Именно ей мы поручили делиться опытом с вами о том, как можно деньги честно заработать...
Измученная подлостью подешевевшего рубля и вздорожавшими импортными товарами, я решила переквалифицироваться в отечественные производители, раз уж со стороны высшей власти производителям обещаны любовь и поддержка.
— Ты не заболела? — не слишком вежливо поинтересовался знакомый банкир, прознавший о моих планах. — Собираешься производство покупать?
Банкир только-только пережил банкротство и теперь был переполнен планами, надеждами на будущее и деньгами. Семью он оставил на голодном пайке, дабы кредиторы не сомневались, что денег никому не достанется, и не питали пустых иллюзий. Сам же спасался от долгов, арендуя по соседству от места прописки квартиру. От меня, впрочем, банкир не скрывался, поскольку я, не будь наивной, в славную когорту кредиторов банка не попала.
— Вот я, например. Долгов под миллион. Значит, личной прибыли почти столько же. Как ты думаешь, в состоянии я производственную линию поставить? Но мне жаль миллиона, добытого нечеловеческим трудом, поэтому я взял производство даром.
— ???
— В антикризисные управляющие пошел. Третий передел собственности наступил! Хватай, пока дают. Затрат никаких, разве что на обучение, ну да это мелочи, полторы штуки баксов. Зато ни на оборудование потратиться не придется, ни на помещение. Да и бизнес весь просчитан на годы вперед. Напрягаться не нужно.
Поскольку производство из кризиса стали выводить обанкротившиеся банкиры, ждать от отечественного производителя дешевых товаров уже не приходилось. Торговля теперь точно не улыбалась.
Основным средством существования теперь могло стать управление заводом по антикризисной программе.
ХОЧУ СТАТЬ ВЛАДЫЧИЦЕЙ ЗАВОДА
Два месяца и тысячу долларов я потратила на обучение искусству внешнего управления. Обучали нас понемногу, чему-нибудь и как-нибудь.
Ситуация осложнялась тем, что свечной заводик на артельных началах где-нибудь в скучной Самаре меня принципиально не устраивал. Время не то. Хотелось бизнеса не столько доброго, сколько разумного и вечного, вроде винодельческого завода или табачной фабрики, на худой конец плодоовощного или молочного производства, и желательно в пределах московской кольцевой дороги.
Оказалось, мои претензии к жизни, мягко говоря, не оригинальны. Все хотят винодельческое производство в Москве.
«Может, вы и компанию «Малборо» заодно обанкротите? У них наверняка своих управляющих не хватает, — ехидно поинтересовались в центре обучения, когда я обнаглела до такой степени, что посвятила преподавателей в собственные наполеоновские планы. — Потренируйтесь на развалившихся производствах. Им навредить труднее».
Я не поверила и принялась методично обзванивать лакомые, с точки зрения передела, предприятия. Табачные и винодельческие заводы упорно не желали банкротиться, на плодоовощных заводах сообщали, что управленческий аппарат давно укомплектован. На текстильных фабриках, окучиваемых по случаю, не слишком деликатно намекали, что управляющих пруд пруди, не хотела ли бы я пойти для начала чесальщицей или мотальщицей. Что предлагали на молочных — и вспоминать не хочется.
Умудренный собственным опытом банкир давал советы исключительно криминального характера.
— Способов найти работу — миллион. Можно устроиться через знакомого судью. Знакомство нужно поддержать взяткой, тогда судья даст наводку на банкротящееся предприятие. При рассмотрении дела порекомендует твою кандидатуру внешним управляющим. Можно по-другому. Договариваешься с директором завода, даешь взятку, проводите фиктивное банкротство, он рекомендует твою кандидатуру кредиторам. Или такой способ. Даешь взятку кредиторам...
План мне не понравился. Раздавать взятки я не собиралась не столько из морально-этических соображений, сколько из экономии. Я, между прочим, дипломированный специалист и вообще не успела украсть миллион.
— Подумай, — увещевал банкир, — какая экономия! Ведь завод — даром. Расходы только на взятки. Очевидная выгода.
Кстати сказать, банкиру в процессе третьего передела досталось винодельческое хозяйство. Но, внимая голосу экономного разума, я пошла другим путем. Для начала я обратилась к крупнейшему кредитору всех заводов Москвы — Мосэнерго.
Дело в том, что производители считают дурным тоном платить именно за коммунальные услуги, в том числе за электроэнергию, потому как преступление это не наказуемо. Обесточить крупное предприятие для энергетиков — кишка тонка: городского масштаба скандал может приключиться. Отчаявшиеся получить деньги энергетики к сотрудничеству отнеслись радостно и тут же, с энтузиазмом Павлика Морозова, заложили мне десяток заводов-должников, которые не мешало бы обанкротить ввиду их полной неплатежеспособности.
— Приезжают, водку пьянствуют с главными. Подмазывают, так сказать, — жаловался чиновный энергетик, обойденный вниманием со стороны директоров заводов, то ли на недостаток водки, то ли на непогашенные задолженности, — а потом мы должны отдуваться. Зарплата мизерная. Все равно деньги задерживают. Подайте на них в суд, только рады будем!
