Российские десантники совершили второй марш-бросок по территории Косово. Первая группа миротворческих сил вошла в свою зону ответственности на территории американского сектора. С колонной ехал специальный корреспондент "Коммерсанта" Андрей Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Плачущая Вера
Вера стояла на бетонной полосе аэродрома и плакала. Я сначала подумал, что слезы эти от ветра. Ветер был очень сильный, и дождь шел. Вера вытирала слезы обеими руками.
— Черствый, тупой военный! — услышал я.— Ничего не понимает, вообще ничего...
— Что случилось? — спросил я.
Она посмотрела на меня сквозь слезы:
— Я хочу уехать, а он меня не пускает. Я его все равно не вижу, он уходит рано утром и приходит вечером, когда выключают свет и я уже сплю! Почему он не отпускает меня?!
Она снова расплакалась. История Веры очень простая. Она прилетела на аэродром Слатина четыре дня назад вместе с псковским батальоном. Вера — доктор. Правда, работать стала поваром. Муж ждал ее в Слатине. Он служил в Боснии и поучаствовал в марш-броске на аэродром. Муж сразу сказал, что Вера останется с ним, в какую бы зону ни поехал батальон. Да уже было ясно, в какую — к американцам.
Но Вера не хотела оставаться. Она привыкла к своему батальону за тот месяц, что провела с ним в Пскове. Она и сама-то удивлялась своему настроению и уже ничего не могла с ним поделать. Десантники и десантницы, ее лучшие подружки, уезжали черт-те куда к албанцам, ее с собой не брали, и ей оставалось только плакать и вытирать слезы тут, на бетонной полосе аэродрома, где выстроились в колонну несколько "Уралов" и бэтээров. Колонна должна была вот-вот выдвинуться в Косовскую Каменицу, в американский сектор, к "морским котикам".
Котята
Наши очень долго договаривались с американцами. Из Слатины постоянно ездили группы на рекогносцировку в Каменицу. Десантникам было интересно посмотреть на гордость американской армии, знаменитых "морских котиков". И они посмотрели.
"Котики"! Мне, как только про них слышу, нехорошо. Дело-то в том, что культовый американский кок Стивен Сигал в прошлом, как известно, "морской котик". И поэтому он самый лучший. И ничего личного. Есть кто-нибудь дома? Больной сукин сын!..
В общем, Стивен Сигал рассказал миру, кто такие "морские котики". Они все равно спасут Америку и весь мир, и тут уж ничего не поделаешь.
Короче, нашим десантникам было любопытно увидеть "котиков" своими глазами. Удалось. Там был капитан, который в целом соответствовал версии Сигала. 110-60-60, рост 190, вес 120. И ничего лишнего. Больной сукин... И старшина там был, такой же. Между тем, рядовые "котики" произвели на десантников куда более сильное впечатление.
— Маслята,— коротко и удовлетворенно сказал про них майор Карабуда.
Я как-то не совсем понял, но зато стало их сразу остро жаль. Майор, впрочем, развил свою мысль.
— Дохлые они, очень уж дохлые, того и гляди, совсем на нет сойдут. Мы очень удивились. Не "котики", а "котята".
С "котятами" и вели разговор о размещении группы. Они неожиданно согласились передать псковским десантникам свою базу на керамическом заводе под Каменицей, и как-то очень легко. Наши посмотрели завод. Ну что сказать? На таких пустующих заводах Стивен Сигал обычно решает вопросы. Не Магнитка. Факт. Но есть крыша над головой.
Вокруг албанцы, но и это нормально. В Косово, куда бы ты не приехал, теперь везде албанцы. Так и договорились с "котиками": они уходят, мы приходим.
Комок к горлу
Колонна тронулась в ливень и грозу. Было 10 часов утра, сверкали молнии, гремел гром, было темно и эпично. На всех машинах, кроме "Урала", в котором ехал я, развевались российские флаги. Комок подкатывал к горлу. Душила какая-то непонятная гордость. От этого я испытывал большое раздражение.
— Что же ты, Алексей, флаг на нашу машину не пристроил? — спросил я водителя, чтобы отвлечься.
