Эта честь была предоставлена автору "Сибирского цирюльника" Никите Михалкову, а уже потом американская актриса Фэй Данауэй повторила фразу о том, что фестиваль открыт, по-английски и по-французски. Каннская публика тепло приветствовала Михалкова и Джулию Ормонд перед началом фильма. И гораздо сдержаннее — после. Ричард Харрис в Канне не появился, обидевшись, что его роль сильно урезана.
Харрис был в восторге от сценария картины и сразу же согласился в ней сниматься. Еще в 1963 году британский актер был награжден в Канне за роль в фильме "Такова спортивная жизнь", но в этот раз на свой любимый фестиваль не приехал демонстративно. Причина в том, что в режиссерской версии его роль сильно сократили: причем это касается не только каннских, но и московских показов. Полную версию Михалков обещал сохранить для тех, "кто готов провести с картиной целый день". Зловредный соотечественник Харриса режиссер Ален Паркер заявил, впрочем, что он бы вырезал эту роль в первую очередь.
Михалковский сюжет продолжает отыгрываться в прессе, а между тем на фестивале начался конкурс, который тоже проходит не без русского участия. Сегодня в нем будет представлен фильм Александра Сокурова "Молох".
Отношение Канна к России всегда было осторожно уважительным. За вычетом соображений моды, конъюнктуры и геополиткорректности русское кино воспринимали здесь как "вечную ценность" — когда оно говорило языком классической литературы, традиционного гуманизма и романной формы. Причем "роман" может пониматься и как жанр, и как Russian love story: именно так в Канне смотрели в свое время и "Сорок первый" Чухрая, и "Журавлей" Калатозова, и "Очи черные" Михалкова. В этом году, кстати, здесь проходит ретроспектива фильмов о любви, и Россию в нем представляет картина 1934 года "Гроза" режиссера Владимира Петрова (по пьесе Островского).
Объяснить, почему киноиздания отвергли новый фильм Михалкова, можно конкретно: качествами самого фильма. Можно и более общо: тем, что Запад все более отторгает Россию вместе с ее экзотикой, передоверяя даже Russian love story Голливуду. Недаром по этому поводу вспоминают "Доктора Живаго" Дэвида Лина и "Войну и мир" Кинга Видора (версию Сергея Бондарчука давно забыли). Не случайно и то, что французские критики отнеслись к картине Михалкова более лояльно. Один из них даже выставил "Цирюльнику" высшую оценку, а рецензента "Юманите" не смутили ни английский язык как средство общения в царской России, ни имперские симпатии режиссера.
Есть и другая концепция: Россия как страна авторского, поэтического, метафизического кино, родина Тарковского. Эту Россию в нынешнем году в Канне представляет Александр Сокуров. Как воспримут ее в этом варианте, мы вскоре узнаем, а пока на фестивале разыгралась интересная коллизия в связи с премьерой конкурсной картины "Пола Х" французского режиссера Лео Каракса.
Сокуров и Каракс не впервые соперничают: оба в 1987 году участвовали в конкурсе в Берлине, будучи еще молодыми, но уже культовыми режиссерами. Каракс тогда показывал "Дурную кровь", а Сокуров — "Скорбное бесчувствие". С тех пор Сокуров снял множество фильмов, а Каракс только один — "Любовники Понт-Неф", фантастически дорогой и разоривший не одного продюсера. В течение десяти лет Каракс, известный своей суровой экстравагантностью, не произнес ни слова на публике и не оставил ей ни одной своей фотографии. Только в связи с показом "Полы Х" он появился в Канне и предстал перед журналистами в темных очках и крайне немногословным.
Зато фильм Каракса шумен, перенасыщен образами. Рассказ о молодом писателе, который отказывается от элитарных привилегий и обретает родственную душу в дикой девушке-нищенке с восточно-европейским акцентом, слишком явно что-то напоминает. Каракс, последователь Годара и выкормыш французской "новой волны", неожиданно оказался под влиянием Шарунаса Бартаса — литовского режиссера, учившегося во ВГИКе и сильно "ударенного" Тарковским. Сам Бартас в эпизоде появляется в картине, а его жена Катерина Голубева играет загадочную "Полу Х". Вот уж трудно было предположить, что такой "крепкий орешек", как Лео Каракс, не устоит перед соблазном архаичной и чуждой ему эстетики. Russian love story у нас уже отняли. Если отнимут еще мрачный символизм и метафизику, что же останется?
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