Гран-при XXI Московского кинофестивалю достался 87-летнему японцу Кането Синдо. Не за какие-то особые достоинства — просто на фоне остальных фильмов конкурсной программы "Жажда жизни" Синдо одиноко возвышалась как лаконичное и спокойное эстетическое высказывание, не отягощенное претензиями на индивидуальную или национальную самобытность.
"Голый остров", один из лучших фильмов Синдо, получивший Гран-при на Московском кинофестивале в 1961 году, знаменит тем, что его потрясающий изобразительный ряд не содержит ни одного слова. Фильмы Синдо нередко сравнивают с документалистикой — по простоте, естественности и непритязательности художественных приемов, которые и приемами-то не назовешь. На самом деле это простота другого рода — простота восточной поэзии и живописи, представляющей не голую правду жизни, а ее философское обобщение.
Сюжет последнего фильма Синдо связан с проблемой, которая для восточного человека гораздо более актуальна, чем для западного: как быть со стариками, исчерпавшими запас жизненных сил, но не потерявшими желания жить? Действие разворачивается в черно-белом прошлом и цветном настоящем. Разница между ними в том, что раньше по древнему обычаю дети имели полное моральное право избавиться от престарелых родителей, а теперь — вынуждены уделять им время своей тоже быстро утекающей жизни. Пафос Синдо в том, что ситуация одинаково болезненна и для старых, и для молодых, независимо от более или менее гуманных способов ее разрешения.
Черно-белые кадры в "Жажде жизни", по-моему, гораздо красивей — цветные по сравнению с ними выглядят аляповатыми, а изображенная в них жизнь персонажей — гораздо менее достойной той жажды, которая становится причиной конфликтов между стариками и их детьми. Впрочем, внимательно всматриваясь в героев Синдо, начинаешь подозревать, что старики не так уж остро чувствуют эту самую жажду жизни. Она представляется в несколько преувеличенном виде молодым, разрывающимся между любовью к родителям, ставшим обузой, и любовью к себе.
Так ли уж жалко расстаться с жизнью на больничной койке, к которой приходят твои дети, непонятно кого жалеющие больше — тебя, умирающего, или себя самих, бессознательно ждущих твоей смерти. Все это, конечно, аберрации циничного европейского сознания — у Синдо двусмысленностей нет. Но если кому-то и стоит завидовать, то людям, которые могут позволить себе однозначные мысли и не казаться идиотами.
МАРИЯ Ъ-СМИРНОВА