— А дошить не успел! — откликнулся он.— Немного осталось — и не успел. Но все равно — есть у меня флаг!
А я и не заметил. В салоне у лобового стекла стоял маленький российский флажок. Оказалось, что водитель наш, как и остальные водители, сшил его из такого же маленького югославского флажка. Они, если кто не знает, похожи, только у югославского белая полоса посередине, а у нашего — наверху. В общем, она вырезается и пришивается сверху. Получается российский флаг, неземная красота.
— А как же ты, Алексей, захватил югославское национальное знамя?
— А что такого? Когда мы из Боснии в Слатину приехали, их тут столько в казармах валялось, что даже удивительно. И даже югославские береты были.
Алексей сшил маленький флажок, и у него осталось еще на большой, который он как раз и не успел завершить.
Я внимательно рассмотрел его работу. А делать-то, пока едем, нечего, Каменица километрах в девяноста от Слатины, часа три хода колонны. Алексею, конечно, есть еще к чему стремиться; стежки грубые, а глазу все равно приятно.
Ревность десантника
Майор Карабуда сидит в машине рядом со мной. Он близко к сердцу принимает все происходящее на дороге. Особенно его бесит то, что в колонну все время вклиниваются английские машины. Они, как нарочно, не замечают того, что мы едем строем, и все время подрезают нас. А может, они просто не умеют водить. Скорее всего, потому что у англичан-то движение правостороннее. И рули все правые.
А вот канадцы тихонько посторонились и встали на обочине, пока мы проедем, хоть у них такая же, как у нас, колонна идет. И чехи аккуратные, и итальянцы даже. Их всех легко узнать по флажкам на бортах машин, хотя хватает и неопознанных флажков. Дороги Косово просто выстланы кейфоровскими машинами.
— Ну разве могут наши авто сравниться с этими? — кивает майор Карабуда на два грузовика "Рено".— Наши в сто раз лучше. Посмотри — их как будто в сороковых годах сделали. И наш "Урал"! Ты понял?
Я давно уже понял. Десантники до невозможности ревниво относятся к союзникам. Значит, так. За наш сухпаек любой англичанин даст три своих. А вы видели английскую снайперскую винтовку? Там затвор передергивается, а не должен, и поэтому движения снайпера засекут и снимут. Их палатки — тоска, койки у них маленькие и узкие, руки не мозолистые, про их женщин лучше даже не говорить, а их береты вообще просто смешные. И сами они, в общем, оставляют желать лучшего.
В пример приводятся две истории, одна лучше другой. Первая опять про стяг. Когда англичане всеми неправдами все-таки просочились на аэродром, они увидели у здания аэропорта два флага: национальный российский и ВДВ. Они расстроились, потому что не увидели английского флага. Принесли его и начали совещаться, кто полезет на алюминиевый флагшток и решит эту неожиданную и важную проблему.
Вызвался доброволец. Не мешкая, он начал восхождение. Но там была катастрофическая особенность: чем выше, тем флагшток становился все уже. К тому же он очень скользкий. И бедняжка завис где-то во второй трети своего пути с национальной святыней в зубах и долго так раскачивался, а потом позорно съехал вниз.
И ведь дело усугубляется тем, что наши люди, сердцем предчувствуя финал этой драмы, уже сбегали за видеокамерой и тщательно все на нее фиксируют.
А наши-то штандарты развеваются. Понимаете в чем дело? В общем, рассказывают, что под покровом ночи англичане предприняли еще несколько попыток овладеть флагштоком, а то ведь это очень обидно, для них тоже есть святые вещи, и британское знамя для британца почти, видимо, то же самое, что для десантника флаг ВДВ. Но не вышло у них ничего. Душит их обида и черное уважение к русским людям. Не вышло.
И не могло выйти. Знаете, почему? Потому что наши-то, когда пришли в Слатину, нашли самолетный трап, подогнали его к флагштоку и повесили знамена. Зачем убиваться-то, когда трап есть?
И вторая история такая же хорошая. Нашего десантника командование послало закапывать траншею у аэродрома. Траншея глубокая, работы часа на три. Через полчаса старшина пришел проверить, как он там. А нет его. Уже и в траншею заглянул — нет его в траншее. Отвратительная ситуация, десантники так не поступают.
