда хотел спокойно рассмотреть экспозицию. Он пробыл там минут десять, потом разозлился и попросил отвезти его в гостиницу. А спустя два часа он позвонил мне по телефону и предложил снова поехать в Золотую кладовую. Прессы там уже не было, но не было и свободных экскурсоводов. Я пошла в администрацию, попросила помочь, и мне дали экскурсовода. Вернее, не экскурсовода, а научного сотрудника, человека, глубоко знающего коллекцию кладовой. Он сказал: «Я проведу экскурсию при условии, что вы хотя бы на люстре позволите мне посмотреть концерт Элтона Джона». Билет ему я обеспечила. Знаете, раз сто мне пришлось бывать в Эрмитаже, но другой такой утонченной экскурсии не припомню. Но удивительно другое — Элтон задавал такие вопросы, что даже научный сотрудник поразился его эрудиции. В этом плане из тех, с кем я работала, Элтон может соперничать лишь с Игорем Александровичем Моисеевым. Общение с такими эрудированными людьми заставляет и меня постоянно работать над собой.

— А чему-то еще, кроме работы над собой, вас научило общение с мировыми знаменитостями?

— Смирению. Я научилась ни на что не обижаться и быть терпеливой. Вот один из примеров — Рэй Чарлз. Он вечером выступал в Петербургском зале «Октябрьский», а на следующий день в 12 часов мы должны были лететь в Москву. Перед началом концерта Рэй мне сообщил, что не хочет терять полдня и желал бы улететь рано утром. Он сказал и пошел на сцену. А что это значит? Мне надо договориться с кассами «Аэрофлота» (причем неизвестно, есть ли места на первый утренний рейс), договориться с администрацией гостиницы «Националь» (чтобы апартаменты Чарлза приготовили к его приезду), потом надо вызвать его лимузин и охрану... За те два часа, что он был на сцене, мне пришлось состыковать массу людей и обстоятельств, чтобы по окончании концерта я могла сказать: «Да, вы сможете вылететь в Москву утром, все готово, вас ждут!» Когда концерт закончился, Рэй Чарлз был так тронут приемом публики, что, едва ступив за кулисы, сказал: «Я передумал. Я хочу полдня погулять по этому прекрасному городу, а в полдень лететь в Москву». Представляете?! Но я даже бровью не повела, сказала: «Хорошо!» — и побежала все улаживать наоборот.

— Я где-то читала, что звезды, приезжающие к нам, любят, переодевшись, инкогнито разгуливать по Москве. В вашей практике часто ли приходилось сталкиваться с такой странной прихотью?

— Да, некоторые артисты любят гулять без охраны.

— Вам лично такие выходки осложняют жизнь?

— Одну из таких шуток сотворил Брайан Адамс. Перед концертом в Государственном Кремлевском дворце он решил скрыться от своей охраны и погулять по территории Кремля. Я пошла с ним, потому как не могла бросить человека, не знающего языка, на произвол судьбы. По пути к нам присоединилась жена организатора гастролей. Втроем мы вышли из ГКД, спустились в сторону Кутафьей башни... Зрители, спешащие на концерт, валили навстречу. Мы шли против мощного течения. Адамса никто не узнавал. Потом мы прошли в Александровский сад, и тут вокруг начали собираться люди. А когда мы приблизились к Мавзолею, толпа приобрела угрожающие размеры, и мы поняли, что это становится опасным — поведение толпы всегда непредсказуемо. Благо, у жены организатора гастролей был с собой мобильный телефон, она срочно вызвала охрану. А в противном случае последствия, наверное, могли бы быть самыми непредсказуемыми.

Помню, в первый приезд Элтона Джона, когда об охране артистов у нас понятия не имели, его «Чайку» в Ленинграде возле зала «Октябрьский» так раскачали поклонники, что нас внутри крутило, как при хорошем шторме. Машина реально могла завалиться набок. От такой «любви» хочется защититься охраной.

