В студии Олега ТАБАКОВА теперь другие актеры, они играют другие спектакли, да и сам Табаков, наверное, стал другим... От той, первой студии, где начинался непризнанный и неразрешенный театр, — ничего не осталось. Ничего, кроме подвала
Театр Олега Табакова начался с подвала, в котором когда-то был угольный склад, а позже — агитпункт.
Уже шли первые спектакли — еще не театра, а студии, откуда-то, из какого-то угла, вдруг предательски вываливался старый подрамник с натянутым на него кумачом и лозунгом «За нерушимый блок коммунистов и беспартийных...». Кстати, в студийном спектакле «И с весной я вернусь к тебе» по мотивам романа «Как закалялась сталь» (постановка Валерия Фокина) подобный казус вполне мог показаться режиссерским приемом.
Правда, до того, как студия начала обживаться на улице Чаплыгина, была еще и табаковская детская театральная студия при Бауманском районном Доме пионеров. Так что им не привыкать... Ну а с 1978 года табаковцы начали давать регулярные спектакли.
Студии тогда росли как грибы после дождя. Видимо, имелось решение слегка послаблять, но, послабляя, не особенно потворствовать. «Арлекин», «На досках» (и проч. и проч.) появились именно тогда.
Конечно, табаковцы среди «и проч.» выделялись. Во-первых, «Сам». Олег Павлович. Это сейчас перечисление его регалий может занять довольно значительное время. Поэтому — не будем. А вот двадцать лет назад регалий было немного, зато энергия и страсть были почти сегодняшними: говорят, что «Палыч» с годами только набирает и набирает форму. Во-вторых, вместе с ним работали люди более чем профессиональные, талантливые и умеющие своим талантом делиться: Константин Райкин, Валерий Фокин, Авангард Леонтьев, Андрей Дрознин-старший, Сергей Сазонтьев.
Используя модное нынче словечко «понты», следует отметить, что пока так называемые «прочие» понтились своей принадлежностью к Мельпомене, а главное — своей фигой в кармане (как советскому интеллигенту или под интеллигента подстраивающемуся без фиги?), табаковские студийцы были как бы вне этого удушающе пошлого процесса. Ну, конечно, внутри студии происходили «понтовые» вещи, шла война амбиций, вспыхивали ссоры и скандалы, но — актерские, но — те, без которых эта профессия и профессией-то не является.
Трудно было поверить, что в спектакле «Две стрелы» (постановка Олега Табакова) по пьесе Александра Володина работали совсем молодые актеры. Это было, прошу прощения, черт знает что такое! Без понтов, но так классно! А «Маугли», поставленный Константином Райкиным и Андреем Дрозниным-старшим? Медведь Балу в исполнении Сергея Газарова. Тигр Шерхан — Михаил Хомяков. Или Багира — Елена Майорова. Как Багира тянулась! Клянусь — у Лены в этот момент зрачки приобретали совершенно нечеловеческий вид, становились вытянутыми по вертикали, глаза были откровенно желты, вместо ногтей вырастали когти, на загривке дыбилась шерсть, а хвост, воображаемый хвост, совсем не по-воображаемому бил по бокам!
Попасть в табаковский подвал старались все. Друзья, друзья друзей, студенты с других курсов ГИТИСа, их друзья, родители, родственники. В подвал набивалось во много раз больше зрителей, чем подвал мог вместить. Но все... как-то размещались. Кто-то стоял весь спектакль на одной ноге, но этого не замечал. Одним словом — впереди были радужные перспективы. Не какой-то там свет в конце тухлого, с дохлыми крысами туннеля, а небо в алмазах. И полные легкие свежего воздуха.
