На самом деле их четверо. Но со средней сестрой — г-жой Фионой Мерседес — так и не удалось повидаться. Она обитает где-то далеко, в своем имении среди долин и озер Шотландии, откуда выбирается крайне редко. Зато ее сестры — герцогиня Аберкорн, герцогиня Вестминстерская и леди Марита Кроле — согласились не только дать интервью, но и сфотографироваться специально для "Коммерсанта" вместе с бюстом своего великого прапрадеда Александра Сергеевича Пушкина.
Они представляются запросто: Саша, Наташа, Марита. И протягивают руки для крепкого, уверенного рукопожатия. А нас-то предупреждали, что по крайней мере к первым двум из них надо обращаться не иначе как Your Grace (ваше сиятельство), что все английские Пушкины — знатные аристократы, состоят в родстве с королевской семьей. Соответственно, люди ритуала, правил и этикета. Но ритуал в Англии один и для простолюдинов, и для титулованной знати: жидкий чай и сухой крекер в любое время суток. И эта улыбчивая невозмутимая вежливость, которая, похоже, одинаково присуща всем подданным ее величества. Но все-таки они другие. Их отличаешь сразу: рост, гибкая худоба, привычка держать прямо спину, минимум жестикуляции, осторожная точность в выборе слов. Это и есть английские Пушкины сегодня, точнее, те его потомки, в которых сошлась кровь Пушкиных и Романовых. Один из самых парадоксальных сюжетов в посмертной пушкинской судьбе.
Внучки
Все-таки странно порой распоряжается нами судьба. Как будто выполняет чью-то волю или заказ. Всю жизнь мечтала Наталья Николаевна о хороших партиях для своих дочек. Да и какая мать, спрашивается, не мечтает? Но по врожденной робости или безволию семейного счастья устроить им не сумела. Ни Мария Александровна Гартунг, с которой, говорят, Толстой писал свою Анну Каренину, ни Наталья Александровна Меренберг в браках своих счастливы не были. Причиной ли тому буйная кровь их отца, или легкомыслие и слабость матери, или безумие деда Гончарова, сейчас уже не разобрать. Но факт остается фактом: громкое имя, доставшееся им в наследство, не смогло компенсировать скромного приданого, а эффектная внешность — стать гарантией семейной идиллии. Более всего не повезло любимой младшей дочери Таше (Наталье). Ей даже пришлось развестись со своим первым мужем Михаилом Дубельтом — сыном того самого начальника штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельта, который 29 января 1837 года опечатал по высочайшему повелению кабинет умершего Пушкина и разбирал бумаги покойного. Развод — событие по тем временам совершенно из ряда вон выходящее — неминуемо повлек за собой отъезд за границу пушкинской дочери. В России ей было делать нечего. Клеймо разведенной оставалось бы на Наталье Александровне до конца дней.
Наталья Николаевна так и не дождалась, когда ее Таша снова выйдет замуж. Но и новый брак дочери с немецким принцем Нассауским едва ли смог бы успокоить сердце матери. Ведь этот союз был неравнородным, т. е. недействительным с правовой точки зрения. Вступая в морганатический брак, Николай Нассауский должен был навсегда отказаться от престола, а Наталья Александровна не могла носить фамилию мужа и называться Ваше Высочество. Сословные предрассудки будут преследовать супругов и после смерти. Когда принц Нассауский умер, вдова узнала, что ей самой будет отказано в праве быть похороненной рядом с мужем в родовом склепе. Последняя воля экстравагантной графини — сжечь свои останки, а пепел развеять над могилой принца — была исполнена 20 мая 1913 года. История повторится, когда их дочь София Меренберг (в замужестве графиня де Торби), как и мать, решится на морганатический брак. В 23 года она обвенчается с великим князем Михаилом Михайловичем, внуком Николая I. Скандал получился громкий. Александр III в гневе телеграфировал принцу Нассаускому: "Этот брак, заключенный наперекор законам нашей страны, требующим моего предварительного согласия, будет рассматриваться в России как недействительный и не имевший место". Супруги поселятся в Англии. Их потомство, в котором сошлась кровь Романовых и Пушкиных, будет лишено прав членов Императорской фамилии. Титул графов де Торби им милостиво пожалует дядя невесты — великий герцог Адольф из рода Нассау, правитель Люксембурга. И все же, несмотря на все предрассудки, сословные препоны и связанные с ними неизбежные неприятности, мечта Натальи Николаевны о "блестящей партии" для своих дочерей сбылась в третьем и четвертом поколении пушкинских внучек и правнучек. Одна из дочерей великого князя Михаила Михайловича и Софи де Торби, Надежда, выйдя замуж за маркиза Милфорда Хэвена, породнится с английским королевским домом, другая — Зия (Анастасия), связав свою судьбу с промышленником сэром Хэрольдом Вернером, станет одной из самых богатых женщин Англии. Именно ей, последней в роду говорившей по-русски, суждено будет связать "век нынешний и век минувший", верно чтить традиции русского императорского дома, превратив свое загородное поместье в подобие исторического музея.
