Среди учеников Татьяны Тарасовой практически все были звездами. В одних только танцах на льду ее подопечные завоевали восемь высших мировых наград. За ее плечами семь Олимпиад и пять золотых олимпийских медалей. Разговоры о том, что она "ворует" готовых к победам фигуристов,— это обратная сторона славы, жесткая и несправедливая. На чемпионате мира по фигурному катанию в Хельсинки с ТАТЬЯНОЙ ТАРАСОВОЙ побеседовала корреспондент Ъ ОКСАНА Ъ-ТОНКАЧЕЕВА.
— Вас сильно ранят подобные пересуды?
— Я уже не реагирую на них. Привыкла, что раздражаю многих.
— Почему вы не любите, когда вас называют великим тренером?
— Великим был мой отец. Я же стала просто хорошим тренером.
— Но ведь просто к хорошим тренерам не приходят те, кто рассчитывает на олимпийское "золото"?
— Видимо, существуют тренеры, которые умеют делать олимпийских чемпионов. Более чем за 30 лет, проведенных у бортика, я убедилась на собственном опыте: если работать на износ — результат обязательно будет.
— Эти качества вы унаследовали от отца?
— Такая уж атмосфера, наверное, царила у нас в доме. Никогда не забуду, как одно время наша милая и нежная мама по приказу отца каждый день в семь утра и в любую погоду выгоняла нас с сестрой на улицу делать зарядку. По-моему, папа долго смириться не мог с тем, что у него родились две дочки, а не два сына.
Он, помню, всегда говорил: "Если ученик завоевывает серебряную медаль, его наставника надо увольнять". Он меня никогда не хвалил. Это у нас было не принято. Единственная положительная оценка моего труда прозвучала из его уст только после победы на Олимпиаде-92 в Альбервилле танцоров Марины Климовой и Сергея Пономаренко. Тогда, обратившись ко мне, папа впервые сказал "коллега". А ведь та Олимпиада была в моей тренерской жизни уже шестой по счету. И третья золотая олимпийская медаль!
— Стремление работать только на высший результат появилось сразу или пришло с годами?
— В 18 лет я получила серьезную травму, не позволившую в итоге продолжать собственную спортивную карьеру. Тогда, пожалуй, впервые и поняла, что без фигурного катания жить мне будет очень трудно. Это была первая настоящая трагедия. Впереди вся жизнь, а мне страшно. Поэтому, наверное, уже как тренер я и поставила перед собой задачу добиваться результата с самого начала. В моей первой группе занимались Лена Жаркова с Геной Карпоносовым, Таня Войтюк с Вячеславом Жигалиным и совсем маленькие Ира Моисеева и Андрей Миненков. Когда мне было всего двадцать пять, ко мне пришли Ирина Роднина и Александр Зайцев.
— А любимые ученики у вас были?
— У меня нет своих детей, поэтому каждого своего ученика я опекала, как собственного ребенка. Оставаясь нейтральной или равнодушной, трудно вырастить олимпийского чемпиона.
— Наталья Бестемьянова как-то заметила, что не встречала в фигурном катании человека более щедрого на доброту и эмоции. Да и сами вы признались, что эти черты вашего характера — чуть ли не патология...
— Я на самом деле никого не ругаю и не кричу на тренировках. Могу простить многое ради главной цели. Хочу верить, что мои ученики будут помнить меня всю свою жизнь.
— Увы, не всегда они платят тренеру тем же. Помню, как восторженно вы мне рассказывали о Кулике. Однако, став в Нагано олимпийским чемпионом, Илья ушел от вас, даже не рассчитавшись.
— Если бы я брала фигуристов, заранее думая о призовых, то давно бы ввела в практику контрактную систему. Что, собственно, и делают многие тренеры. Но меня в первую очередь волнует результат, а потом уже все остальное. Впрочем, мне неприятно муссировать эту тему. Скажу лишь, что начала работать с Куликом только потому, что чувствовала, как он во мне нуждается. Сделав в итоге свою работу хорошо и сумев помочь осуществить его олимпийскую мечту, я благодарна и Илье за то, что он вернул меня в большой спорт.
До этого случая мои спортсмены сами от меня никогда не уходили. Подобное, правда, случалось у меня в ледовом театре: артисты уходили в другие труппы, прельщаясь более высокими гонорарами. Обставляли они свой уход просто безобразно. Утешало только то, что изначально они не были моими "детьми". И не скрою, я тяжело переживала подобные предательства.
— Наверное, эти обстоятельства сыграли свою роль в том, что теперь вы работаете лишь с одним учеником?
— Может быть. После Нагано ко мне просились многие, но взяла я только одного Алексея Ягудина. Он имеет перспективы в новом олимпийском четырехлетии, и я по-прежнему стану делать все, чтобы в Солт-Лейк-Сити именно Алексей стал первым. Но все же мы с ним работаем не одни. Я также помогаю танцорам Евгению Платову и Майе Усовой, которые выступают в профессионалах.
— После столь успешной работы с Куликом вы, кажется, хотели собрать целую группу одиночников?
— Такие планы действительно имели место. Только в нашей стране сегодня это никому не нужно. А ходить с протянутой рукой я не стану.
— Вы собирались тренировать их в России?
— А почему же нет? Я ведь очень хочу жить и работать в Москве. Хочу, наконец, разговаривать на родном языке, ходить в московские театры и не звонить больше маме из Америки по нескольку раз за день. В Москве есть достаточно катков, требующих вовсе недорогого ремонта. При правильной организации дела не мы бы ездили по свету консультировать зарубежных фигуристов, а они бы сами приезжали к нам за помощью.
— Вы как-то сказали, что лучше всего чувствуете себя на работе и не любите праздность...
— Отдыхать я просто не умею. Плохо это, конечно. У меня множество друзей, которые постоянно зовут где-нибудь отвлечься. Но не получается. Часто вспоминаю папины слова: "Хочешь отдохнуть — переключись. Полы помыла? Иди постирай. Постирала? Беги на тренировку. Пришла? Обед приготовь". Вот так я всю жизнь и живу, отдыхая по двадцать четыре часа в сутки.
После того как я ушла из большого спорта, идея создать собственный театр принадлежала моему мужу (пианист Владимир Крайнев.— Ъ). Ему очень нравится то, чем я занимаюсь. Но он явно преувеличивает мои возможности. Мой муж в отличие от меня самой никогда не сомневается в том, что все у меня будет о`кей.
— Вы советуетесь с мужем в своей работе?
— Раньше он всегда вносил свои замечания, сейчас, правда, все реже и реже. Вообще с Володей мне очень повезло: он помимо того что известный музыкант и профессор еще и прекрасный человек. Он преподает в Ганновере в консерватории и так же, как я, обожает своих учеников. Они с утра до вечера толпятся в нашем доме, иногда и живут у нас.
— Ваш театр длительное время базировался в Англии. У вас с мужем дом в Ганновере, квартира в Москве, а жили вы в последнее время в Америке. Где же вы чувствуете себя по-настоящему дома?
— Однозначно — в Москве. Здесь живут и моя мама, и сестра... Но, по большому счету, мой дом — фигурное катание. Поэтому я для себя давно решила: буду жить там, где я нужна. Возможно, в будущем году — в Берлине.