Приближается 14 мая — дата очередных выплат по российским долгам. Уже известно, что Минфин не заплатит по советской их части — третьему, четвертому и пятому траншам валютных облигаций. Кроме того, продолжаются интенсивные переговоры с западными кредиторами о реструктуризации российских долгов, часть из которых Россия предлагает списать. О том, как относятся ко всему происходящему западные кредиторы, спецкорреспонденту "Коммерсанта" ГЛЕБУ Ъ-БАРАНОВУ рассказал председатель Внешэкономбанка АНДРЕЙ КОСТИН.
"Не могу сказать, что кредиторы совершенно спокойны"
— В прошлый понедельник я вернулся с переговоров с Лондонским клубом, где мы с Михаилом Касьяновым участвовали в разговоре с новым составом банковского консультативного комитета. И сейчас, мне кажется, обсуждение проблемы внешнего долга перешло в достаточно спокойное русло. Один из переговорщиков по Лондонскому клубу мне в шутку сказал: "Сначала кредиторы просят уплатить все долги, на следующем этапе они просят не платить никому, а уже на третьем — начинают договариваться о том, кому, сколько и как платить". Вот мы сейчас, по существу, на второй стадии и находимся.
Наши кредиторы поняли, что Россия не в состоянии обслуживать внешний долг бывшего СССР и российский долг в предусмотренном объеме. И на сегодня мы имеем дело с двумя концепциями. Первая — это равное отношение ко всем видам долга: как бывшего СССР, так и России. Многие из наших официальных кредиторов в рамках Парижского клуба считают этот подход универсальным. То есть если Россия не в состоянии обслуживать долг в полном размере, то должно быть принято некое глобальное решение по всем ее нынешним долгам.
Российское правительство выдвинуло другую концепцию — это разделение всей задолженности на долг бывшего СССР и новый российский долг. Россия в полном объеме обслуживает новый российский долг, в этом году уже оплачено $2,3 млрд. Это прежде всего долг международным финансовым организациям. Кстати, это единственная сфера, где все кредиторы признают приоритетность платежей.
Такой подход позволяет России не уходить полностью с финансового рынка. Глобальный подход, когда Россия будет не в полной мере обслуживать все свои обязательства, на мой взгляд, хуже. Сейчас мы все-таки имеем отдельные виды инструментов, по которым идет обслуживание. Они остаются достаточно надежными инструментами для инвесторов, для кредиторов. И в этом ключе урегулирование оставшихся подразделов долга, на мой взгляд, будет проходить проще.
— Однако такая ситуация может устраивать лишь кредиторов, работающих с новыми российскими инструментами. Но "водораздел" между этими частями долга довольно условен. Некоторые транши ОВВЗ, например, являются российским долгом, а некоторые — советским. Приближается время оплаты третьего, еще советского транша ОВВЗ, вы не ожидаете резких действий со стороны кредиторов?
— Да, определенные противоречия между этими двумя группами кредиторов существуют. Это делает сложной проблему облигаций. С одной стороны, согласно действующему законодательству облигации внутреннего валютного займа относятся ко внешнему долгу. С другой — внешний долг бывшего СССР не обслуживается с сентября прошлого года.
Если мы подведем валютные облигации под внутренний долг, то условия погашения должны быть сходны с теми, что применяются при реструктуризации внутреннего долга по ГКО. А они достаточно жесткие. Поэтому даже если бы сегодня имелись средства на оплату третьего транша, то это никак не могло бы устроить 99% кредиторов. Ведь это полностью нарушает принципы равных или схожих подходов к различным видам долга.
Этот вопрос сейчас решается в Минфине по согласованию с МВФ. Каковы будут окончательные решения — трудно сказать. Но не думаю, что обслуживание этого вида долга сегодня возможно в полном объеме: оно просто не укладывается ни в одну из стратегий. Другое дело, что облигации всегда являются более жестким юридическим требованием, нежели многие другие виды задолженности. Так что будут, конечно, проблемы. Но я бы не драматизировал эти процессы.
— На этот раз, в отличие от начала 90-х, обойдется без судебных исков и арестов счетов?
