ВСЛУХ НА ОЩУПЬ
Вы когда-нибудь пытались слушать телевизор? Не смотреть, а именно слушать? Вот то-то же! Закройте глаза, чтобы картинка не отвлекала... — и вы такое услышите! «Бывшие экс-министры» в новостях — это еще цветочки. Русский язык, как известно, велик и могуч, он все вытерпит. А вот когда новости заканчиваются и начинается показ дублированного (т.е. полностью переозвученного) зарубежного фильма! Более неестественных, губящих на корню саму идею кинематографа интонаций услышать невозможно. И почему наши актеры так натужничают? По этой причине я никогда не покупаю фильмы «Варус Видео». Они, злодеи, стирают родной звук и заменяют его собственным. С классикой американского кино «Бонни и Клайдом» они поступили так же кровожадно, переозвучив фильм, как знаменитые гангстеры — со своими жертвами! А я хочу слышать голоса Фей Данауэй, Уоррена Битти и Джека Леммона. В натуре. И почему такая несправедливость?
С этим вопросом я в течение трех дней приставала к людям, занимающимся как раз таки озвучанием. К людям, на мой взгляд, лучшим в этой профессии. Кстати, знаете, с чего начинается рабочий день актера дубляжа? Пришел в студию, получил толстенную пачку листов с текстом, едва успел подчеркнуть свои реплики и сразу, без подготовки — в наушники и к экрану.
— Вы целый день кино смотрите, и вам еще за это деньги платят. Здорово!
Александр Белявский: — Да что вы, я каждый день иду в шахту и вкалываю.
— Значит, вы, Александр Борисович, шахтер?
А. Б.: — Нет. Я всегда говорил, что наша профессия — это профессия реставратора. (Грустно качая головой.) Мы утеряли основу культуры — русский язык.
— Что, совсем утеряли?
А. Б.: — Сегодня дали мне на одной студии такой текст: «Этот человек всю жизнь мечтал жить в городе, но рядом с водой, жить среди людей, но на природе, и наконец его «идея-фикс» осуществилась». Я говорю: «Милые мои, это если и есть, то не «идея-фикс», а «идефикс». «Как «идефикс»?» — «Именно. Так грамотно: «идефикс», и он мужского рода, навязчивая, бредовая идея, преследующая человека, с мечтой ничего общего не имеет. Нельзя в этом контексте его употреблять».
Людмила Ильина: — Самое удивительное, что безграмотными стали режиссеры, редакторы, переводчики — люди, которые обязаны знать язык лучше, чем мы все вместе взятые. Нам, конечно, тоже непростительно, но им...
А. Б.: — Но мы-то старая школа, мы что-то знаем.
Между прочим, Александр Борисович почти всегда ходит на озвучание с толстым «Словарем ударений».
— Но вы-то, конечно, «крутые», «без базара».
Людмила Гнилова: — Я своим детям запрещаю выражаться на сленге. Гораздо красивее сказать «прелестно», вместо «клево». Но некоторые переводчики настаивают на подобных словах, считая, что в этом есть какая-то современность.
Ольга Гаспарова: — Актер, когда получает картину, он тут тебе и редактор и обработчик. Ему приходится самому логически правильно выстраивать фразы, проверять ударения. А то получаешь текст и ничего не понимаешь: такое там понаписано, что просто ужас!
А. Б.: — Конечно, и у нас бывают ошибки. Русский язык самый сложный. Но в итоге мы хранители русского языка, те, кто совестливо относится к работе.
— Значит, сегодняшнее озвучание стало хуже?
О. Г.: — Не могу сказать, что оно стало хуже. Оно стало совершенно другим. Раньше существовал только дубляж. Сейчас такого количества денег нет, а дубляж — очень долгий кропотливый процесс, на каждый персонаж нужен отдельный актер. Заказчикам невыгодно.
— Значит, вы против дубляжа?
Л. Г.: — Конечно, он интереснее в сравнении с другими видами «озвучки». Представляете: или сходить в Третьяковку, или на Арбат, где продаются картины. Но на сегодня я за «закадр».
— За... что, простите?
А. Б.: — «Закадр» — когда мы слышим голос иностранного актера и голос, который произносит текст на русском языке. Это, конечно, хорошо. Но иногда актеры так быстро говорят, что всех перевести невозможно, тогда выручает дубляж. Дубляж — хорошо, с одной стороны, но плохо, что мы не слышим голоса настоящего актера. Еще один выход — субтитры. Но не все успевают читать. Отвлекает от экрана. Спорили, спорили, что лучше, а сейчас вопрос решился сам собой — денег на дубляж нет, субтитры сделать тоже дорого, фильмов закупается огромное количество, и все стало сводиться к тому, что нужно озвучивать побыстрее. Появился так называемый «липсинг».
