ПОЧЕМУ ЛЮДИ ВОЮЮТ?

-Слушай, ты ведь из Москвы, да? Скажи, это коммерческая война? Вопрос задал мне первый же встречный на улице Ботлиха — местный мужик с автоматом на плече. Вопрос, честно говоря, поставил меня в тупик. Я не понял его смысла, но на всякий случай кивнул на его видавший виды «АК-47» с облупленным деревянным прикладом и задал встречный вопрос:

— Выдали?

Мужик рассеянно покачал головой:

— Нет, мой.

Было видно, что его мало интересуют и моя персона, и мои вопросы, его действительно интересовало, коммерческая это война или некоммерческая.

Потом этот вопрос я и мои коллеги- журналисты слышали неоднократно, причем часто не в вопросительном, а в утвердительном тоне. Но лично до меня его смысл никак не доходил, и это злило. Прозрение наступило на следующий день, когда этот назойливый вопрос похоронили новые впечатления.

Сзади слева, с аэродрома, с невероятным в разреженном горном воздухе грохотом били гаубицы (это их старые кадры любят показывать по всем программам ТВ). Сверху с громким треском, похожим на звук рвущейся материи, стреляли ракетами вертолеты. Впереди оглушительно частило еще что-то стреляющее, наверное, крупнокалиберные пулеметы или пушки бэтээров. На склоне противоположной горы суетились крошечные фигурки, потом оттуда пошел дым цвета марганцовки — зажгли сигнальную дымовую шашку, и сразу же на дым откуда-то подлетела «корова» — большой десантный «Ми», фигурок на склоне заметно прибавилось. «Корова», не присаживаясь на землю, резво подпрыгнула, заложила вираж и ушла из поля зрения, а с того места, куда она высадила подмогу десантникам, началась отчаянная, захлебывающаяся стрельба. Теперь даже мне стало ясно, что весь огонь направлен не на тот склон, где палили из автоматов и пулеметов десантники, а на вершину небольшой скалы, похожей на торчащий палец и расположенной пугающе близко, по прямой метрах в восьмистах от ближних тылов нашего десантного полка.

Начпрод полка, перебиравший с дежурными по кухне солдатами морковку, окончательно разъяснил мне диспозицию:

— Там с ночи снайпер засел, сейчас его выкуривают. А те «духи», — прапор вытер руки о свой застиранный тельник и показал на склон, куда только что высадили подкрепление, — не дают обойти его сзади. — Прапорщик посмотрел из-под руки на «чертов палец» и резонно заметил: — Только ведь он оттуда, наверное, еще утром утек. Не дурак же, наверное.

Разумеется, охота за чеченским снайпером была лишь мелким эпизодом разворачивавшейся войсковой операции, но в данный момент на наших глазах с одним или несколькими боевиками воевали полк ВДВ, гаубичная батарея и не меньше вертолетного полка. Причем боевые машины прилетали сюда из Каспийска и Буйнакска, заходили на бомбежку и, отстрелявшись, улетали обратно через две горные гряды на свой аэродром, заправлялись, вооружались и снова летели в Ботлих. При желании можно было подсчитать, во что обошелся российской казне один чеченский снайпер, след которого на той скале уже, по-видимому, давно простыл. Но рука не поднимается заниматься такой бухгалтерией, потому что в дебет пришлось бы вписать расходы на похороны убитых солдат и пособия их матерям.

Возможно, кому-то покажется кощунственным считать потраченные деньги. А кроме того, никакого открытия тут нет, испокон веку известно, что война — очень дорогостоящее мероприятие. Но все-таки сомнение оставалось, и вот почему.

Не могу судить, как боевики захватили Ансалту и Рахату и почему не смогли войти в Анди, но мне точно известно, как они захватили село Тандо, в окрестностях которого как раз и шел этот бой.

Это случилось на третьи сутки после начала вторжения. Село охраняли тридцать ботлихских милиционеров, трое из них были местные, из Тандо. В пять вечера на их блокпост из райотдела милиции пришла машина и забрала матрасы, а самим служивым велели забрать все оружие и идти в Ботлих пешком. Ближе к полуночи, когда мужчины в Тандо еще не спали, а сидели на площади возле здания местной администрации, здесь неожиданно появились двадцать вооруженных мужчин. Не 19, не 21, а ровно 20. У каждого был автомат, у каждого второго «шайтан-труба» (гранатомет), у всех рации «воки-токи». Опешившим от неожиданности тандийцам кто-то из них сказал по-русски: «Салам, мусульмане».

К середине ночи сельчане разошлись по домам, а с рассветом все до одного ушли из родных домов, не взяв с собой вообще никаких вещей, только документы. Теперь они сидят на площади перед ботлихским райотделом милиции, тщетно просят дать им оружие и смотрят, как авиация бомбит их дома. Даже без бинокля видно, что у одного снесли крышу дома, у другого во дворе горит грузовик, на котором он зарабатывал на жизнь. «Не надо бомбить, — уже устали повторять они. — Лучше дайте нам оружие, мы сами справимся с этими шакалами».

И еще они говорят, что если бы у них было хотя бы три-четыре автомата, то чеченцы ни за что не вошли бы в село. На вопрос, что могли сделать три автомата против двадцати вооруженных до зубов бандитов, тандийцы сказали слова, которые, вероятно, звучат здесь естественно: «Милиционеры услышали бы выстрелы и прибежали бы на помощь из Ботлиха. Поступить иначе они просто не смогли бы».

— Но тем временем вас бы убили, — по своей логике возразил я, — у каждого из вас по пять-шесть детей, что они потом делали бы без отца, подумайте, какая бы у них была судьба? Может, лучше предоставить воевать военным? Может быть, высшим мужеством для вас было как раз уйти, а не ввязываться в заранее проигранный бой?»

Мужчины промолчали, но было видно, что на меня они смотрят, как на недоумка. Потом один из них наконец сказал:

— Нет, так нельзя.

Фото Александра БОРИСОВА, Дмитрия ШАЛГАНОВА