Земную жизнь пройдя для моциона
Рейв в Цюрихе: точно дозированное безумие

       Если человек вдевает серьгу в сосок, красит волосы в зеленый цвет и начинает в таком виде фланировать по городу, его родные и близкие начинают поиски хорошего психотерапевта. Если такую же операцию проделывают над собой полмиллиона человек, а затем одновременно вываливают на улицы приятно чопорного европейского города, это называется стрит-парад и ни тревоги, ни недоумения у обывателя не вызывает. На танцульках эпических масштабов, имевших место в Цюрихе, побывал обозреватель Ъ МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ.
       
       Все это затеял лет семь назад местный студент-математик по имени Марек Косицки. Марек съездил в Берлин, посмотрел, как это там делается, и ему настолько понравилось, что он решил порадовать чем-то аналогичным родной Цюрих. Конечно, в Швейцарии никаких стен не сносили и пафос разрушения барьеров, вообще каких бы то ни было перемен этим местам чужд. Но Марека отсутствие политико-психологической подоплеки не смутило, и он сумел воплотить свою идею. В 1992 году на цюрихский рейв пришло две тысячи человек, в прошлом году тысяч было уже 450. Что касается этого, сосчитать еще не успели. Говорят, полмиллиона. Мне лично кажется, преувеличивают. На глазок — от силы 490 тысяч.
       Что такое рейв? Это радения навроде хлыстовских или скопческих, но под музыку техно и без членовредительства. Праздник Ивана Купалы по Интернету. Новое язычество... Однако всякие религиозно-философские обобщения, которые услужливо предлагает славянский ум, вроде того что вот она — генеральная репетиция конца света, вот они — бесы, вошедшие в стадо свиней, в данном случае выглядит как-то уж очень неубедительно. Эта трагическая русская философия сама по себе, может, и хороша — изящная, справедливая, грустная. Но со здешней практикой это никак не связано, и даже у самого ортодоксального зануды язык не повернется сказать: "Подождите, придет час платить за это апокалиптическое веселье"...
       Впрочем, занудство такого сорта не есть прерогатива отечественных ветеранов партии и труда, коротающих дни на "шестисотках" и почитывающих патриотическую прессу. В 1994 году цюрихский рейв запретили: "Слишком шумно, слишком много народа, слишком много мусора" — так сформулировал свое неудовольствие бургомистр. Но не вышло. Общественность поднялась на защиту, всколыхнулась волна народного гнева... И, как писывала в былые времена комсомольская пресса, отстояли праздник.
       Цюрих — город небольшой и вытянут вдоль впадающей в озеро реки. Параллельно реке и идут несколько центральных улиц, среди которых — знаменитая Банхофштрассе с самыми дорогими (бесспорно) и самыми лучшими (небесспорно) в мире ювелирными, часовыми и разными другими магазинами. К полудню все эти "Тиффани" и "Патек Филиппы" наглухо засупонивают свои витрины. А всякие кабачки, кафешки и барчики, наоборот, рассупонивают. На улицу вытаскивают стойки с напитками и, главное, циклопические колонки "Босе" и "Жамо" — и понеслось.
       Главное в этом действе — проезд 30 ловомобилей (love) — здоровенных грузовиков, под завязку уставленных аппаратурой, по маршруту длиной километра полтора. Естественно, с каждого лупит своя музыка. У техно есть любопытная особенность. Представьте себе сцену Большого театра, на которой одновременно исполняют сразу, скажем, три оперы. В левом углу поют "Куда, куда вы удалились...", в правом наяривают "Севильского цирюльника", по центру мочат "Аиду". Выйдет своеобычно. Слушатели, скорее всего, кроме самых завзятых эстетов, разбегутся минут через пять--семь. А со всеми этими трансами и трипп-хопами выходит совершенно наоборот: разные бумканья друг друга обогащают и дополняют. И слушатель не то что не бежит, а напротив, стекается.
       И образует то главное, что и есть в этом фестивале обдуманного безумия,— толпу. Толпы мы видели, конечно. Все дело в том, какие в толпе люди, как они выглядят. Уже накануне, в пятницу вечером, по всему городу рассредоточились передвижные парикмахерские пункты, в которых волосы всем желающим завивали рожками и красили в цвета спектра. Много также покрасочных точек, где туловища участников разрисовывали из пульверизаторов. "Люди бывают разные,— писал когда-то обэриут Александр Введенский,— трудящиеся и праздные, синие и глаженые, треугольные и напомаженные". Странным образом обэриутские фантазии сбылись спустя 70 лет в совершенно неожиданном месте с буквальной точностью.