— Господи, а это-то что такое?
А. Б.: — Это вроде бы и синхронно, а вроде бы и не очень. Голос иностранного актера исключается, по смыканию губ совпадают с русским переводом только начало и конец фразы. Шесть человек озвучивают все персонажи фильма. Как я говорю — кривляются голосами. Кстати, наши эмигранты, будучи в более благополучном положении, не хотят смотреть озвученные фильмы, они желают смотреть только фильмы дублированные.
— Значит, опять все сводится к деньгам. А вам-то как за это платят? — спрашиваю, грустно поигрывая мелочью в кармане.
О. Г.: — Я бы не сказала, что нам хорошо платят. Но другие, наверное, думают иначе. К примеру, Марина Влади «сдублировала» у себя во Франции какую-то роль и с этого гонорара купила себе дом. Там дубляж очень ценится.
А. Б.: — А у нас многие артисты не получили зарплату еще за 1997 год. Не платят и исчезают люди или говорят: «Ну нету денег!»
— Что за безобразие такое! Может, вам какой профсоюз создать по защите-то?
О. Г. (вздыхает): — Ох, бесправные мы какие-то. Хотели профсоюз организовать на «Мосфильме», но не вышло, в итоге каждый выживает как может.
Смотрю я на них, и снова путаница в голове. В душной темной комнате, где часто не хватает стульев и наушников, где по одному микрофону на троих, теснятся люди, лиц которых не увидит на экране зритель. Облучаются по 12 часов в сутки у мониторов. Но они творят. Живут, плачут и смеются за чужие персонажи, которые уже сыграли другие актеры.
— Зачем вам это надо? Где ваше актерское самолюбие? Не обидно?
Л. И. (улыбается): — Никакой обиды. Боже упаси! Только спасибо можно сказать, что тебе доверили поговорить за Де Ниро, правда, Саша?
Александр Клюквин (актер, который этих «де ниро» штук пять сделал): — Конечно, после некоторых фильмов я горжусь, что участвовал в их озвучании. Встреча с хорошим персонажем — это радость для меня, сродни удачно сыгранному спектаклю. Например, Коломбо.
— Ура! Значит, это все-таки любимая работа?
Л. И.: — Наша профессия не может быть не любимой. Если ее выбрал, то любое проявление твоего актерского нутра — удовольствие. А если еще и получается!..
О. Г.: — Я часто озвучивала с очень хорошими известными актерами, которые работали в театре и в кино, так они невероятно трепетно относились к озвучанию. Даже к маленьким эпизодам готовились, репетировали помногу.
— А если бы вы все были по горло заняты в театрах и в кино, денег завались — отказались бы от озвучания?
Л. И.: — Нет, я и раньше, когда ничего не платили ни на дубляже, ни в театре, не отказывалась (голос ее задрожал как-то особенно нежно). Актер так создан: ему хочется еще, еще, еще! Конечно, побежишь куда угодно.
О. Г.: — И я не отказалась бы. Для меня это любимая работа.
Л. Г.: — Ни за что не отказалась бы. Это совсем другое искусство. Это проверка самого себя на стопроцентное попадание, на стопроцентный слух, чтобы не было фальши, даже голосом можно воспроизвести то, что происходит на экране.
А. Б.: — И я от этой работы испытываю огромное удовольствие... зимой. Но как только пригреет солнышко, сойдет снег, травка появляется — с таким трудом идешь на работу.
О. Г. (сплетничает): — Он очень работоспособный человек. Профессионал. Шутили даже в свое время, что он может синхронно попасть в реплику, не глядя, даже если стоит спиной к экрану.
А я и не такое видела! Уже восьмой час идет озвучание. Все работают. Александр Борисович положил голову на дубляжный стол и сопит. Звукорежиссер ворчит: «Кто храпит в микрофон?» Артисты не выдают. А как только «выход» Белявского, подталкивают его, и он тут же, моментально, читает нужную реплику с точным эмоциональным попаданием, в характере, и... снова засыпает.
Татьяна Одноробова, режиссер: — Когда говорит Белявский, мы молчим. Это мой любимый мужчина. У меня он делал как-то мальчика лет тринадцати. Я не ожидала, что он может такое. В восторге была. (К Белявскому.) Помните мальчишку? Как нет? Склероз?
А. Б.: — А я разве вчера работал?
Л. Г. (хохочет): — Не помню, к сожалению, как назывался фильм, озвучивала я пожилую даму. Она принимала горячее участие в судьбе молодой девушки. На протяжении всего фильма девушка терялась в догадках, кто же эта дама и почему так внимательна к ней. Финальная фраза была такая: «Кто вы?» Дама отвечает: «Раньше меня звали Эндрю, я твой отец». Я думала, меня парализует. Это был для меня сюрприз от переводчика и режиссера.
