от Юрия Борева
Сталин решил бежать из сибирской ссылки летом. Попросил у деда лодку. Тот не дал. Пришлось бежать зимой, по льду. Провалился в прорубь. Для больного туберкулезом такое купание могло оказаться роковым. Однако в сочетании с в осьмикилометровой до ближайшего жилья пробежкой в обледенелом тулупе оно дало неожиданный результат: Сталин не только не отбросил коньки, но и излечился от туберкулеза. Когда открылся музей, посвященный его персоне, он назначил туда смотрителем деда, не давшего лодку, а его бабку взял на подмосковную дачу подавать пищу.
Издатель Суворин обратился к Чуковскому:
- Сейчас революция - кого издавать?
- Кропоткина. Он революционер и князь - надежно при любом повороте событий.
Они пришли в голландское посольство, где Кропоткин исполнял обязанности сбежавшего посла, и быстро сговорились об издании трехтомника. Суворин предупредил:
- Больше двадцати пяти тысяч аванса я вам дать не смогу - революция.
- Я революционер и денег за мои сочинения не беру.
На улице Суворин чертыхнулся:
- Не буду его издавать! Что это за литератор, который не берет аванса!
Луначарский обратился к одному из литераторов:
- Мы решили поставить памятник Достоевскому. Что бы вы посоветовали написать на постаменте?
- "Достоевскому от благодарных бесов".
В 1926 году в кооперативном писательском доме в районе улицы Герцена собрались литераторы. Троцкий в те поры старался играть роль мецената. Сталин тоже стал наведываться на литературные посиделки. Как-то раз он спросил у Вс еволода Иванова:
- Что у вас выходит в ближайшее время?
- Новая книга.
- Хотите, я напишу к ней предисловие?
- Если книга плохая - ее не спасет никакое предисловие, а если хорошая - она не нуждается в рекомендациях.
Сталин обратился к Александру Фадееву:
- А вы такого же мнения?
- Предисловие очень важная вещь. К моей книге предложил написать предисловие Троцкий, но мы с ним люди разных жизненных восприятий. Вот если бы вы, товарищ Сталин, написали, я был бы рад.
Сталин не написал предисловия к фадеевской книге, но не забыл его согласия, и это определило карьеру будущего руководителя писательской организации. Не забыл он и отказа Иванова и хоть не преследовал его, но держал на расстоянии от высших литературных сфер и благ.
Во второй половине 30-х Сталин приглашал Иванова на приемы, сажал напротив себя и, потягивая из рюмки вино, наливал гостю в бокал водку. Писатель послушно и молча пил, не стараясь ни расположить к себе вождя, ни объясниться. Это было похоже на экзамен на покорность. Возможно, именно смиренность Иванова в сочетании с прямотой спасли его и от гибели, и от позорной судьбы литературного сановника.
В 20-х годах наркомом просвещения Закавказья стал бывший грузчик. Он говорил другу: "Представляешь, кем бы я стал, если бы был грамотным?!" Писать резолюции он кое-как научился. Когда в наркомат прислали бюст Ленина, нарком написал: "Просим прислать бюст с ногами". Когда же наркомату выделили два новых унитаза, он решил, что это вазы для фруктов, и во время очередного революционного праздника унитазы водрузили на стол. В конце 20-х годов в вузах ввели плату за обучение. Од на вдова прислала письмо с просьбой освободить ее сына от этой платы. Нарком написал резолюцию: "Бесплатный социализм кончился". В 30-х годах этого наркома расстреляли.