Российскую Териберку могла бы кормить рыба, как кормит норвежский Тромсе. Точки на карте разделяют несколько часов пути, но у нас — запустение, а у них — жизнь бьет ключом. Почему, выяснял "Огонек"
Фото: Коммерсантъ / Иван Волонихин
Фото: Коммерсантъ / Иван Волонихин
Фото: Коммерсантъ / Иван Волонихин
На въезде в поселок Териберка на побережье Баренцева моря на стене разрушенного дома встречает намалеванная краской надпись "Еду в Терибан", навеянная, видимо, известной песней Васи Обломова. У того было про Магадан, Териберка тоже на краю света: от Мурманска 140 километров дороги, из которых сотня — полуразбитого асфальта и 40 километров грунтовки, похожей на стиральную доску, ехать по ней приходится больше двух часов, иначе машина рискует остаться без подвески.
Сам поселок мог бы получить неплохие деньги, если бы весь целиком продался Голливуду — лучших декораций для фильма катастроф или наглядной демонстрации послевоенной разрухи трудно найти: половина домов зияют выбитыми окнами и дверями, на берегу скелеты рыболовецких судов, на каждом шагу взгляд натыкается на остатки былого благополучия в виде дома культуры с колоннами под псевдоантичность, но без крыши, или разграбленной подчистую ремонтной мастерской. А ведь еще относительно недавно Териберка считалась если не зажиточной, то вполне себе благополучной. Деньги здесь всегда зарабатывали на рыбе, несколько веков поселок в несколько тысяч человек только тем и занимался, что ловил и перерабатывал треску, мойву и пикшу. Рыбы в море по-прежнему хватает, а вот местные жители стараются при первой возможности отсюда уехать: люди не видят перспектив.
— Я бы уже давно переехала в Мурманск, если бы финансы позволили,— вздыхает Валентина Ожегова.— Глаза бы мои не глядели на то, до чего довели нашу родную Териберку. Ведь когда-то к нам на ремонт суда в очередь вставали, я на судоремонтном предприятии сварщицей работала, а потом завод наш приватизировали, пошел по рукам, и в итоге 580 человек оказались на улице.
Валентина Алексеевна сейчас уже на пенсии, вся Териберка знает о ее увлечении: Ожегова делает кукол в национальных костюмах, делает для души, не на продажу, в местной библиотеке ее куклы стоят на стеллажах под патриотическим плакатом "И для меня бы не было России без маленькой Териберки моей".
Затопленные суда и развалившиеся дома — визитная карточка некогда процветавшей Териберки. Сейчас свои надежды на будущее жители связывают с восстановленной фабрикой по переработке рыбы
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Пару лет назад заброшенную рыбоперерабатывающую фабрику в Териберке купил мурманский предприниматель Юрий Тузов. У его компании несколько судов, ведущих прибрежный лов, и Тузов решил, что, имея свой постоянный источник сырья, фабрика принесет ему доход.
— Когда я первый раз туда приехал и увидел всю эту разруху, древние конвейеры и неработающие морозильники, то за голову схватился — ужас нечеловеческий. Все бросали эту Териберку, пограбят и бросят. Мне знакомые у виска крутили — зачем, мол, тебе это нужно? Но поймите, у меня отец капитаном на траловом флоте 35 лет в Баренцевом море проходил, я сам после мореходки несколько лет электромехаником в рейсы ходил. И раз появилась возможность сделать что-то, что можно с гордостью своим детям оставить, я решил, что мешки с деньгами на тот свет не заберешь, надо о себе хорошую память оставить. Хотя обходится мне это ой как недешево. Пришлось новое оборудование ставить, что-то купили, что-то в лизинг взяли. Зато теперь качество гарантированное, спокойно могу и внутри страны продавать, и на экспорт. Только вот с квалифицированным персоналом прямо беда — разучились люди в Териберке работать. Первое время после возобновления работы на фабрике у местных считалось нормальным в сезон сбора морошки идти не на фабрику, а в тундру за ягодой. Да и норвежцы многих специалистов отбили — у них-то выгоднее...
Это Тузов о Киркенесе. Еще несколько лет назад это была маленькая деревушка в три улицы. Сейчас уже небольшой, но процветающий город, в котором названия всех улиц дублируются на русском языке, чтобы гости из соседней России не заплутали.