Тут-то и видит старшина, что на него надвигается стальное чудовище — английский бульдозер. И в кабине рядом с покорным англичанином, перебирающим ручки управления, сидит русский десантник, озабоченно руководит. А за бульдозером тащится таких же размеров экскаватор с полным ковшом песка. Хорошая техника у англичан, у нас пока такой здесь нет. Да, как выяснилось, и не надо. Зачем, если они привезли? На пару бульдозер этот с экскаватором в полминуты и утрамбовали траншею. Десантник в шоколаде, победителей не судят.
На себе не показывай!
Колонна проходит село Клокот-Банья. Дождь вдруг кончился, и на обочины дороги выбежали люди. Они что-то кричат, за шумом моторов не слышно, но мы видим их вскинутые руки: три пальца в приветствии. Это, значит, сербское село. Так приветствуют русских только сербы. Я замечаю надпись: "Ресторан 'Труба', 100 метров". Мы проезжаем 100 метров.
— И правда, труба! — замечает наш водитель.
Мы видим, действительно, одну водосточную трубу, она чудом уцелела, весь дом разбомблен, сплошные развалины. В этом селе вообще много руин и сгоревших зданий.
Еще через десять минут въезжаем в Гнилане. Это довольно большой город, войны тут как будто и не было. Яркие витрины, хорошие дороги, огромное количество оживленных людей на улицах. Они каменеют, когда видят нашу колонну. Русские пришли. Они знали, ждали, но надеялись, что этого не произойдет.
— Боятся нас албанцы,— уверенно говорит майор Карабуда.— Боятся, что мы будем мстить им за сербов. А мы не будем.
В этот момент я вижу, как один немолодой уже, в сущности, албанец ведет себя как мальчишка: поднимает кулак в интернациональном приветствии, выставив средний палец.
— Фак ю! — с сожалением читаю я по губам.
Ну и хорошо, что Карабуда не видел этого.
Еще один албанец, не мешкая, проводит рукой по горлу — и тоже, в общем, понятно. Но на этот раз Карабуда замечает это движение.
— На себе не показывай! — зло цедит он сквозь зубы, и это многозначительно.
На улицах очень много детей. Они приветствуют колонну особенно бурно. Вскидывают пальцы буквой V, смеются и посылают воздушные поцелуи. Два пальца — это их приветствие. Но Карабуду и это не устраивает.
— Да они просто нас за французов принимают,— говорит он.— Флаги-то похожи.
Опять эти флаги. Что-то слишком много значения им тут придают.
После Гнилане наш водитель настораживается.
— Пробка какая-то,— бормочет он. Впереди, и правда, огромное скопление машин.
— Да нет,— говорит Карабуда,— нормально, это американцы себе дорогу строят.
И действительно, американцы устроили свою базу в чистом поле, у них такая тактика, полевые условия, ничего личного, в отличие, к примеру, от немцев, которые расположились в центре города Ореховац и ни о чем не жалеют. Теперь американцы прокладывают коммуникации и строят дорогу. Темпы бешеные просто. Уже насыпали гравия, утрамбовали, опять насыпали и, говорят, будут класть асфальт. Всерьез и надолго они здесь. Дорога длиной где-то в полтора километра.
Трудятся без передышки, все в поту, чумазые (а может, просто негры), все в бронежилетах и касках.
— Это что,— довольно смотрит на эту картину майор Карабуда,— мне рассказывали, что они в Боснии, на своей базе в Тузле, и в баскетбол играют в шортах, майках, бронежилетах и касках!
И вроде бы это только потому, что боятся американцы свою страховку, в случае чего, не получить.
Майор требовательно смотрит на меня, ожидая реакции на свой рассказ. Не знаю, не знаю... Хорошо бы, конечно...
Вот она, Каменица. Приехали. Американцы. Что-то будет?
Ни пуха ни пера
А "котики"-то смылись. За несколько часов до нашего приезда.