О. Г.: — В фильме «Тутси», где я дублировала Джессику Ланж, роль Хофмана дублировал Стасик Захаров. Он, к сожалению, умер. Прекрасный актер. Очень хотел получить эту роль, ему было любопытно озвучить женщину. Он много репетировал дома с магнитофоном, стараясь, чтобы его голос больше походил на женский. Большое количество актеров пробовались на эту роль, но он так хорошо сделал женщину, что никто не мог побить его в этом деле.
— Татьяна (обращаюсь к Одноробовой), как вы подбираете актеров? По голосу, по внешнему сходству или по характеру?
Т. О.: — По характеру. По характеру персонажа и актера.
Л. И. (хихикает): — Если хороший характер — берем, если плохой — нет.
— Я заметила, актрисы почему-то становятся похожи на героинь, которых они озвучивают. И цвет волос другой, и нос с глазами, а все равно похожа.
А. Б.: — Да, и каждый день на новую.
Л. И.: — Честно скажу, когда я Веронику Кастро озвучивала, к зеркалу подходила — и у меня было полное ощущение, что это Кастро, а не я.
Л. Г.: — Все компоненты имеют значение. Каждой фактуре дан определенный тембр голоса от природы, поэтому, наверное, получается внешнее сходство.
— Опять я чего-то не понимаю: столько артистов по Москве бродит не- востребованных, а в озвучании работают раз-два и обчелся.
Л. Г. (без тени смущения): — Кто-то из нас сказал: «Сама жизнь избрала этих актеров».
— Это ничего же себе! Значит, у гражданки Жизнь есть свои любимчики?
Л. И.: — Категорически нет! Масса актеров, великих, уважаемых, заслуженных, которые не умеют этого делать. Андрюша Мартынов, народный артист, сказал Чаевой, прекрасной актрисе и режиссеру: «Виктория Леонидовна, родная, я этого никогда не сделаю. Вы делаете это лихо, весело, смешно, я же над каждым звуком буду думать так долго, что у вас жизни не хватит». А попал он всего лишь на озвучание мультфильма.
— А вы любите озвучивать мультфильмы?
Л. И. (расцветает): — Я думаю, все артисты их любят. Это такая свобода, такая душа, в них актер раскрывается от и до.
— А во взрословских фильмах сопереживаете своим героям?
О. Г.: — Конечно, даже иногда плачу.
Л. И. (к слову, озвучившая сериал «Богатые тоже плачут»): — Когда очень хорошее кино, жаль с ним расставаться и хочется еще чуть-чуть продлить свое существование в нем.
Л. Г.: — И я плачу. Особенно если это что-то трогательное, с детьми связанное, с животными. Например, озвучивала я в фильме «Кто боится Вирджинии Вулф?»... Элизабет Тейлор. (Ничего себе, думаю, животное.) Такое впечатление было, что мы вместе с ней этот фильм сыграли. Из всех ситуаций ее героиня выходила с честью. И думаешь: «Как она это сделала! Да, в конце концов она права, надо взять на вооружение, и я так же поступать буду».
— А все-таки, какой, по-вашему, идеал озвучания?
А. К.: — Идеал озвучания, когда первые пять минут слышишь русский перевод, а остальные час сорок не слышишь.
— А озвучивая постельные сцены, как вы себя чувствуете?
О. Г.: — Актер, конечно, отстранен, ты не полностью входишь в эту роль.
— Секундочку, вы же говорили, что порою плачете по-настоящему?
О. Г. (смеется): — Безусловно, но здесь же я не могу этого сделать по-настоящему, правда?
Л. И.: — На НТВ существует штат, который озвучивает всю порнографическую продукцию, которая идет ночью.
А. Б. (ехидно): — И всю неистраченную страсть они несут на работу. Ага, думаю, не все так просто.
Л. И.: — Недавно по десятому разу озвучивали «9 1/2 недель». Но это же удовольствие! Иногда даже забываешь, что ты у микрофона.
— А ваш муж, глядя на это в телевизор, не забывает, что вы только у микрофона?
Л. И.: — Он не сумасшедший. Мы и на сцене играем любовь, что ж, нам удавиться и домой не приходить?
А. Б.: — И целуешься с кем попало. Подсунет режиссер какую-нибудь...
Л. Г.: — Лично я во время порно вяжу. (Это она, она из штата ночного НТВ.) Кто картинки рассматривает, кто газеты читает, а я вяжу. Я смотрю не на экран — у меня наушники и текст. Там ведь несколько слов, а потом долгий «процесс» на экране, не требующий перевода. Один раз озвучиваю: «Целуй меня, целуй! Меня так давно никто...» — и какое-то такое слово, которое ну совсем произносить не хотелось. И я не нашла ничего лучше, как сказать: «Целуй меня, целуй! Меня так давно никто... не уважал».