Когда порт в Мурманске стал приходить в запустение, норвежцы арендовали плавучий док, привезли в Киркенес и занялись обслуживанием рыболовных судов, преимущественно российских. Вслед за доком в Киркенесе появились и мурманские специалисты-судоремонтники. Дела пошли так хорошо, что теперь здесь построили новый крытый эллинг, где суда можно красить и ремонтировать круглогодично.
Под новый год, когда квота на добычу рыбы исчерпана или, как говорят рыбаки, обловлена, здесь, в Киркенесе, российские траулеры швартуются у причалов в несколько рядов. Так было когда-то в Мурманске, но теперь там на причалах порой нет даже кранцев, защищающих борта судов от удара о берег, и многие компании предпочитают держать свои суда у норвежцев.
В самом Мурманске сейчас остался всего один док, чьи хозяева, пользуясь положением монополиста, не смогли избежать соблазна взвинтить цены, и теперь нашим рыбакам выгоднее заниматься техническим обслуживанием траулеров в Норвегии, а не в России.
Затопленные суда и развалившиеся дома — визитная карточка некогда процветавшей Териберки. Сейчас свои надежды на будущее жители связывают с восстановленной фабрикой по переработке рыбы
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Рай за Полярным кругом
На Сторгата, центральной пешеходной улице норвежского города Тромсе, уличный музыкант выводит на скрипке удивительно знакомую для русского уха мелодию. Начинаешь вслушиваться, так и есть: "А нам все равно..." — песенка отважных зайцев из "Бриллиантовой руки". В футляр из-под скрипки падают не только монетки, но даже и купюры, что для экономных норвежцев совсем нехарактерно. Приехавший недавно изо Львова скрипач Василий Затиха улыбается и поясняет, что мелодии из советских кинокомедий он играет не столько для местных жителей, сколько для русскоязычной публики.
— Туристов из России весной здесь пока не очень много, они ближе к лету начинают появляться в больших количествах, а вот моряков тут всегда хватает — рыболовные суда каждый день швартуются, и команды выходят на берег гулять.
В местном магазине фирменных норвежских свитеров продавец Ирина Бочкарева работает раз в неделю. Это для нее как подработка, выпускница Петрозаводской консерватории вышла замуж за норвежца, но в Тромсе не смогла устроиться на полную ставку учителя музыки в школе, здесь уроки флейты оказались не столь популярны у местной молодежи, как предполагала Ирина. Зато хозяин магазина не нарадуется: для русских клиентов теперь есть свой продавец, выручка стала заметно больше.
— Рыбаков наших здесь очень много,— подтверждает Ирина Бочкарева.— Их всегда можно отличить по рукам: мозолистые, крепкие, широкие ладони, как клешни краба. Никогда не торгуются и покупают вещи такие, знаете, которые не самые модные, зато основательные, чтобы долго носились, на годы, как говорится. Этим же свитерам сносу нет, правда. И стоят они очень дорого, даже по норвежским меркам. Но русские все равно покупают.
Мурманский порт. Причалы пустуют: разгружаться здесь не хотят ни наши капитаны, ни иностранные
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Тромсе часто называют северным Парижем — это туристический центр Северной Норвегии, север для Тромсе — это бренд: по соседству с музеем Амундсена здесь находятся самые северные в мире университет, ботанический сад, планетарий, футбольный клуб и пивоваренный завод Mack.
Самое популярное местное заведение называется "Железнодорожная станция", хотя ни паровозов, ни железной дороги в Тромсе отродясь не было. На стенах рядом с шарфами мировых футбольных клубов недавно появился и бело-синий фанатский шарф "Зенита", а напротив висит и вовсе раритет — советских еще времен табличка с поезда Ленинград — Мурманск.
— Это кто-то из наших русских завсегдатаев приволок, мы повесили, а что, нам не жалко, пусть висит. Ваши русские приходят, видят, улыбаются и сразу по кружке пива заказывают,— говорит хозяин паба голландец Сидо.— Мы рады, что с каждым годом русских здесь все больше, они самые щедрые чаевые оставляют.