— Остались семьдесят человек из 82-й дивизии ВДВ США,— помешкав, перевел десантникам улыбчивый майор Кравченко, офицер по взаимодействию.
Он, похоже, волновался. Улыбался всем. Чего бы это русский офицер ни с того ни с сего стал всем улыбаться? Волновался. И правильно. Не каждый день русские десантники выставляют с насиженного места американских "морских котиков" — и "котики" уходят. Победа. Пусть и по обоюдному согласию.
Замкомандира Псковского батальона подполковник Владимир Тарасов сразу строго спросил офицера оперативного отдела капитана Рассела:
— Людей у вас сколько?
Американец льстиво заулыбался и ответил, не мешкая, что да, семьдесят человек.
— Где они стоят?
— На вратах,— от волнения перешел на высокий слог переводчик майор Кравченко.
На этом и разошлись, договорившись встретиться в 15 часов. Американцы, правда, сразу и не поняли, что это значит: у них-то счет до полудня и после, и нет такой цифры — 15 часов. Но наши быстро их убедили, что есть такая цифра.
Между тем тут же происходили и более драматичные события. Друг с другом знакомились рядовые десантники.
Наш Елагин учил их Давоту курить "Беломор".
— Вот так вставляешь и вот так дуешь. Понял, чукча? — ласково спросил он и показал, как это делается.
— Йес! — просиял рядовой Давота, дунул и выдул весь табак.
Наши десантники облегченно захохотали. Потом, конечно, вскрывали американский сухой паек, грели в карбиде сосиски, и русский сухпай тоже, и дело быстро дошло до настоящего ченча. Десантники наши заметно смущались и оттого удивительно наглели. Вот он стоит, с пунцовыми ушами, и щеки пылают, нервная насмешливая улыбка на лице:
— Ну, давай ченч!
— Уот? — вежливо интересуется ухоженный во всех отношениях янки Д`Амелио.
— Военная форма! Ты мне — я тебе!
— Уот?
— Да камуфляж! Летний, зимний... осенний, весенний...
— Уот?
— Вот козел! Албанцы тут где-нибудь есть?
Тут янки вдруг обнаруживает знание русского языка.
— Да, много!
— Ну и что? Любят вас?
Д`Амелио долго добросовестно думает над этим вопросом. Потом медленно отвечает, очень правильно и ответственно подбирая русские слова, и я поражаюсь глубине:
— Мы думаем, что они нас любят. И они думают, что они нас любят. И мы думаем, что мы их любим.
Как это он так совладал с русским языком? Он, я вижу, и сам безумно рад, что смог такое сказать.
— То есть типа на самом деле все только делают вид? — кивает десантник.— Понятно. Так я и думал. Русский-то где учил?
— В Киеве! — торопливо говорит Д`Амелио.
— А, разведчик! — вдруг уверенно заключает десантник.
— Йес,— отвечает вмиг посуровевший янки.
А над всем лагерем из "Урала" уже льется песня. "Тополиный пух, жара, июнь..." Все правильно, ливень кончился. Но пуха только нет. И пера.
За работу, товарищи
Наши очень быстро осваивают трехэтажное здание. Американцы забились на одной половинке первого этажа и с тревогой поглядывают, как наш боец взлетает по лестнице, неся на каждом плече по четыре матраца.
Десантники плюются: "котики" жили как свиньи. Их комнаты в такой грязи, что, кажется, лучше жить на свежем воздухе, чем делать уборку после них.
— Мыть, все надо мыть,— ужасаются миротворцы.— Вшей бы они нам тут не оставили.
А их командиры готовы к первому совместному совещанию.
Правда, совещательная комната такая же грязная, как и жилые. Но бойцы быстро наводят легкий косметический порядок, откуда-то приносят несколько стульев, уверенно ставят их подле своих командиров и долго протирают. Те так же уверенно садятся, готовые приступить, тут и обнаруживается, что американцы остаются стоять в смущенном беспокойстве и неловкости.
— Ну ладно, принесите им тоже,— поступает команда.
Совещание начинается. Подполковник Тарасов говорит капитану Тейлору:
— Надо совместно патрулировать местность. А то ведь никто не патрулирует.