Поэт породнился с царем
Огромный, приземистый, мрачноватый на вид дом с дорическими колоннами и зашторенными окнами был переполнен бесценным антиквариатом, коллекциями Фаберже, музейной бронзой и майоликой эпохи Ренессанса, средневековыми лиможскими эмалями, исламской керамикой, резной костью из Византии. Когда на Англию обрушилась первая волна русской эмиграции, собрание Люттон-Ху пополнилось царскими реликвиями — фотографиями, картинами, альбомами, драгоценными безделушками, когда-то украшавшими дворцовые покои российских самодержцев. Семейству Вернеров был завещан и уникальный архив англичанина Гибса — последнего воспитателя цесаревича и великих княжон. Жить среди этой музейной роскоши, наверное, было не слишком уютно, во всяком случае никто не удивился, когда в 1950 году Вернеры приняли решение открыть Люттон-Ху для широкой публики. Сделали они это не только из благотворительных или меркантильных соображений (налог на роскошь становился для английских аристократов все более разорительным), скорее это был символический жест в память об их единственном сыне и наследнике Алексе, погибшим в Тунисе во время второй мировой войны. Как ни странно, но о Пушкине в этом дворце-музее ничто не напоминало. Известно было только, что у матери леди Зии графини де Торби долгое время хранилось пять писем поэта к жене. В конце концов она уступила их практически за бесценок Сергею Лифарю, большому библиофилу и любителю-пушкинисту. Других пушкинских реликвий в семействе Вернеров никогда не было. Да и особого интереса к далекому русскому предку тоже не наблюдалось. Более того, когда в 1961 году леди Зия в первый и единственный раз в жизни посетила Россию, то была удивлена, что никто почему-то не интересуется ее венценосным предком Николаем Павловичем, чей портрет в белых лосинах красовался на видном месте в Люттон-Ху, но все принимали и приветствовали ее прежде всего как праправнучку великого поэта. После этого исторического визита старшая дочь леди Зии леди Кеннард срочно заказала пушкинский бюст нашему Михаилу Аникушину, которого ей порекомендовали в советском посольстве как проверенного аса скульптурной пушкинианы.
"Бабушка говорила с русским акцентом"
Бюст этот мы впервые увидели на полу квартиры г-жи Мариты Кроле, внучки леди Зии, в престижном лондонском районе Ланкастер-Гейт. В просторной гостиной, выкрашенной в лимонный цвет, классик пылился в углу, заставленный старинной мебелью и картинами.
"Моим картинам нужно много место",— застенчиво объясняет Марита.
Картины у нее действительно огромные, больше подходящие для дворцовых или музейных залов. Идет ремонт. Молчаливая дизайнерша в черном тихо колдует у нас за спиной с мастерами, подбирая гардины к колеру стен, а мы сидим у камина и говорим о Пушкине, который так неожиданно вошел в жизнь его прапраправнучки, англичанки и аристократки Мариты Кроле. Уже 14 лет она возглавляет Пушкинский фонд. Сама пыталась выучить русский — хотела читать прадеда в подлиннике. ("Но это так сложно!") Мечтает, чтобы, по крайней мере, ее старший сын стал правильно говорить на языке предков, а для этого намерена отправить его в Россию. И есть у нее еще одна мечта — написать пьесу о Пушкине и Николае, которые ей оба приходятся прапрапрадедушками.
— А что вам самой больше всего интересно в Пушкине?
— То, что он существует вне всяких категорий. Его потрясающее чувство внутренней свободы и, конечно, фантастическое владение словом. Конечно, я не до конца могу это оценить, адекватно перевести его стихи практически невозможно. Хотя такие попытки неоднократно делались. Кстати, это один из важных аспектов деятельности нашего фонда — создание новых пушкинских переводов. В прошлом году я обратилась с просьбой к нескольким ведущим английским поэтам — среди них был и Тед Хьюз, лучший, на мой взгляд, из сегодняшних интерпретаторов Пушкина,— перевести несколько общеизвестных стихотворений. Хьюз перевел "Пророка" специально для нашего сборника, который должен выйти в октябре.
Марита рассказала об уникальном издании рукописей Пушкинского дома в восьми томах, осуществленном под патронажем принца Чарльза. Откуда у него такой интерес к русскому поэту?
— Принца волнует все прекрасное — люди, архитектура, живопись, природа. Он такой образованный, такой тонкий человек, что просто не мог пройти мимо пушкинского проекта. Мы знакомы уже много лет, не могу сказать, что дружны или часто видимся, но я знаю, что всегда могу обратиться к нему с просьбой или за советом, и никогда не будет отказа, потому что принца действительно всерьез волнует все, что связано с судьбами культуры, с историей.
