Так считает Сергей Родионов, руководивший банком с 1992 года по май 1998 года. Известие о том, что "Империал" признан банкротом, застало его в Люксембурге, где с ним и встретился корреспондент Ъ Александр Семенов. Это первое интервью, которое бывший олигарх, одним из первых сдавший позиции, дал российской прессе после ухода из банка.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Служу председателем совета директоров компании Diners Club Russia, пока что член правления East West United Bank. Все вроде бы. В Люксембурге вот часто бываю. Прекрасная страна. Коммунизм. Герцог у них на 220-м "Мерседесе" ездит.
— А что вы думаете об истории с "Империалом"?
— Я думаю, его можно было санировать. У "Империала" довольно давно отозвали лицензию, тем самым сохранили большую часть активов. К тому же у банка крайне узкий круг клиентуры и собственников, его активы и пассивы легко структурировать. Туда может прийти любой разумный человек и быстро понять, кому что может достаться в случае банкротства или санации. В частности, есть большой портфель вложений в Минтопэнерго. В такие компании, как "Роснефть", "Сахалинморнефтегаз",— а они вполне платежеспособные. И эти кредиты в ближайшее время должны были начать погашаться. Где-то в 1999-2000 годах.
— Но Владимир Форосенко утверждает, что Минтопэнерго разослало письмо, в котором просит не погашать кредиты...
— Форосенко просто почему-то не может найти общий язык с Минтопэнерго. Но сути это не меняет: у "Империала" здоровый состав активов. И в отличие от других банков он больше нуля. Большой объем акций РАО "Газпром", кредитный портфель на минтоповские структуры, каждая из которых в состоянии кредиты вернуть. Эти активы как раз могли составить массу, входящую в объем санации. А теперь они составят потенциальную конкурсную массу, что менее выгодно. Причем, насколько я знаю, было несколько планов санации. Один сделал Форосенко, другой наш зампред Столяренко, который сейчас работает в "Еврофинансе". Ни один из этих планов не потерял актуальности, но и официально не обсуждался, потому что участники событий никак не могли договориться между собой. Просто шла глупая война.
— Но что изначально стало причиной трудностей?
— У нас была довольно серьезная "дыра", возникшая из-за падения стоимости нашего портфеля газпромовских акций. Точно я сейчас не помню, но потратили мы на это порядка $130 млн, а потом — в конце 1997 года — цена акций упала в десять раз. Причем покупали мы акции не просто так: была определенная договоренность с "Газпромом" и было представление о том, как с ними работать дальше. Резкое падение стоимости оказалось совершенно неожиданным, и все идеи были выброшены в корзину. Кто-то был должен принять на себя эти убытки. Вышло так, что принял "Империал". И состояние банка объективно говорило о том, что если не произойдет улучшения на рынке акций, мы не сможем расплатиться по внешним заимствованиям, которые приходились точно на середину августа 1998-го. Мы предлагали пакет газпромовских акций, но его никто не хотел брать.
— Кризис на рынке акций — единственная причина?
— Основная. Хотя изначально была допущена ошибка при построении структуры собственности банка, и, возможно, это была моя ошибка. Я надеялся, что четыре крупных акционера — "Газпром", ЛУКОЙЛ, "Зарубежнефть" и менеджмент банка — могут вместе создать хорошую команду. Но оказалось, что это были антагонисты. Сколько ни пытался, я не смог добиться того, чтобы они начали работать в банке вместе. Где угодно — только не в "Империале". В банке шла постоянная борьба за некое влияние. В начале, когда Вяхиреву это было интересно, он был во главе. Потом все отошло Алекперову, потом опять к Вяхиреву. И это создавало очень напряженную обстановку. В конце концов "Газпром" из банка ушел — полностью перешел в Газпромбанк, и все наши отношения прекратились. Прекратились отношения и с Минфином — в силу того, что у нас были конфликты с Андреем Вавиловым. Остался только ЛУКОЙЛ. Но у него, как у всех больших нефтяных компаний нашей страны, не было больших остатков на счете. Зато всегда был большой объем задолженностей. Он приносил бизнес — но не серьезный объем пассивов. К тому же многие клиенты, после того как узнавали, что у нас акционер ЛУКОЙЛ, предпочитали с нами не работать.