В провинции Тромсе бензин на 2,5 рубля дороже, чем в остальных регионах Норвегии, однако местные жители не ропщут, они знают, что эти деньги идут на прокладку тоннелей, которыми остров весь испещрен, как кусок голландского сыра дырками — под землей даже есть оживленные перекрестки с круговыми развязками. Норвежцы тем самым решают две проблемы: можно не зависеть от капризов погоды и не чистить снег зимой, а отвал грунта — скальную породу — используют для отсыпки береговой линии и строят новые причалы для судов.
Каждый год в Тромсе приезжают десятки тысяч человек, но львиную долю дохода город получает вовсе не от туристического бизнеса, а от своей портовой инфраструктуры, которой наши рыболовецкие суда пользуются куда охотнее, чем отечественной.
— Прежде всего это трезвый экономический расчет. Промысловое судно тем прибыльнее, чем больше оно занимается непосредственно добычей рыбы, у рыбаков это называется "судно на лову". Нам и ближе идти из районов промысла сюда, в Тромсе, чем в Мурманск, экономим несколько дней, не тратя их на переходы туда и обратно, да и бюрократической волокиты, неизбежной при заходе в российские порты, здесь в помине нет,— объясняет генеральный директор крупной рыбодобывающей компании Юрий Задворный.— Видите, заходит наш пароход "Альферас" (все свои суда российские рыбаки по традиции называют пароходами — "О".), его встречают два человека, которые помогают швартоваться у причала. И все, больше никого! Ни пограничников, ни таможенников, ни ветеринарной службы. На оформление всей необходимой документации уходит не больше часа.
Добывать треску и пикшу на севере одинаково непросто и нам, и норвежцам
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Задворный сам родом из Поволжья, учился в мурманской мореходке, потом десятки лет ходил на рыбный промысел в самые дальние уголки всех океанов, вплоть до Антарктики: там в советские времена ловили рыбу, известную в нашей стране как ледяная — себестоимость ее была высокой, Но тогда государство дотировало рыбную промышленность: сменные экипажи траулеров летали в Южную Америку на самолетах — деньги никто не считал, на кону была продуктовая безопасность страны. Теперь Юрий Задворный владеет частной компанией, среди коллег по цеху имеет репутацию рачительного хозяина, при этом не лишенного некоей сентиментальности: его компания называется почти так же, как называлась советская контора, куда он пришел после окончания мореходки, а всем своим новопостроенным судам он дает имена звезд из созвездия Андромеды. Эти суда принадлежат российской компании, на них ходит российский экипаж, над ними развевается триколор, их проверяет российский регистр и порт приписки у них Мурманск (по месту нахождения компании-судовладельца), но только в Мурманске некоторые из них не были ни разу с момента постройки, возможно, вообще никогда туда не зайдут. Они были построены в Румынии и Голландии на кредиты, взятые в норвежских банках, и сейчас чиновники требуют, чтобы были заплачены НДС и пошлина.
— Это приблизительно 23 процента надо платить, и не по остаточной стоимости пароходов (тот же "Альферас" эксплуатируется уже 11 лет), а от их первоначальной стоимости, как за новый пароход. Это несколько миллионов евро,— поясняет Задворный.— У чиновников прямо в глазах щелкают эти цифры, которые можно слупить, но я заверяю: при действующей системе законодательства корабли не зайдут в российский порт. Ну и зачем мне надо вынимать эти немалые деньги из оборота, если все равно нашим пароходам делать в Мурманске, по большому счету, нечего: рыбу мы добываем по международным квотам, выгружаем в Тромсе, ремонтируются суда в Киркенесе. Да, норвежцы молодцы, хорошо на нас зарабатывают, а меня не надо упрекать в отсутствии патриотизма: наша компания работает абсолютно по легальным схемам, мы платим все налоги государству и хорошую зарплату рыбакам, у всех у них социальный пакет, люди за рабочие места держатся, так что я никакой не предатель Родины. (Смеется.) А если вдруг цена на пикшу на мировом рынке внезапно выросла и я продаю ее куда-нибудь во Францию, а не везу в Россию, так извините, бизнес есть бизнес. Дело в другом: мне просто очень обидно, что деньги, которые мы платим за стоянку, выгрузку судов, их техническое обслуживание,— вот все эти деньги попадают в бюджет Тромсе и Киркенеса, а не Мурманска и Териберки.