Были, правда, люди, которых в подвал надо было затаскивать. Используя для этого самые «крутые» связи. Нет, это были не те «нужные» люди в сегодняшнем понимании. Это были просто те, от которых зависело все. Все абсолютно. Типа Петра Ниловича Демичева, тогдашнего министра культуры, кандидата в члены Политбюро, обладателя седой, почти вольнодумной шевелюры. О его визите в подвал ходили легенды. Рассказывали, что за сутки до прибытия министра весь квартальчик был засеян топтунами, что в маленькой женской грим-уборной был наскоро оборудован небольшой буфет (мало ли — может, министр захочет сосисочку или стакан ситро?), что специальный человек потребовал рассказать и показать ему в лицах весь спектакль (говорят, что это сделал Константин Райкин) и остался недоволен финальной сценой, в которой «звери» как бы наползают на зрителей первого ряда. «Как близко они будут?» — поинтересовался специальный. «На столько-то!» — ответили ему. «Ну, ладно! — разрешил специальный. — Но если подойдут ближе, будем стрелять!»
Правда, самое классическое предание связано уже с Григорием Гурвичем, автором зонгов к «Маугли». Гурвич очень хотел побывать на том же спектакле, где должен был быть и Петр Нилович. Быть может, желание взглянуть в глаза (в буквальном смысле) власти у советского человека сродни обряду инициации у жителей островов Товарищества? Однако пускали в подвал по строгому, тысячекратно утвержденному списку, в котором фамилия Гурвич не значилась. Тем не менее Гурвич все-таки пришел. У дверей стояли двое: еще один специальный и Костя Райкин. «А вы кто?» — спросил еще один специальный. Вариантов не было, и Райкин пришел на помощь: «Это наш автор!» — сказал он. Еще один специальный пытливо просмотрел список приглашенных и нашел то, что искал: «Хорошо! Киплинг? Проходите!»
Студийцев, таким образом, приняла нормальная советская жизнь. Они и не очень-то пытались таковой избегнуть. Практически всем курсом играли в «Белоснежке и семи гномах» на сцене «Современника». Мне довелось попасть на один спектакль, то ли 2, то ли 3 января. А может, и 1! Так получилось, что ни руководства курса, ни руководства театра на той «Белоснежке» не было (как я сам туда попал — убей Бог, не помню!). Их можно понять: руководители ? тоже люди. Как и студенты, между прочим. Спектакль оказался катастрофически затянутым, настолько, что следующий — утром игралось два представления — должен был начинаться встык с предыдущим. Артисты гнали такую отсебятину! Забывали слова и дико озирались!.. А тут еще один гном ухитрился заснуть... Впрочем, дети и их родители были в восторге...
Но жизнь брала свое. Получив диплом, вчерашние студенты начали устраиваться по театрам. Студия прекратила бы свое существование, если бы не спектакли в постановке Андрея Дрознина-младшего (моноспектакль «Записки сумасшедшего» с Алексеем Селиверстовым и «Жак Фаталист», где вместе с Селиверстовым играл Виктор Никитин), а также «Случай в зоопарке» Олби, где партнером Никитина был Михаил Хомяков. Спектакли шли недолго. Один около года, другой чуть больше... Потом Олег Павлович как-то пришел в подвал и сказал, что закрывает студию и просит всех присутствующих удалиться. Это было сродни удару поддых. «Вы закрывайте, Олег Павлович, но ключи оставьте!» — якобы сказали ему тогда. На что Табаков ужасно обиделся...
...Дело не в том, что скончавшийся после долгой болезни в мае этого года Алексей Селиверстов был моим другом с детства. Как раз близкое знакомство или дружба мешают, наслаиваются на восприятие. Но как Селиверстов-Поприщин плакал и звал свою мамочку! Тому, кто не видел, даже и не расскажешь. Съемка тех спектаклей не велась. Да и зачем было страховаться, раз впереди было небо в алмазах? Одно поразительно: человек, который только что выворачивался наизнанку, через совсем недолгое время шел в расположенный по соседству театр «Современник» и там изображал то практически бессловесного юнкера в «Днях Турбиных», то и вовсе какие-то «шаги за сценой»...
...Жизнь, помимо всего прочего, несправедлива. Она, конечно, все расставляет по своим местам, но слишком поздно, не так и не то. Просто наше стремление к тому, чтобы все было хорошо, чтобы было, что вспомнить хорошего, заставляет запомнить именно это хорошее. Или — что бывает чаще — это хорошее придумать.