— Почему?
— У ЛУКОЙЛа репутация жесткой компании. Алекперов — сильный и властный хозяин, и многие опасались быть рядом. Куда делись Путилов и Муравленко? А раньше это были генералы, которые командовали парадом. Сейчас остался только Алекперов.
— А как из банка ушел Вяхирев?
— В декабре 1997 года я подписал у Вяхирева проспект эмиссии. Согласно ему, все акционеры банка должны были внести новый капитал. ЛУКОЙЛ этому воспротивился. Мне не объясняли почему, но, как я понимаю, им не хотелось в тот момент тратить деньги. Так или иначе, они долго сопротивлялись, выдвигали разные идеи, предлагали интегрировать "Империал" в состав группы. Однако я от всего отказывался, полагая, что финансовое положение "Газпрома" более устойчиво. К тому же надеялся, что нам удастся решить проблему с его акциями, которые были у нас на балансе, если мы останемся в группе "Газпрома". Например, получить от него длинные векселя, чтобы было что показывать иностранцам: в тот момент меня больше всего интересовали именно иностранцы, так как я считал, что русская часть была по ликвидности закрыта. Кончилось все тем, что Алекперов стал напрямую обсуждать этот вопрос с Вяхиревым. И вот 23 апреля 1998 года они приняли решение о том, что эту эмиссию банка выкупит ЛУКОЙЛ и он станет владельцем контрольного пакета. Я сильно возражал. Не потому, что мне не хотелось быть вместе с Алекперовым. Просто я представлял экономическое положение ЛУКОЙЛа на тот момент и считал, что никто не найдет денежных средств, чтобы выполнить соглашения. Потом был месяц резких взаимоотношений, и в конце концов было решено удовлетворить требование ЛУКОЙЛа. Алекперова избрали председателем совета "Империала" и договорились, что я передам дела Форосенко. Через несколько дней я подписал акт приема-передачи дел.
— Зачем же Алекперову понадобилось покупать банк, который, что было абсолютно ясно, испытывал проблемы?
— На мой взгляд, это было неправильное решение. Может быть, ему докладывали, что это хорошая идея. Что надо с этой половинчатостью кончать, брать все в свои руки и все будет нормально работать. Единственное, что этому мешает,— сам Родионов. Если Родионова убрать, все будет хорошо. Попытки объяснить ему, что это не совсем так, ни к чему не приводили. Надо сказать, что у нас с Алекперовым всегда были очень сложные отношения. А все правление "Империала" было как раз "за". Я был единственный, кто этому противоборствовал. В общем, возможно, у него было представление, что эта структура жизнеспособна, есть только одно препятствие — руководитель. С другой стороны, банк мог работать и "под ЛУКОЙЛом". Но для этого надо было погасить всю задолженность и что-то сделать с акциями "Газпрома". Алекперов вообще-то мне говорил, что у него есть договоренность с Вяхиревым о том, как использовать эти акции. В принципе если бы были выполнены условия эмиссии, или погасили бы кредиты, или придумали бы, как продать акции "Газпрома", то всего, что потом случилось, не было.
— Вы имеете в виду отзыв лицензии и банкротство?
— Да. Кстати, я думаю, что у Дубинина это что-то персональное. Какое-то странное было решение. Я знаю, что Дубинин незадолго до отзыва лицензии приглашал на встречу руководство ЛУКОЙЛа и якобы, но это только слухи, потребовал от ЛУКОЙЛа выполнения обязательств. Но получил ответ, что ЛУКОЙЛ все проблемы решил, и ему уже не очень важно, что будет с банком. Возможно, это повлияло на решение Дубинина. Но ситуация с "Империалом" объективно была далеко не худшей. Если после этого год просуществовали МЕНАТЕП, ОНЭКСИМ, МФК, СБС-АГРО — это вообще нелепо. Тем не менее ударили именно по "Империалу". Остальным дали год на сохранение структур.