— Так и оставили?
Л. Г.: — Да, так и оставили. Надоедает все это смотреть, тем более конец-то всегда один и тот же. Порой вообще экран газетой завешен, только тайм-код оставляем, чтобы ориентироваться.
— А когда такое озвучиваете, неловко?
Л. Г.: — Нет. Озвучивать проще, чем сниматься. Однажды пришлось озвучивать наш российский порнофильм с одним очень молодым актером, который в этом фильме снимался. Он на экране абсолютно нагой. За дубляжным столом мы сидим вместе. Он страшно взволнован, весь красный, и я ему говорю: «Не волнуйся, ты потом еще своим внукам рассказывать будешь, как с бабушкой постельную сцену озвучивал».
— А как вы поступаете, если заказчик требует буквального перевода грубых слов?
О. Г.: — Я этого не люблю. Вы имеете в виду мат? Не могу это произносить. Ведь можно прийти к компромиссу. А зачем это слушать? В жизни этого и так полно на каждом углу. Хотя иногда спорить с заказчиком бывает очень тяжело.
— Так, может быть, плохо, что ушла цензура?
О. Г.: — Цензура — палка о двух концах, мы сами себе цензура. Раньше это была катастрофа, вырезали огромные эпизоды. Постельные сцены, почти все. Помню, в «Тутси» моя героиня спрашивала героя: «Ты что, голубой?» Сколько мы искали замену слову «голубой»!
— И какую нашли?
О.Г.: — Сейчас не помню точно, «дурак», что ли. Но то, что абсолютно изменило смысл сцены. Не то что «педераст», «голубой» нельзя было сказать.
А. Б.: — Нас заставляли это делать, и не только по пуританским соображениям, но и по политическим. Капиталистический фильм не должен был кончаться хеппи-эндом, на Западе трудовой человек обязательно должен быть несчастен, обманут. Даже если мы все озвучивали, вырезали потом, без нашего ведома.
Л. Г.: — Дело даже не в том, что конкретно вырезалось, фильм уродовали до такой степени, что вообще нельзя было понять, о чем он. Привозили картины мирового масштаба, все за рубежом от них в восторге, а у нас посмотришь — ну и что? Про что, чего, как — ничего не понятно. Но, с другой стороны, сегодня цензуры в чем-то не хватает. Такие низкопробные фильмы проходят на экран — настоящие пособия по приему наркотиков. С художественной точки зрения ужасно сделанные, а с точки зрения медицины и практики — «пожалуйте бриться», детям ничего не остается, как все это собрать, купить и осуществить.
— Значит, высокохудожественные полотна — дело прошлое?
А. Б.: — Тут не надо обольщаться и не надо сетовать. Гениальной продукции всегда немного. Чем больше общее количество фильмов, тем больше и плохих, особенно средних. Хорошие же фильмы дорого стоят. Сейчас денег нет, а телевизионные каналы должны закрыть свою сетку определенным количеством фильмов, и покупаются фильмы финансово доступные.
Как-то совсем мне грустно стало: и денег у нас не хватает на дубляж, и уровень культуры снижается, и фильмов хороших все меньше. Придумала! А что, если на наших кинофестивалях ввести новую номинацию «За лучшее озвучание зарубежного фильма»? И актеры со мной согласились — это был бы стимул и для них и для заказчиков.
Наталья СТАРЫХ
На фотографиях:
- Раньше в дубляже актеры играли. Делали так называемый «горшок», когда артист, присаживаясь, чуть кряхтит. Кашляли. Если актер на экране с сигарой во рту, засовывали в рот палец и так говорили, чтобы получился эффект сигары. Если актер говорил за дверью, мы говорили в стакан или за фанеркой. Полностью надо было соответствовать происходящему на экране.
- Профессионализм не мешает смотреть зарубежные фильмы. Если сделано хорошо, напротив, радует. Замечаешь какие-то штрихи и думаешь: как здорово, как тонко, молодец. И даже не обращаешь внимания на русский перевод, полностью растворяешься в фильме.
- С cемьей катастрофа. Недавно сын меня спросил: «Мама, ты завтра работаешь?», я не успела ему ответить, потому что в этот момент из телевизора прозвучало моим голосом: «Если бы я не работала, что бы вы ели?»
- Отечественные голоса, прикрепленные к зарубежным кинозвездам: Радж Капур — озвучивал Николай Александрович, Лолита Торрес — Виктория Чаева, Жан Марэ — Владимир Дружников, Пьер Ришар — Вадим Андреев, Жан-Поль Бельмондо — Николай Караченцов, Луи де Фюнес — Владимир Кенигсон.
- В материале использованы фотографии: AFP, Игоря ВЕРЕЩАГИНА