— На самом деле есть все возможности для спокойного, разумного подхода в переговорах. Переговоры с Лондонским клубом еще раз это подтвердили. Был сформирован новый банковский консультативный комитет с учетом изменившейся географии распределения долга. По Лондонскому клубу около трети долга уже принадлежит американским инвестиционным банкам и фондам. Поэтому по согласованию обеих сторон в комитет были введены крупнейшие инвестиционные банки США.
В принципе, был спокойный разумный разговор и принято решение вернуться вновь к этому вопросу после достижения договоренности с МВФ. В конце мая планируется новая встреча, на которой будут обсуждаться уже новые подходы. Неделю назад были предложены разные возможные сценарии, в том числе и серьезное списание долга бывшего СССР по Лондонскому клубу. Кредиторы изучают эти вопросы.
— Кредиторы в самом деле могут согласиться списать значительную часть долга — например, половину советского долга, как недавно сообщалось?
— Они все-таки надеются, что ситуация в России будет улучшаться. И я не думаю, что они могут быстро согласиться на какие-то радикальные списания. Россия все-таки обладает большим потенциалом, природными ресурсами. В этом плане у них есть надежда на динамику цен на энергоносители, экономическое развитие и политику правительства, в частности, по сбору налогов. Все это, в принципе, может привести к тому, что у России появится возможность обслуживать внешний долг. Так что каких-то резких шагов со стороны кредиторов я не ожидаю.
— Вы полагаете, что нынешней политике правительства в отношении внешнего долга нет серьезной альтернативы?
— Я думаю, что политика правительства в этой области на сегодня достаточно эффективная и обоснованная. Хотя последствия кризиса и политическая нестабильность, конечно, накладывают на нее отпечаток. Потому что, если говорить откровенно, глобальная долгосрочная реструктуризация все-таки предполагает политическую предсказуемость на обозримый срок. Так было, скажем, в середине 90-х годов, когда подписывали соглашения с Парижским, Лондонским клубами. Я думаю, вполне логично ожидать, что факторы политической предсказуемости будут воздействовать на решения кредиторов.
— Если переговоры не имеют перспективы на быстрое завершение, то какую тактическую задачу вы ставите перед собой?
— Мне кажется, что главная задача сегодня — это не допустить дефолта России. Не технического дефолта — просто неплатежей, а объявления дефолта и каких-то резких действий со стороны кредиторов. Действий, связанных с появлением риска замораживания активов РФ. Это главное на сегодняшнем этапе.
И в этом плане переговорный подход очень верный. В отличие, скажем, от резких решений, подобных 17 августа, когда кредиторов поставили перед свершившимся фактом. Сейчас политика другая: консультации, переговоры.
Последовательность здесь тоже определена. Переговоры с МВФ являются приоритетными, дальше идут переговоры с Парижским клубом, потом — с Лондонским. Это цепочка, которая уже выстроена. Она существует во всем мире. И продвижение на переговорах с МВФ — это хороший знак для переговоров с Парижским и Лондонским клубами.
Будет неплохо, даже если мы достигнем временных решений по определенному замораживанию ситуации — положения, которое бы позволило России ограничиться издержками на обслуживание внешнего долга, которые прописаны в бюджете. А затем вести переговоры дальше. Это было бы серьезное достижение правительства. Вряд ли можно рассчитывать, что мы за месяц сумеем добиться глобальной реструктуризации внешнего долга на 25-30-40 лет. Но сегодня, мне кажется, удалось снять остроту вопроса, хотя не могу сказать, что кредиторы совершенно спокойно реагируют на ситуацию.
"Ситуация, когда мертвый банк числится живым, неприемлема"
— Внешэкономбанк активно участвует в переговорах с западными кредиторами. При этом его статус в России юридически так до сих пор и не определен. Это не мешает переговорам?
— Если говорить о статусе, то после 17 августа эта проблема перешла в другую плоскость. Хрупкое равновесие в сфере переговоров по внешнему долгу не предусматривает резких движений в отношении изменения статуса ВЭБа. К тому же, мне кажется, вопрос сегодня стоит вообще о реорганизации банковской системы страны. И это куда более серьезная проблема, чем урегулирование статуса ВЭБа.
И ВЭБ может рассматриваться уже в контексте вопроса о том, что делать, скажем, с государственными банками в рамках этой реструктуризации или реформы банковской системы. Другое дело, что пока мы не видим такой реформы. Это, кстати, вызывает огромную озабоченность на Западе.