Тут же, не дожидаясь исхода судебного разбирательства, предложил мне пакет долговых обязательств любого на выбор завода. Видно, очень человеку приспичило зарплату получить. Увы, меня ожидала только никчемная оборонка.
Поскольку ни одно из предлагаемых на разграбление производств не вписывалось в рамки моих представлений о выгодном бизнесе, пришлось выбирать наобум. Выбрала такое производство, чтобы отвечало собственным представлениям о широком потребителе: тару и упаковку.
Долги упаковочного завода пришлось уплатить в размере трех четвертых стоимости обязательств. То есть, оплатив наличными три тысячи долларов, я получала вексель на четыре. Рада была бы взять долгов несостоятельных кредиторов поменьше, но закон разрешает банкротить предприятие только в том случае, если последнее имеет три месяца просроченной задолженности на сумму в 500 минимальных окладов (около $4000).
На это энергетики страшно обрадовались, обещали энергетическую поддержку по жизни, временную адвокатскую поддержку в суде и вообще ставить при случае в храмах свечки за здравие души такого замечательного кредитора, как я. Восторг их мне показался несколько неуместным, потому как деньги я собиралась вернуть если не сторицей, то по крайней мере преумножившимися.
Через два месяца судебного разбирательства я получила возможность управлять заводом по собственному усмотрению. Но... в качестве конкурсного управляющего. Несведущим поясню: конкурсный управляющий отличается от внешнего примерно так же, как редактор журнала отличается от внештатного корреспондента. То есть коренным образом.
— Постановляю: утвердить в должности конкурсного управляющего Бухаркову Ольгу Анатольевну с окладом... Сроком... — Судья припечатала молоточком к столу решение «именем Российской Федерации». Великолепно.
Благодаря нетривиальному подходу судьи к проблемам вверенного мне производства, я получила замечательную головную боль. Во-первых, мое управление ограничивалось во времени. Во-вторых, за отведенное судом время я должна была не столько наладить производство, сколько рассчитаться с кредиторами и ликвидировать должника. То есть. Мало мне собственные долги от завода возвращать, я еще кому-то должна оказываюсь.
Наверное, действительно стоило прислушаться к жизненным принципам банкира, по крайней мере на период разбирательства в суде.
ТА ЗАВОДСКАЯ ПРОХОДНАЯ, ЧТО ВЫВЕЛА МЕНЯ
Прежде завод работал при оборонном предприятии, на отсутствие заказов рабочие не жаловались. Управленцы, бывало, жаловались на рабочих, что не справляются к сроку. Ну да эти веселые времена канули в Лету, и говорить о них бессмысленно. Все равно что сожалеть о купленной до кризиса квартире.
Хоть я и исполняла роль конкурсного управляющего, прибыль предприятия в его нынешней реинкарнации теперь всецело зависела от моей фантазии. Как справедливо заметил Жванецкий, зачем воровать с убытков, когда можно воровать с прибылей. Так что программа — максимум для управляющего — найти, где взять эту самую прибыль.
Время, отпущенное по закону на обдумывание стратегии и тактики наступления на обанкроченное хозяйство, я потратила по назначению — на составление подробного отчета о состоянии дел на предприятии. Оказалось, что стоит восстанавливать платежеспособность завода при внешнем управлении. Достаточно реорганизовать отдел сбыта, сократить штат за счет управленческого аппарата, модернизировать техническое обеспечение (вроде компьютеризации и телефонизации завода) и провести рекламную кампанию, дабы увеличить объемы заказов. Тогда, возможно, через годик, да при рачительном использовании доходов, кредиторам вернут долги.
— Если будете производство восстанавливать, то долги завод никогда не вернет, — оптимистично уверила меня главный бухгалтер, активничающая дама второй свежести.
— Вы должны быть сторонницей развития производства. Вы же не хотите лишиться рабочего места, — увещевала я даму, подозревая в ней засевший с приходом кризиса страх перед безработицей, как в любом нормальном профессионале.
— Да чихала я на это место, — озлобилась вдруг финансовая дама, тряся от возмущения бриллиантовыми серьгами, — зарплату год не платили. Чтоб это место совсем пропало, вместе с заводом. Я вообще здесь не из-за зарплаты работаю.
Услышать ее тайную миссию на рабочем месте мне не довелось: дама осеклась сразу же, как увидела мои округлившиеся от ужаса глаза. Но мне оставалось интересно возродить завод. Кстати, где-то среди канувших на финансовую подкормку отечественного производителя денег затерялся и мой, хотя и не ощутимый для производства, но значительный для семейного бюджета кредит размером в три тысячи долларов США. Так что работать стоило не за страх, а за совесть.
Моя фантазия исчерпалась, за нетривиальными идеями я обратилась все к тому же банкиру, уже знакомому и вам. За то время, пока я изучала обстановку на вверенном мне производстве, знакомый банкир купил пошлый 600-й «Мерседес», съездил позагорать на Канары.