Мы заговорили о детстве Мариты в Люттон-Ху.
— Бабушка Зия говорила с русским акцентом. Это я помню точно. Она еще говорила по-французски и по-немецки. Но всегда с русским акцентом. Как я теперь понимаю, в этом был свой шик. Хотя родилась она в Германии и всю жизнь прожила в Англии, но русское происхождение плюс родство с Российским Императорским домом придавали ей особую стать. Она была очень строгая, властная. Мы, дети, ее боялись и вздрагивали каждый раз при одном только звуке ее голоса. Порядок, установленный ею, соблюдался неукоснительно. Например, все часы в доме должны были быть поставлены на пять минут вперед по Гринвичу, чтобы никто никогда не опаздывал. Если ужин назначали на без четверти семь, то, будьте, уверены, что уже без десяти дворецкий закроет двери столовой, и бесполезно стучаться или оправдываться — вы остаетесь без ужина. И это еще самое легкое наказание. Дом в Люттон-Ху был огромным. Его обслуживали 60 слуг, 20 садовников следили за парком и цветниками. Это было настоящее поместье, где мы, дети, проводили свои каникулы и куда обязательно приезжали на Рождество. Елка, подарки, детские балы — все как полагается. Здесь была даже своя домашняя церковь. Вначале англиканская, а в 1989 году брат в память о наших русских предках устроил здесь православную часовню, где собрал личные иконы и реликвии императорской семьи. По праздникам приходил русский священник. Устраивались службы, на которые съезжался весь православный Лондон. В какой-то момент Люттон-Ху становился очень русским, похожим на старинные русские усадьбы, о которых мы только читали в романах.
Марита не договаривает, а нам задавать ей вопросы не очень-то удобно. Драматическая история Люттон-Ху и ее последнего владельца здесь хорошо известна, и лишний раз напоминать об этом — только бередить раны.
Люттон-Ху
Хэрольд Вернер скончался в 1973 году, ненадолго пережила его леди Зия. Люттон-Ху достался их внуку, единственному сыну их старшей дочери Николасу Филипсу, который развил бешеную деятельность по превращению убыточного поместья в доходное предприятие. Для этого была проведена широкая реставрация особняка, жилые комнаты переоборудованы под помещения для конференций и симпозиумов. Люттон-Ху должен был стать своего рода деловым центром для богатых деловых людей, прилетающих в Лондон, чтобы совместить типично английский досуг — охоту, гольф, прогулки верхом — и занятия бизнесом. Благо, аэропорт Хитроу совсем близко и до центра Лондона всего полчаса езды. Окрыленный поддержкой своего крестного отца герцога Эдинбургского (мужа королевы), Николас взял в банке большой кредит в расчете на будущую прибыль. Но кризис 1991 года перевернул все его планы. Богатые люди не спешили останавливаться в Люттон-Ху, предпочитая заниматься бизнесом в лондонском Сити, а отдыхать в Хэмстеде или в Lygon Arms. Восстановить пошатнувшееся финансовое положение не могли ни любознательные туристы, ни съемки исторических боевиков. Кстати, один из самых успешных английских фильмов 90-х годов "Четыре свадьбы и одни похороны" снимался здесь, в Люттон-Ху.
Попав в капкан финансовых обязательств и непомерных долгов, Николас Филипс обратился за помощью к богатым родственникам, прежде всего к мужьям своих сестер герцогу Аберкорну и герцогу Вестминстерскому. Он все еще надеялся спасти Люттон-Ху от неминуемого разорения. Но то ли родня не очень спешила взять на себя бремя чужих долгов, то ли нервы у Николаса в какой-то момент сдали, но как раз в тот день, на который была назначена решающая встреча всего семейства, его обнаружили мертвым в собственном BMW в гараже Люттон-Ху. Приехавшая полиция констатировала самоубийство. Отравление выхлопными газами. Имение выставили на продажу. Первоначальная стоимость — 25 миллионов фунтов. Но еще в течение нескольких лет Люттон-Ху дожидалось своего владельца. Среди возможных претендентов называли наследного принца Кувейта, немецкого бизнесмена Дитера Клостермана, торговца оружием из Бангладеш Музу бин-Шамшера, американского миллиардера Билла Гейтса и даже знаменитую голливудскую пару Тома Круза и Николь Кидман, которые якобы приглядели Люттон-Ху после прошедших там съемок последнего фильма Стенли Кубрика "С широко закрытыми глазами". В конце концов поместье было продано за 10 миллионов фунтов лицу, пожелавшему остаться неизвестным. И это, как считают многие, было большой удачей.