Я относительно недавно вернулся с заседания ЕБРР. И по большому счету, этот вопрос уже выходит в число приоритетных для западных инвесторов, даже для МВФ. Не секрет, что многие иностранные государственные организации по страхованию кредитов, допустим "Гермес", ЕБРР, пострадали не только из-за неплатежеспособности российского правительства, но и коммерческих банков. Поэтому решение проблемы банков способствовало бы и решению проблем внешнего долга и отношений с международными финансовыми организациями.
— Вы полагаете, что эта проблема поддается быстрому решению?
— Я думаю, нужны четкий план и четкие цели. Сначала нужно понять, чего мы хотим и как мы хотим этого достичь. Определить финансовые институты, которые будут поддерживаться, и тех, кого поддерживать не стоит. Внедрить план банкротства тех банков, которые должны быть обанкрочены. Ситуация, когда сегодня банк скорее мертв, чем жив, но на самом деле числится живым, неприемлема ни для экономики страны, ни для внешних инвесторов. Нужны действия волевые. Это непросто, конечно, но именно этого от нас ожидает сейчас мировое банковское сообщество.
Безусловно, здесь будут элементы лоббирования, но вопрос надо решать. Может быть, и Запад виноват, что он этот вопрос не ставил раньше перед российским правительством. Но сейчас я, честно говоря, даже не ожидал такой эмоциональной реакции западных банков и западных официальных представителей на происходящее в банковском секторе.
Очень трудно будет работать, если мы не разгребем эту поляну. И тут нужны более активные действия по урегулированию взаимоотношений наших банков с западными банками. Это и проблема форвардов, и другие проблемы задолженности. Это и вопрос внутренних расчетов банков по тем же форвардным контрактам. Вопрос не очень волнует нас лично, у нас их нет, но, пока не будут расчищены эти завалы, мы не можем говорить об эффективной деятельности нашей банковской системы, и тем более о нормальных взаимоотношениях с Западом.
— Круг проблем представляют себе и в Центральном банке, но, видимо, не очень понятно, как их решить?
— Опыт других стран показывает, что если центральные власти берут на себя инициативу, то возможна по крайней мере выработка взаимоприемлемых единых правил игры. Ведь западные кредиторы тоже реалисты. Они очень хорошо понимают, что с того, с кого нечего взять, ничего и не возьмешь. И в этом, кстати, проблема более успешных банков, которые в состоянии платить. Скажем, государственных банков. Сбербанк и Внешторгбанк заплатили куда более серьезную цену по форвардным контрактам, чем банки, оказавшиеся в более плачевной ситуации. Кредиторы просто знали, что с этих можно взять, за ними стоит государство.
"История сама нам дает сигнал об опасности"
— ВЭБ выдал крупный кредит ОРТ под залог акций компании. C чем было связано это решение?
— Роль ВЭБа довольно скромная — роль посредника, осуществляющего механизм этой сделки. Кредит выдавался и выдается в соответствии с указом президента РФ, который, как мне известно, визировался в правительстве, в том числе и руководством правительства. К нам этот указ тоже пришел из правительства на визу, поскольку схема финансирования предусматривала использование средств ЦБ, которые должны были пойти через Внешэкономбанк: ЦБ имеет довольно ограниченные возможности по вступлению во взаимоотношения с заемщиком. И поэтому в схеме используется Внешэкономбанк, играющий посредническую роль. Получив средства от ЦБ, в соответствии с указом мы на зеркальных условиях кредитуем ОРТ.
Так что формально ВЭБ выступает кредитором, является держателем залога, определенного в соответствии с указом Мингосимуществом, но это не наши средства. Мы в данном случае не выступаем как самостоятельная организация, финансирующая деятельность ОРТ.
— Если ОРТ не вернет кредит, кому отойдет залог — вам или ЦБ?
— Этот вопрос должен решаться между правительством и ЦБ. Но, по существу, залог должен быть передан в конечном итоге ЦБ.
— Почему залоговый пакет в 13% акций ОРТ оценивался малоизвестной фирмой "Квинто-консалтинг?"