Все артисты непредсказуемые. Кому-то нравится ходить неузнанным, кто-то любит ломать запланированный график. Кстати, насчет ломки графика — это почти все звезды делают. Помню, во время приезда Тины Тернер, дамы по натуре очень замкнутой, ее менеджеры заранее расписали каждый ее шаг. Настолько, что, уже улетая домой, она бы молниеносно прошла паспортный и таможенный контроль и сразу же прошла в самолет, ни минуты не проведя в нашем Шереметьеве-2. Но у Тины, наверное, было хорошее настроение, и поэтому, едва выйдя из своего лимузина, она заявила, что хотела бы выпить чашечку кофе и сфотографироваться со всеми, кто с ней работал.

Или вот, например, Марк Нопфлер после концерта ужинал в ресторане отеля «Кемпинский», на восьмом этаже. А внизу толпа поклонников скандировала: «Марк! Автограф!» Нопфлер вышел на балкон, поприветствовал их, а потом не поленился спуститься вниз и раздать автографы. Меня это очень удивило и тронуло, потому что звезды крайне редко так внимательно относятся к своим поклонникам.

— Наташа, не могу удержаться от вопроса о служебных романах. Они могут случаться?

— Никогда! Романы и всякие там отношения запрещены нам категорически. Об этом даже невозможно думать. Мне всегда была дорога моя работа, и я никогда даже в мыслях не допускала никаких вольностей.

— После того как упал «железный занавес», изменилось ли отношение западных звезд к России, как они раньше воспринимали нашу страну и как воспринимают сейчас?

— Раньше иностранцы больше интересовались СССР, потому что мы были закрытой страной. Бывало, мчась на автомобиле по улице Горького, я с гордостью говорила: «Это наша центральная улица». Артисты мрачнели: «Темная, как проселочная дорога».

— Обидно было за державу?

— Нет, я всегда гордилась своей страной и считала, что трудности у нас временные. Так и оказалось. Но теперь многие артисты говорят, что не сильно отличишь Москву от Лондона или Парижа. У западных людей интереса к нам стало меньше, мы для них перестали быть аборигенами, у которых по улицам медведи расхаживают. Помню, когда в 1978 году к нам впервые приехали «Бони М», их солист Бобби заказал на завтрак яичницу с беконом и апельсиновый сок. В ресторане наличествовала лишь ветчина, а из соков был любой, кроме апельсинового, который можно было купить только за валюту в «Березке». Мне пришлось срочно связываться с плодоовощной базой, обещать им билеты на концерт, посылать водителя за свежими апельсинами. Кое-как выкрутились и с беконом. Но, несмотря на все сложности, мне во все времена очень нравилась моя работа. Знаете, у меня есть свой личный «рекорд Гиннесса»?

— По количеству обслуживаемых, не хочу вас обидеть этим словом, звезд?

— Не совсем так. Просто я единственная из всех отечественных переводчиков работала с тремя великими тенорами мира — Паваротти, Каррерасом и Доминго. Так получилось, что, уже отработав в 1988 году с Зубином Метой, который впоследствии дирижировал первым концертом трех теноров, и с Паваротти (в 1990 году), я увидела по телевизору тот знаменитый лос-анджелесский концерт и загадала: было бы неплохо, если б мне удалось поработать еще с Каррерасом и Доминго. И мне таки посчастливилось работать с ними: в 1997-м к нам еще раз приехал Лучано Паваротти, в 1999-м — Пласидо Доминго, и вот недавно в этом году — Хосе Каррерас.

— Наверное, это можно считать сбывшейся мечтой и самодовольно признаться, что жизнь удалась?

— Начиная работать в Госконцерте, я мечтала работать не только со многими из тех артистов, с кем уже довелось, но и с Фрэнком Синатрой, что уже невозможно по причине его смерти, и с Полом Маккартни. В 1976 году велись переговоры о его гастролях, однако одно из условий Маккартни тогда было невозможно принять — он хотел выступать на Красной площади. Не хочу загадывать наперед, но то, что Маккартни жив и здоров, дает мне надежду, что моя мечта все-таки еще может осуществиться. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Ольга ЛУНЬКОВА