Пока мы разговариваем с Задворным, он времени зря не теряет и закидывает спиннинг прямо с борта судна — ловля рыбы для него одновременно и профессия, и хобби, а стоящий у другого борта портовый кран шустро таскает ящики с замороженной рыбой из трюма "Альфераса" на норвежскую землю, каждый ящик промаркирован, так что в случае чего покупатель в любой точке мира знает, кому можно направлять претензии. Впрочем, за качество своей продукции Задворный не беспокоится: у него специальный сертификат, который выдается только при согласовании с компаниями-конкурентами, а уж они-то строго отслеживают, что и как ловят другие рыбодобывающие предприятия.
Хозяин рыболовной компании Юрий Задворный поймал удачу за хвост, когда его суда перешли на разгрузку в иностранных портах
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Экипаж на "Альферасе" меняется раз в 4 месяца, практически все моряки из Мурманска. За время командировки они, конечно, успевают сильно соскучиться по семьям и родным берегам, но только не по отечественным надзорным органам. Наглядный пример: когда у кого-то из других компаний возникает необходимость завести свои суда в какой-то российский порт, то траулеры сначала заходят в норвежский Киркенес и там с них снимают все оборудование вплоть до бинокля, купленного за границей, если он не занесен в судовую документацию, иначе за все придется платить таможенные пошлины. Капитан Петр Романенко возмущается, что в Норвегии к российским рыбакам относятся с уважением, а доморощенные бюрократы только и занимаются тем, что ищут повод придраться и оштрафовать под любым надуманным предлогом.
— Представляете, на нас как-то хотели наложить штраф даже за отсутствие накрысников — это такие специальные круги, которые надеваются на швартовые канаты, чтобы крысы не могли перебежать с судна на причал. Причем тот факт, что крысы могут, наоборот, забежать на судно, никого не интересует, а все наши заверения, что у нас на борту крыс отродясь не было и быть не может, в расчет абсолютно не принимается,— плати, и все тут!
Петр Романенко последний раз заходил в Мурманск капитаном судна почти 20 лет назад, однако российская действительность достает его и на норвежских берегах.
— Уверяю вас, убери хотя бы половину идиотских, вредных и просто ненужных глупых инструкций, и деньги пойдут в Россию. А так порой дело доходит просто до абсурда и маразма: по российским законам моряков, которые и так регулярно ходят в море, заставляют время от времени проходить переаттестацию. И ладно бы там действительно чему-то учили, давали новые знания, так ведь нет — заставляют зубрить как школяров из года в год одно и то же, да и то больше для проформы, на самом деле это просто такое огосударствленное вымогательство денег на ровном месте. Представьте, каждая такая переаттестация вылетает в копеечку: кому в 100, а кому и в 200 тысяч рублей. Это еще хорошо, если компания-работодатель за тебя заплатит. А если нет?
У норвежцев такого в помине нет, но не потому, что закон не уважают, а потому, что законы для людей, а не для чиновников написаны, а так тоже не шибко забалуешь, признаются рыбаки. Например, береговая охрана Норвегии пристально следит за тем, чтобы все нормы рыбодобычи выполнялись неукоснительно четко. Для этого иногда устраивают внезапные проверки рыболовецких траулеров.
— Для нас это поначалу дико было, когда внезапно появился вертолет и, зависнув над палубой, стал высаживать инспекторов на борт судна прямо по веревочной лестнице. Как в кино, ей-богу! Прям чуть ли не полицейская операция. Мы еще опасались, как бы этот норвежский вертолет своими винтами не зацепил антенны на рубке,— вспоминает Виктор Борисович Батенин, повар из команды "Альфераса".— Норвежцы в тот раз никаких нарушений у нас не нашли, потом еще несколько проверок было, и теперь мы в списке благонадежных, фиш-инспекторы нам доверяют. Страна такая: если ничего не нарушаешь, тебя никто не тронет. И так во всем. Я вот, например, на 100 процентов уверен в качестве тех продуктов, что мы здесь загружаем перед очередным рейсом, знаю, что никаких просроченных или бракованных точно не будет.