       Здесь были люди с крыльями и люди в душевых кабинах. Мужчины, одетые, как женщины, и женщины, не одетые вообще никак, в одну только краску. Джентльмены, весь костюм которых состоял из надетого на причинное место чулка. Люди в перьях. Люди в фольге. Люди в гофрированных шлангах. Люди с особыми удлинителями рук. С шипами, антеннами и загогулинами.
       Тенденции? Да черт его знает, что там за тенденции. Мужики в юбках. Если в брюках или шортах — обязательно так, чтобы видны были трусы. Меховые лифчики. Боа из оберточной бумаги.
       Возраст? Скорее 20-25, чем что-то другое, пол — ясно, любой, включая средний. Социальный статус? Судить сложно, но очевидно, что полмиллиона представителей артистической богемы в здешних окрестностях не наберется. Толпа, если попытаться вычесть грим и наряды, выйдет примерно та же, что и всюду, скажем, на футбольном матче. Официанты, продавцы, студенты — чем еще занята здешняя демократическая молодежь? Обычные, словом, люди — и вот всякие мучительные идеи искусства XX века, вроде тотальной театрализации жизни, внесения искусства в массы и организации вселенского хэппенинга — оказываются реализованы довольно легко и безболезненно.
       Я ставлю это снижающее "довольно" потому, что помимо воздушно-удалой артистической и романтической стороны, вроде бы, должна быть и практическая. Что ж, она есть. Марек-основоположник пару лет назад отошел от дел, организует все некий совет стрит-парада. Все базируется на широкомасштабной торговле пепси-колой и прочими прохладительными напитками по цене в полтора раза выше рыночной (спиртного на улицах не продают, запрещено). Всех настойчиво призывают пить побольше — жара, пляски. К тому же знатоки вопроса утверждают, что при приеме всяких стимуляторов типа экстази главная опасность — обезвоживание.
       Раз уж об этом зашла речь: конечно, запах марихуанового дымка слышен в толпе. Конечно, 12 часов кряду не пропляшешь на голом энтузиазме. Но опять-таки: хотя полмиллиона наркоманов и панков в Европе, наверное, наберется, не они составляют всю эту стрит-парадирующую массу. Нет. Это все нормальные люди. Можно порассуждать о всяких любопытных вещах вроде того, что маргинал сидит в каждом, и вот — как удобно устроено: есть дни и места, когда каждый может дать свободу этому маргиналу в себе. Еще поговорить о канализации агрессии и прочих таких вещах.
       Но вот, проболтавшись в этой толпе полсуток, я не увидел ни одного пьяного, ни одного обкурившегося. Наверное, не все и не у всех было безоблачно, поскольку крики сирен "скорой" время от времени прорезали басовитое уханье тех. Конечно, на улице к вечеру образовались невообразимые груды мусора. А в целом все шло поразительно спокойно, если не сказать скучновато. О том, что наутро улицы были чисты, как ватерклозет в пятизвездочном отеле, и говорить нечего.
       Со времени хиппи и удалых лозунгов типа "Революция — это театр на улице" или "Вся власть цветам" прошло 30 лет и пара поколений. Постмодернистская революция, может, в том и состоит, что никаких переворотов для всех нет и не предвидится. Хочешь — устрой что-нибудь для себя, вдень серьгу, раскрась лицо, вставь куда-нибудь павлинье перо. А назавтра смой все это дело и, пожалуйста, на работу.
       Как выясняется, этого хватает для сублимации первобытных страстей в Центральной Европе: нарядились, потусовались, потряслись — ну покурили еще — и разъехались по своим делам. За мир, дружбу и толерантность, без всякого заранее подготовленного сценария. Никаких конкурсов "На лучший наряд" или "Лучший танец". Никаких чемпионов, никаких целей, никакой навязываемой воли, никаких формул, никакого логоцентризма — лозунг цюрихского стрит-парада "More than words" ("Больше чем слова").
       Надо бы закончить чем-то вроде "Хорошо бы и нам этакое устроить" — не поворачивается рука такое написать. Не потому, что это банально. Просто невыносимая легкость бытия — либо она у вас есть, либо у вас ее нет.
       
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
       Материал подготовлен при содействии Switzerland Tourism и Swissair.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...