— Продавай все, что можешь продать. Все равно производство тебе не поднять. Какая рекламная кампания, какая модернизация технического обеспечения? Выброшенные деньги! — увещевал загорелый и поправившийся банкир. — Вопрос стоит по-другому: кто из кредиторов кого кинет. Успел продать помещение, а деньги разделить — удачливый кредитор. Не успел — значит, опоздал.
Собранию кредиторов мой отчет тоже категорически не понравился. Их собственный план поражал простотой и лаконичностью.
— Все акции завода продаем и разбегаемся.
Ну, насчет акций это они погорячились. Еще бы приватизационными чеками решили торговать. Другое дело — имущество. Весомо, грубо, зримо.
Здесь, впрочем, уместно задать вопрос: а есть ли у завода лишнее имущество? Дескать, все, что можно было продать, — уже продано; все, что можно сдать в аренду, — сдано. У предприятия остались одни долги, да и само предприятие не работает. За то время, пока шел второй передел собственности, идеи директоров всех заводов посетили примерно одинаковые: сдать простаивающие площади в аренду, а деньги взять «черным» налом. От этого заводу не убудет, все равно всех долгов не погасить, а директору очевидный профит. При этом долги все увеличивались, потому что аренда земли и налог на имущество требовали существенных вложений, а непроизводящее предприятие ничего не могло предложить.
К вящей радости кредиторов, в собственности завода обнаружилось здание, прежде рассчитанное на обслуживание объемных госзаказов. Ныне его этажи занимали темные личности, пытающиеся подтвердить свои права филькиной грамотой, именуемой ими почему-то долгосрочным договором аренды. С личностями я разделалась быстро.
— Даже если бы договор был оформлен с соблюдением всех юридических тонкостей, мы бы его расторгли с полным законным основанием. Кризис. Форс-мажор. Того, кто вам площади сдавал, фактически не существует, а потому власть переменилась.
Арендаторы пообещали подать на меня в суд, вредничали как могли, но помещение освободили. Потому что Закон всецело на стороне антикризисных управляющих.
Я рассчитала, что если продать до 80 процентов площадей предприятия, то оставшееся можно будет считать рентабельным производством. Хотя бы за счет сокращения налога на имущество.
Кредиторы требовали крови должника. От разговоров о восстановлении рентабельного производства они почему-то зеленели. Наверное, это тоже были шпионы-диверсанты из Пентагона, получившие задание подорвать способность отечественных производителей выпускать тару и упаковку.
— Продадим все площади без исключения по тысяче долларов за квадратный метр, — считали кредиторы на собраниях, нервно сталкиваясь головами над свежим номером «Из рук в руки». — Сколько там у нас метров? О-го-го! Вот денег-то завались!
Бриллиантовый дым блистал по углам зачумленного заводика тары и упаковки. Я не хотела портить людям праздник, но меня здорово беспокоил такой вопрос: если все заводы начинают банкротиться именно с продажи помещений, что же должно твориться на рынке заводской недвижимости?
Чуда, как водится, не произошло. Скрепя сердце, кредиторы оплачивали объявления по продаже недвижимости и планомерно снижали цены с оптимистических высот. В конце концов судьба сжалилась над кредиторами, и в наш офис заявился плюгавенький покупатель с бескрылой мечтой, не взлетевшей выше собственного цеха по резке стекла. К тому времени 1 кв. м обозлившиеся кредиторы готовы были отдать по $30.
— Побойтесь бога! — вскрикивал покупатель, нервно пощипывая себя за интеллигентскую бороденку. — Грабеж среди бела дня! Да вы зайдите на «Электронприбор»! Или позвоните в Луховицы! Да там даром готовы собственность отдать, лишь бы налог на имущество не платить.
— Вот и берите даром в Луховицах, а в Москве мы цены прекрасно знаем, — слукавила я. Видимо, покупатель тоже слукавил, поскольку от своего намерения поехать в Луховицы вместе со своим стекольно-оконным хозяйством быстро отказался. Грязно торгуясь за каждый цент, мы сошлись на $20.
Кредиторы злились так, словно им подарили фальшивый бриллиант. Меня, напротив, вдохновляло, что заводу больше не приходилось платить налоги и плодить славную когорту кредиторов-диверсантов.
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ
Продажа излишков площади не спасла завод. Возможно, мы осчастливили бы мир своими тарой и упаковкой, если бы к производителю отнеслись повнимательнее.
Производство, поманившее романтикой третьего передела, мне получить не удалось, но, наверное, это не последнее производство в моей жизни.
Вложенные средства я вернула. Если учесть, что суд назначил мне зарплату в 15 тысяч, то можно считать, некоторую прибыль третий передел мне все-таки принес.
Ольга БУХАРКОВА
Питер БРЕЙГЕЛЬ (Младший) «Весна. Работа в саду». 1600 — 1605 гг. |