В Петербурге завершился Первый Международный конкурс молодых оперных певцов Елены Образцовой. Десятидневное вокальное состязание, объявленное знаменитой певицей, не имеет равных среди отечественных конкурсов как по высоким требованиям программы, так и по рангу членов жюри. Конкурс проходил при полных залах, что всегда сопутствует музыкальным соревнованиям. Но в отличие от многих из них не было в этом интересе скандального любопытства. Результаты финала вполне предсказуемы и справедливы. Перед началом гала-концерта ЕЛЕНА ОБРАЗЦОВА ответила на вопросы корреспондента "Коммерсанта" КИРЫ Ъ-ВЕРНИКОВОЙ.
— Жюри пропустило в финал так много участников, что пришлось сократить программу их выступления. Это значит, что подобная ситуация перед третьим туром была неожиданной?
— Да, я не думала, что у нас будет так много финалистов. Но было столько замечательных голосов, что жюри приняло это решение и даже увеличило количество дипломов и премий. Я, правда, не поклонница подобных мер. Я считаю, что лучшие есть лучшие, их и надо награждать.
— Справились ли конкурсанты с предложенной вами программой?
— В целом — не справились. Мы сознательно сделали конкурс очень сложным: мне хотелось найти людей, которые могут петь весь тот репертуар, который когда-то пела я,— и Беллини, и Доницетти, и Верди, и немецкие Lieder, французскую и русскую музыку, современные сочинения. Оказалось, что это пока не по силам. Универсального певца среди конкурсантов не оказалось. Поэтому своей специальной премии я никому не вручила.
— Можно ли по итогам конкурса сделать выводы о достоинствах и проблемах разных школ — ведь конкурсанты приехали из разных стран и городов?
— Я не понимаю, что такое школа. Школа — это словоблудие. Есть замечательные педагоги везде, и везде есть плохие. Хорошие певцы и плохие — тоже повсюду. А потом, я думаю, если певца Бог поцеловал при рождении, то уже все равно, где и у кого учиться. Главное — это красота голоса, богатство тембра. Потом музыкальность. Потом осмысленность — то, что певец хочет сказать. И только потом, в последнюю очередь, техника. Если артисту нечего сказать, никакая техника его никогда не спасет.
— Вы говорили, что не признаете авангардные постановки классической оперы. А как же "Игрок" и "Пиковая дама" в Мариинке — ведь вы в них участвуете?
— "Игрок", в котором я пою Бабуленьку,— изумительная постановка, я очень ее люблю и принимаю полностью. А "Пиковая дама" меня поначалу немного шокировала. И, конечно, я против этой коляски дурацкой — зачем делать Графиню инвалидом?! Как-то на гастролях в Висбадене я пела и в "Игроке", и в "Пиковой даме", и все время на сцене сидела в инвалидном кресле. Публика могла подумать, что я уже и ходить не могу. Когда выходила на аплодисменты своими ногами, была просто счастлива.
— Есть ли у вас новые проекты, связанные с Мариинским театром?
— Мы договорились с Валерием Гергиевым о том, что я буду участвовать в новых постановках и, вероятно, сделаю спектакль как режиссер.
— Как вы оцениваете успех Академии молодых певцов Мариинского театра?
— Я очень его приветствую. Среди слушателей академии есть замечательные певцы. Им всем еще не хватает техники, многим — вкуса, но голоса отобраны абсолютно безошибочно. Меня пригласили преподавать в академии, на что я с удовольствием согласилась.
— Ни на одном конкурсном мероприятии вы не пели. Известно, что в перерывах работы жюри вы ездили на репетиции к Роману Виктюку. А в этом спектакле вы поете?
— И пою, и танцую: и под музыку Баха, и рок-н-ролл, и танго, и фокстрот, и опереточный канкан. Репетировать параллельно с работой на конкурсе было трудно. Не только потому, что я не привыкла все это делать. Пьеса психологическая, она рассказывает о немолодой примадонне. И для меня драма стареющей женщины очень тяжела, так как это совпадает с моей жизнью на данном этапе.