Как, зачем получилось так, что преисполненные энергией и страстью молодые артисты попали кто куда? (Помню, как-то гулял я по морозцу в районе Курского вокзала с какой-то молодой особой. Ну замерзли, пошли в театр Гоголя погреться, а там, на сцене, Миша Хомяков, такой фактурный, такой выпуклый актер... Боже мой! Миша, ау!) А некоторые вообще начали выходить из профессии. Если не по формальному признаку, то по внутреннему: все-таки Табаковская студия была очень точным оселком, в ней нельзя было подхалтурить, выложиться не до конца.
Одним словом, пошли нормальные, размеренные будни. Они постепенно заполнили все вокруг, все себе подчинили. Удивляться этому глупо, противиться — тем более. Важно только, что за буднями идут тоже будни. Как бы то ни было, театр в конце концов — в перестроечные годы, после еще двух выпусков курса под руководством Олега Табакова — основался. Появились новый репертуар, новые постановщики, новые актеры.
Здесь теперь новые звезды, которые таковыми считаются по праву — Владимир Машков, Евгений Миронов, Евдокия Германова. Новые спектакли уже справившего десятилетие театра собирают полный зал. Но вот что интересно — ни один из блистательных спектаклей времен той студии не восстановлен. Можно, конечно, отговориться тем, что, мол, к прошлому нет возврата, что в одну реку нельзя войти дважды, но представляется почему-то все не так. И в реку можно войти сколько угодно раз, и к прошлому вернуться не так уж и сложно. Тоже мне, бином Ньютона!
Вот самого себя переломить — это из невыполнимого. Не переломить даже, а заставить гореть так же, как и почти двадцать лет назад. Зачем, спрашивается, гореть? В наше время это, пожалуй, лишнее. Возможно, кому-то не понравится такая формула, но старые студийцы стали просто тягловыми лошадками большого механизма нового театра. Или же сейчас не их звездный час, они как бы выжидают. И обязательно дождутся.
Дмитрий СТАХОВ, Лев ШЕРСТЕННИКОВ (фото)На фото:
- Марина Зудина — прима театра и жена Олега Павловича. Прекрасная актриса, прекрасный брак. Счастливая судьба....
- Яростная атака на зрителя. Вот то главное, что осталось неизменным.
- Олег Павлович считает, что наконец-то его жена стала актрисой первоклассной...
- Трудовой пот молодых актеров сегодня оплачивается пусть не блестяще, но все же в цивилизованных формах: работа на телевидении, концерты, фильмы. Ничего этого не было у первого поколения студийцев.
- Владимир Машков за спиной Табакова. Символика. Сегодняшние звезды — надежный тыл для театра. Первых табаковцев на звездный небосклон не пустили.
- Помещение бывшего ЖЭКа, с его тесными коридорчиками и сырыми стенами гримерных — престижное, овеянное легендами место. Просто нужно было вложить сюда свою судьбу, всю энергию, чтобы театр выжил в таких условиях.
- Сергей Безруков — звезда нового поколения, лауреат всяческих премий, играет в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Сюжет вечен: молодой чиновник идет на все ради карьеры.
- Они непрерывно развиваются, движутся, меняются. Потому так трудно камере поймать их лица.
P.S.
Я пишу эти строки, когда исполняется девять, только девять дней со дня смерти Лёши СЕЛИВЕРСТОВА. Этот человек, подвижник театра, не мыслящий себя вне его, будучи преподавателем школы-студии МХАТ, воспитал четыре поколения молодых артистов. После феноменальных ролей в студии, в подвале, играл он немного. Вернее, у него не было больших ролей. Так, эпизодики: инквизитор в «Жаворонке», что-то в «Обыкновенной истории», где блистал тоже покойный Игорь Нефедов, и так далее. Возможно, помимо тяжелой болезни, Лёшку съела ещё и жизнь. Жизнь — это вообще самое смертельно опасное дело. Лёха! Всем нам так тебя не хватает!