— Насколько я помню, незадолго до отзыва лицензии у "Империала" вокруг банка и вас было много возни в прессе. Это могло как-то повлиять на ваши отношения с акционерами?
— Не могу сказать, что специально что-то происходило. Просто у меня всегда была репутация неуживчивого человека. И я не спорю, потому что так оно и есть. Но вряд ли тогда это оказало решающее влияние. Бывало смешно, когда, например, писали, что я дружен с Дубининым. Это неправда. У меня были свои представления о том, как должен вести себя чиновник, которые всегда не совпадали с "генеральной линией партии". Поэтому у меня, например, исторически были плохие отношения с Чубайсом. И вообще я всегда поддерживал не ту сторону, которую надо было. Финансировал газету "Правда", например.
— Это вы так шутите?
— Абсолютно серьезно. Из всех политических движений коммунисты представлялись мне наименее коррумпированными.
— Вы коммунист?
— Меня им сделали демократы. Просто у меня свое о них представление. Вот коммунист Квасьневский пришел к власти в Польше, и что — там кого-то расстреляли? Просто все демократы оказались одинаковыми — на каждом висит ценник. И мне смешно слушать всякие разговоры, когда ясно, что все заранее решено. Я могу конкретно оценить, какое событие сколько стоило.
— Все-таки не очень ясно с коммунистами. Ведь вас в то же самое время называли личным банкиром Черномырдина...
— Это ерунда. Я никогда не был близок Черномырдину. Дубинин лично ходил к Черномырдину и просил, чтобы меня сняли. У Черномырдина есть личный банкир — Александр Евгеньевич Лебедев. Его банк — это банк НДР. Кстати, не хочу сказать ничего плохого. Лебедев — очень яркая личность.
— Но ведь, согласитесь, все-таки не может быть так, чтобы вы не устраивали абсолютно всех...
— На самом деле у меня были хорошие отношения с Вяхиревым. Вот это правда. Помню историю, когда принадлежащий мне журнал "Профиль" опубликовал статью о том, сколько было потрачено на выборы президента. Там было написано: "$300 млн сделали свой выбор". После чего разные люди попросили Рема Ивановича, чтобы мне объяснили, что так делать нельзя. Он меня вызвал. Я пришел. Он хлопнул журналом о стол, спросил: "Твоих рук дело?" Я говорю: "Моих". Он спрашивает: "Зачем?" Я говорю: "Виноват". И все. Сказал лишь: "Больше так не делай". Кстати, наши отношения с Вяхиревым не выражались в бизнесе, не воплощались в финансовые потоки. Ведь у "Газпрома" был и есть Газпромбанк, который всегда под боком и всегда делает именно то, что ему скажут. А для операций более вычурного характера им использовался Национальный резервный банк.
— Вычурных операций?..
— Нетрадиционных. Таких, как покупка задолженностей, обмена чего-нибудь одного на что-нибудь другое. Александр Лебедев в этом смысле — очень продвинутый человек.
— Если бы была возможность, вернулись бы в банк?
— Нет. Меня много раз провоцировали на разные вещи в отношении "Империала". Но я говорил, что никакого отношения к банку иметь не хочу. Ведь я до сих пор считаю, что самое хорошее, что было в "Империале",— это рекламные ролики. Помните — про всемирную историю? Это чистое и вечное...
"Я ВСЕГДА ПОДДЕРЖИВАЛ НЕ ТУ СТОРОНУ, КОТОРУЮ НАДО БЫЛО. ФИНАНСИРОВАЛ ГАЗЕТУ 'ПРАВДА', НАПРИМЕР. ПРОСТО ПОТОМУ, ЧТО ИЗ ВСЕХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ КОММУНИСТЫ ПРЕДСТАВЛЯЛИСЬ МНЕ НАИМЕНЕЕ КОРРУМПИРОВАННЫМИ"