Старшая праправнучка
— Все правильно,— с грустной улыбкой заметила в беседе с нами герцогиня Саша Аберкорн.— Существование в частном владении таких имений — пережиток. Их невозможно уже поддерживать на должном уровне, невозможно платить налоги. Рано или поздно мы должны были бы проститься с Люттон-Ху. Ужасно жаль только Ника и его осиротевших детей.
Герцогиня Аберкорн — старшая из праправнучек Пушкина и самая деятельная участница грядущих торжеств. Ведь уже двенадцать лет она является председателем Пушкинской премии (не путать с Пушкинским фондом), которую сама же и учредила на собственные деньги. Смысл и назначение этой премии — поощрять юные дарования в занятиях литературным творчеством, разбудить их фантазию и ум, поддержать учителей и учеников в их совместных усилиях по освоению мировой литературы. Имя Пушкина в данном случае лишь пароль, открывающий тайники высокой поэзии, а титул его праправнучки герцогини Аберкорн — безотказный пропуск в высшие сферы деловых и аристократических кругов. Она живет в Северной Ирландии в родовом имении мужа, куда каждый год летом по ее приглашению съезжаются дети-призеры, победители в конкурсе на лучшее сочинение. Причем не обязательно, чтобы темой для него становился сам Пушкин или его произведения.
— Дух свободы и чувство ответственности — вот что мы получили в наследство от наших русских прародителей. Внутренней свободе мы учились и продолжаем учиться у Пушкина, ответственности в выполнении долга перед обществом — у Романовых. Видите, как все связано. Даже на генетическом уровне. Больше всего меня восхищает в Пушкине его горячее сердце, его страстная жажда любви, его гениальная способность эту любовь воплощать в слове. По нынешним временам, особенно у нас, в Англии, такая буря чувств немыслима. В прошлом году, когда я вместе с мамой, сестрой и дочерью участвовала в печальной церемонии захоронения царских останков, меня вдруг почему-то пронзила мысль: а что обо всем этом сказал бы Пушкин? Ведь он когда-то в юности предрекал Романовым кровавый конец ("Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу"). И вот теперь, после 80 лет хулы и забвения, их гробы проносят мимо нас, тех самых, кто приходится потомками ему и Романовым. И кажется, в какой-то момент круг замкнулся, и сейчас нам откроется какая-то неведомая и, может быть, самая важная истина. Но это только мгновенье, потому что на самом-то деле ничего не открывается, кроме вида распахнутой могилы.
Фото на память
Собрать их втроем в одном месте и в одно время оказалось делом почти невозможным. Несмотря на свои титулы и многочисленные общественные обязанности сестры старательно избегают внимания прессы. Особенно это касается младшей сестры Натали, герцогини Вестминстерской. Известно, что она входит в список самых желанных персон главного британского журнала светской хроники "Хэлло!", и ее добровольное согласие на интервью или фотосъемку вместе с членами семьи стоит больших денег. Впрочем, герцогиня за все время своего брака ни разу не воспользовалась этой заманчивой возможностью, придерживаясь твердого правила, что лишь в трех случаях имя женщины ее круга может появиться на газетных и журнальных страницах: крестин, бракосочетания и похорон. К тому же Вестминстеры баснословно богаты. Их владения простираются от самого дорогого района Лондона Майфейр до пастбищ Шотландии и Уэльса. Считается, что недвижимости у них больше, чем у самой королевы, а личное состояние семьи оценивается в астрономические суммы. Впрочем, при ближайшем знакомстве герцогиня оказалась элегантной, милой дамой в летнем костюмчике веселенькой расцветки и скромных клипсах. Предположить, что она мать троих детей и жена одного из самых влиятельных и богатых людей Англии, было довольно трудно. Особенно когда на просьбу нашего фотографа Михаила Евстафьева убрать мешавший для съемки комод она, не дожидаясь посторонней помощи, сама бросилась двигать мебель, демонстрируя изрядную сноровку и хорошие навыки в этом деле. "Куда ставить? — поинтересовалась герцогиня, придерживая на весу тяжеленный комод.— Здесь подойдет?" Зрелище было по-своему восхитительное, достойное того, чтобы его хотя бы раз продемонстрировать в назидание иным господам. Но мы не рискнули, памятуя о том, какой приватный человек герцогиня.
Когда они встали втроем около бюста Пушкина, мы поинтересовались, есть ли у них какая-то субординация между собой: по классу, знатности или, может, еще как?
Саша, Марита и Натали дружно рассмеялись: "Скажем так: если стоит вопрос, кому садиться на переднем сиденье в машине, то впереди, конечно же, будет Саша. Она у нас старшая. Титулы тут не имеют никакого значения!"
СЕРГЕЙ Ъ-НИКОЛАЕВИЧ ("Домовой"), ОЛЬГА Ъ-СПЕРАНСКАЯ