— Да они уже давно сами патрулируют, это же их зона ответственности,— негромко подсказывает переводчик Кравченко.
— Пускай отвечает,— вступает в переговоры подполковник Тарасов.
— Такого глобального плана у нас пока нет,— осторожно отвечает капитан Тейлор.
— Я так и знал,— кивает Тарасов.
Ничего другого от американца он и не ожидал.
— Но совместно патрулировать все равно придется. Какими силами вы располагаете?
— У нас есть два переводчика с албанского.
- А у нас два БТРа! — взрывается подполковник.— Но для всех будет лучше, если ездить будем на вашем "хаммере". Дадите?
— Я задам вопрос нашему генералу и думаю, что выбью из него,— толково переводит майор Кравченко.
— Вы где размещаетесь?
— На первом этаже,— Тейлор мнется,— чтобы защитить вас от бандитов-террористов.
— Нас? Защитить? — поражается Тарасов.
На его лице такие чувства, что я начинаю опасаться за будущее российской дипломатии.
Еще некоторое время Тарасов думает и вдруг говорит:
— Ну что ж, это очень хорошо.
Вот же он, знаменитый здравый смысл десантника!
— А теперь я доложу вам план обороны нашего здания,— говорит Тарасов.
— А оно им надо? — шепчет переводчик Кравченко.
— Надо,— сурово отвечает Тарасов.
И докладывает. Совещание принимает мучительный оборот. Все уже ждут не дождутся, когда оно наконец закончится.
Наконец Тарасов завершает и говорит американцам, первый раз скупо улыбнувшись:
— Ну что? За работу, товарищи!
— Оф корз! — на лету хватают янки.
Сербы остались
А на вратах уже стоят наши бойцы. К ним на велосипедах, отчаянно крутя педали, подъезжают два пожилых серба. Они из соседней деревни. Сербы рассказывают, что сейчас, в эту минуту, выселяют из домов учекисты, грозят зарезать и, скорее всего, зарежут.
— Много их? — спрашивает наш боец.
— Много, много!
Боец бежит за командиром. Через десять минут выходит старший лейтенант. Видно, он знает что делать.
— Что тут?
Ему пересказывают.
— Ну что ж,— помолчав, говорит лейтенант.— Пишите письма.
И уходит.
Все — и сербы, и бойцы — в полной растерянности.
На шум подходят американцы, быстро слушают сербов, садятся в "хаммер" и уезжают с ними. Сербы от души жмут на педали. Я нахожу старшего лейтенанта. Он сидит в комнате на втором этаже, лихорадочно ест тушенку, и я боюсь, что он сейчас подавится. Лейтенант в бешенстве. Я даже ничего не успеваю спросить у него.
— Наша главная задача — обеспечить собственную безопасность. Так сказал командующий. Других команд не поступало, понял? — рычит он и отворачивается, а мне кажется, он готов заплакать или набить мне морду, чтобы как-то отвлечься.
— Не поступало! Скоро нас сербы будут ненавидеть больше, чем албанцы! Скорей бы уехать отсюда, я им в глаза смотреть не могу...
Я оставляю лейтенанта. Что я могу ему сказать?
Американцы возвращаются через двадцать минут. Они говорят, что успокоили албанцев, и те заверили, что все о`кей. Американцы с легким сердцем уехали писать рапорт об очередном конфликте, который они уладили за две минуты. А сербы остались.
Саша, карту!
Мы возвращаемся на аэродром другой дорогой, через город Грачаницу, сербское село, куда пришли восемьдесят тысяч сербов со всего Косово. Тут их монастырь, храм, дом. Я был тут два дня назад, разговаривал с епископом Артемием. Невысокий старичок с длинной седой бородой не дал задать мне ни одного вопроса.
— Вы знаете, где будут наши войска?
"Наши", сказал он. Я назвал.
— Саша, карту! — закричал епископ. Он очень хорошо говорит по-русски. Батюшка принес большую карту Косово.
— Можете показать?
Вместе мы трудились над картой минут двадцать. Наконец батюшка удовлетворенно поднял голову:
— Ну что ж, молодой человек? Завтра будет лучше, чем вчера!