В столице Югославии завершился 33-й Белградский международный театральный фестиваль — БИТЕФ. Специальный приз жюри получил спектакль Московского ТЮЗа "Гроза". Гран-при фестиваля присужден работающему в Дании знаменитому театральному исследователю, педагогу и режиссеру итальянцу Эудженио Барбе. БИТЕФ, пожалуй, единственный театральный фестиваль, награды которого действительно чего-то стоят.
О недавней войне в центре Белграда не напоминает ничего, кроме почтовых открыток на лотках. Раньше в сербской столице было днем с огнем не сыскать сувениров, но война обострила предприимчивость. Кто-то, несмотря на запреты полиции, сфотографировал разрушенные мосты, госучреждения, телебашню, и теперь глянцевые картинки предлагают редким иностранцам.
Год назад знакомый белградский журналист показывал нам скромное местное арт-нуво — по меркам европейских столиц Белград казался городом скучным и невыразительным. В этом году коллеге уже было чем поразить гостя: он пригласил меня на экскурсию по следам ночных налетов. Первая ее часть называлась "что они сделали с нами" и включала осмотр руин в правительственном квартале — все раздолбано, но как-то аккуратно, на соседних жилых домах нет ни царапины. Вторую главу путешествия белградец озаглавил "что мы сделали с ними" и показал бывшие представительства западных культурных институций. Кучно расположенные на главной торговой улице, они были разгромлены белградской молодежью. Гнев, судя по всему, был хорошо организован, а граффити "Bill, fuck Monica" с тех пор любовно подновляются.
Следы этих проявлений народной ярости были видны в программе знаменитого театрального фестиваля. Даже в самые смутные годы югославского кризиса на БИТЕФ приезжали западноевропейцы и американцы — престиж руководимого Йованом Чириловым фестиваля и его призов, как и репутация белградской публики, действовали сильнее, чем страх нестабильности или ксенофобии. Французов с немцами приглашали и в этом году, но без поддержки посольств они не приехали. В итоге в афише оказались спектакли из тех стран, которые в той или иной степени сомневались в целесообразности натовской операции — России, Израиля, Греции, Болгарии, Италии. Меню белградского фестиваля на этот раз отразило не столько новейшую театральную конъюнктуру, что БИТЕФ с успехом делал до начала 90-х годов, сколько геополитическую реальность.
Нынешняя программа была небольшой, но разнообразной, точнее сказать, разномастной. По-кустурицевски карнавальный болгарский спектакль "На дне" (его режиссер Александр Морфов сейчас завершает в Москве репетиции "Дон Кихота" с Александром Калягиным в заглавной роли) и жгуче-радикальный кафкианский "Процесс" сербки Сони Вукичевич (у нас не бывала, но имя стоит запомнить) соседствовали с невнятным израильским модерн-балетом и претенциозным греческим "Гамлетом" Михаила Мармариноса, которые в театральных анналах, очевидно, не наследят ничем, кроме факта своего участия в БИТЕФе.
Исключением из геополитической логики оказался Один-театр из датского Хольстебро. Она была бессильна перед именем руководителя труппы Эудженио Барбы, одного из культовых театральных экспериментаторов последних десятилетий. Сорок лет назад итальянский эмигрант сделал первый нестандартный шаг: он взял в театральной школе Осло список отсеянных конкурсом абитуриентов, обзвонил их и предложил заняться театром вместе. Из пришедших семнадцати через неделю с Барбой осталось четверо. Из этих четырех двое до сих работают вместе с ним в датской глубинке. Барба шутит, что "для авангардного театра пятьдесят — очень высокий процент верности учеников".
Сам ученик покойного польского гения Ежи Гротовского и некоронованный наследник трона этого главного театрального гуру, Барба верен учителю в том смысле, что вовсе не считает показ спектакля главной задачей театра, а публику — мерой всех вещей. Его деятельность больше похожа на научное исследование возможностей человека в экстремальных условиях. Кто-то для таких изысканий выбирает зараженную радиацией местность, кто-то — космическую невесомость. Режиссер Барба избрал в качестве испытательного стенда театральную сцену.
Не переведенный до сих пор на русский язык его "Словарь театральной антропологии" отчасти похож на учебник анатомии, отчасти — на каталог проверенных рецептов живой актерской технологии. Поэтому мастер-классы актеров Один-театра, поразительно владеющих своим физическим телом-инструментом, смотрелись содержательнее и зрелищнее, чем их спектакли — коллажи собственного сочинения на заданные философские темы, по преимуществу поверхностные и наивные. Но глаз московского зрителя все равно смотрел на них с завистью: русские артисты столь часто оправдывают сомнительным "душевным нутром" свое пренебрежение к простой необходимости не распускаться и держать форму, что хотя бы приблизительное знакомство с барбовскими "высокими технологиями" им не повредило бы.
Впрочем, русский театр повернулся к БИТЕФу своей выигрышной стороной. Витальная "Гроза" Московского ТЮЗа получила специальный приз жюри с формулировкой "за дух постмодернистской чувствительности". Что под этим понимается, судьи не стали конкретизировать. Правда, некоторые вещи понять можно только кожей, а разъяснить нельзя. В Белграде, где люди сегодня преувеличенно веселы, но все время говорят о холодной, голодной и, может быть, опять военной зиме, любая чувствительность не кажется неоправданно обостренной.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