— Это был не наш вопрос. Мы получили от ОРТ стандартный набор документов, включая аудиторские заключения. Был проведен анализ деятельности организации, но главным документом здесь был указ президента. Вообще же, вся работа координировалась правительством на уровне заместителя председателя правительства. Наша задача была — технически правильно отработать документацию и обеспечить получение и использование этих средств на предусмотренные цели. В основном это цели погашения задолженностей ОРТ перед различными организациями. Кредит размером $100 млн выдавался траншами — таково решение правительства. На сегодня выдано $80 млн, в конце апреля планируется полное использование этого кредита.
И это, в принципе, дело правильное. Кризис серьезно задел рекламный рынок, а значит, пострадали и средства массовой информации. Поэтому, если мы хотим иметь свободные СМИ, такие меры поддержки государством центральных каналов вполне нормальны.
— Но финансовая поддержка дает возможность влияния на эти СМИ, а значит, они становятся уже не совсем свободными. Вот вы, как кредитор ОРТ, с одной стороны, и член политсовета НДР — с другой, не намерены влиять на политику канала?
— Я бы так не сказал. Поскольку я не считаю, что в роли руководителя госбанка должен как-то влиять на политику. Другое дело, что, как представитель деловых кругов, я в своем личном качестве волен, как и любой гражданин, участвовать в политической жизни нашей страны. И если у меня есть такая возможность общаться через СМИ, например, с аудиторией, если люди меня слушают, то это можно использовать. Но это не значит, что Внешэкономбанк должен использовать свои ресурсы в политических целях.
В остальном же, да, я уже несколько лет являюсь членом политсовета НДР. Задача сейчас стоит, по существу, возродить НДР: она должна стать из партии лидеров партией идеологической. Если попытаться вместить новую платформу НДР в рамки уже устоявшихся политических канонов, я бы назвал это российским консерватизмом. С одной стороны, принципы в хорошем смысле западного консерватизма: частная собственность, свобода предпринимательства, права человека,— а с другой стороны, учет российских традиций. Потому что как бы мы ни хотели, но отойти от нашего исторического пути уже невозможно.
— Существует расхожее мнение: если банкир решил пойти в политику, значит, в его основном бизнесе что-то не в порядке. А почему заняться политикой решили вы?
— Наверное, каждый банкир мечтал бы заниматься чисто банковской деятельностью. Но сейчас под угрозой находятся самые основные принципы свободного предпринимательства и свободы банковской деятельности. В России сейчас все более активизируются силы, которые, не рассчитывая на победу на выборах, максимально дестабилизируют ситуацию. Здесь используется и милитаристская истерия, и призывы к межнациональной розни, и отдельные провокационные персонажи. И задача, в общем-то, понятна: довести ситуацию до состояния, когда переход власти можно будет осуществить неконституционным путем.
И здесь появляются такие параллели, что просто поражаешься. Война на Балканах дает явную параллель с периодом 1914-1917 годов и последующим октябрьским переворотом. Словно история сама нам дает сигнал об опасности, о том, что произойдет, если все будем сидеть по своим норам. Но многие занимаются лишь своими проблемами: у кого-то они вызваны кризисом, у кого-то — претензиями правоохранительных органов. Нет чтобы объединиться.
Я не призываю к "письму тринадцати", как в 1996 году, но сейчас нужно намного более широкое объединение бизнеса, который бы сказал свое слово, заявил свою позицию. И уж если завершить эту тему, то, мне кажется, принципиальной является позиция бизнеса в поддержку института президентской власти. Если процесс расшатывания президентской власти пойдет дальше, то мы можем потерять все демократические завоевания, получить дезинтеграцию, распад России.
— А участие в политике не вредит вам, как госчиновнику, руководителю государственного банка? В последнее время регулярно появляются слухи о том, что готовится ваша отставка. Вам об этом известно?
— Известно. И я к этому отношусь спокойно. Потому что каждый человек, получивший какую-то должность, должен с первого дня быть готов с ней расстаться. На фоне многократной смены правительства за последний только год позиция председателя ВЭБа является уязвимой. Если президент, который, кстати, и решает вопрос о назначении и освобождении от должности председателя ВЭБа, решит, что пора уходить, значит, так тому и быть. А начнешь реагировать на слухи — времени на работу не останется.