Многие рыбаки, оказавшись здесь впервые, потом приезжают уже не по работе, а как туристы — в отпуск с семьями, с детьми, на экскурсии по фьордам, на рыбалку, покататься на оленьих упряжках, съездить в гости к коренным северным народам.
— Почему у вас, в России, нет такого же разнообразия для туристов, ведь те же саамы живут по обе стороны границы, да и форели ничуть не меньше, чем в Норвегии,— удивляется Кайль, сотрудник туристического информбюро Тромсе.— Конечно, мы рады, что поток туристов сюда из года в год все больше, но что мешает вам создать такую же инфраструктуру? Ваши рыбаки говорят, что на родине туристический бизнес на севере Мурманской области в каком-то совсем диком состоянии.
Парадный вход в Тромсе — с моря. А процветает он в последние годы стараниями российских рыбаков
Фото: Иван Волонихин, Коммерсантъ
Яранцев
— А я могу объяснить, почему Териберке не светит стать вторым Киркенесом или Тромсе. И природа такая же, и деньги нашлись бы, да только вот мозгов не хватает,— горячится Валерий Яранцев, в недавнем прошлом глава администрации Териберки.
Известность Яранцев получил в октябре 2005-го, когда, будучи капитаном рыболовного траулера "Электрон", несколько дней уходил от норвежской береговой охраны после обвинения в браконьерской добыче рыбы сетями с более мелкой ячеей, чем было разрешено.
Оказавшись после того инцидента списанным на берег, бывший капитан вступил в ряды коммунистов и в марте 2009-го неожиданно легко выиграл выборы в маленьком поселке Териберка.
— Там у местного населения был негласный уговор: не выбирать единороссов, женщин и местных жителей, а я подходил по всем трем пунктам,— смеется Яранцев.— Правда, нормально похозяйствовать мне так и не удалось. Могу без ложной скромности сказать, что при мне люди в Териберке перестали мерзнуть, мы в корне переделали всю схему теплоснабжения поселка, заменили радиаторы, переложили трубы, и в итоге сэкономили много денег, а этого мне не простили ни районные, ни областные власти, которые имели свои виды на бюджет Териберки. Как только я им сказал — фиг вам, ничего не сможете попилить здесь, так сразу же против меня возбудили несколько уголовных дел по надуманным обвинениям в растрате, а в итоге отстранили от должности. Это был прямой заказ бывшего губернатора, я вам точно говорю, я за свои слова отвечаю. Ну ничего, мы еще повоюем. Я на следующие выборы в Териберке снова буду выдвигаться.
По иронии судьбы, человек, которого норвежцы (да и многие российские рыбаки) считали причастным к фактическому воровству рыбы, теперь обвиняет в воровстве региональные российские власти.
— О каких инвесторах может идти речь, что вы? — машет руками Валерий Яранцев.— Хотели из бывшего здания школы сделать гостиницу, так зарубили нам эту идею на корню. Береговая линия позволяет сделать в Териберке нормальные причалы, они могут принимать крупные рыболовные суда, чтобы им не тратить время на переход до Мурманска и обратно. Здесь можно сделать склады, восстановить судоремонтный завод, и пароходы будут ремонтироваться здесь, а не в Киркенесе. Но только кому это надо, если вся земля раскуплена, в каждой инстанции при согласовании кучи бумажек и разрешений только и слышишь об откате, а те же пограничники и таможенники смотрят в руки: сколько принес? Ну, какой нормальный человек будет после этого сюда вкладывать свои деньги?! Спасибо Тузову за то, что вот хотя бы фабрику снова запустил в работу, хоть полторы сотни человек трудоустроены. Но остальным-то куда деваться? Вот и ездят таксовать (бомбить) в Мурманск или тут потихаря браконьерят: наловят крабов — половину погранцам, остальное на базар, тем и живут, а куда деваться-то?
Вся Териберка ждет июня, когда мойва на неделю заходит в залив, вода буквально кишит рыбой, ее прямо с берега можно черпать ведрами. Эти несколько дней весь поселок от мала до велика высыпает на мойвенную путину, чтобы потом закоптить, завялить, засолить дармовой рыбки, а затем отвезти в город и продать. Зарабатывать хорошие деньги не один раз в году, а круглый год, как это делается в норвежских городках Киркенесе и Тромсе, в Териберке все как-то не получается.