Вчера в Государственном Кремлевском дворце прошло единственное выступление балета Мариинского театра — 180 петербуржцев привезли в Москву Альфа-банк и продюсерская фирма "Постмодерн-театр". Были показаны последние премьеры Мариинского театра — балеты Алексея Ратманского "Поцелуй Феи", "Средний дуэт", "Поэма экстаза" и знаменитое сочинение Ролана Пети "Юноша и Смерть". Накануне выступления корреспондент "Коммерсанта" ПАВЕЛ Ъ-ГЕРШЕНЗОН взял интервью у прима-балерины Мариинки СВЕТЛАНЫ ЗАХАРОВОЙ.
— В прошлом году вас со скандалами тащили на репетиции балетов Баланчина. Но потом вы вдруг сменили гнев на милость и с удовольствием погрузились в "Аполлона", "Серенаду" и "Симфонию до мажор". Надоела мариинская классика?
— Просто с каждым годом я начинаю больше чувствовать вкус к новой пластике. Когда я пришла в театр, я совершенно не понимала, зачем мне все это, ведь я еще не сделала классический репертуар.
— Не боитесь, что, погружаясь в новую хореографию, вы вдруг поймете, что классика — это старая рухлядь.
— Пока классические балеты мне нравятся. Думаю, для меня они никогда не превратятся в рухлядь, именно они держат балерину в форме.
— Вам не кажутся наивными и кукольными переживания героинь XIX века: Жизели, Одетты, Никии?
— Смотря как это делать. Даже если бы захотели, мы не смогли бы сыграть эти истории так, как их играли в XIX веке. Потом, мне всегда интересно быть актером на сцене. В одном акте ты Жизель, в другом — вилиса, здесь — Никия, там — тень. Сегодня много балетов основано только на движении. Но мне важно чувствовать себя именно актером.
— Но вы с упоением танцуете бессюжетную "Серенаду".
— В этом и гениальность Баланчина. Вроде бы и истории нет никакой, а тем не менее... Мне сложно это определить.
— Многие считают "Аполлон" скучным. А как он вам?
— Я всегда буду защищать "Аполлон", хоть и не хотела его учить. Это потрясающее танцевальное состязание. Здесь есть характеры... Больше всего мне нравится, что в этом балете есть ирония и юмор. Да, учить его было тяжело: Стравинского я не понимала, а потому не улавливала сцепления движений. Но когда ты слушаешь эту музыку сто раз, она становится абсолютно прозрачной.
— А как вам то, что предложил Ратманский?
— Интересно было наблюдать за Алексеем в классе. Он показывал свою хореографию гениально. Другое дело, когда вслед за ним становились мы. Мы не знали его танцевальный язык. Потом как-то адаптировались. Конечно, не на сто процентов. Необычно то, что "Поэма экстаза" делалась для группы солистов, среди которых не должно быть лидера. Надо было найти общую манеру движения, стать единым организмом.
— Известно, что примадоннам трудно ужиться на сцене вместе. Конкуренция не мешала слиться в "единый организм?"
— Проблем не было. Во всяком случае, я этого не ощущала. Было интересно смотреть, как двигаются коллеги. Балет репетировался двумя составами. Первый состав — как вы говорите "примадонны", второй — корифеи. Мы репетировали по очереди. Как-то я увидела репетицию второго состава. Я буквально приросла к полу и, не отрываясь, смотрела все восемнадцать минут. На моих глазах происходило магическое действие. Именно в этот момент я поняла, что буду репетировать "Поэму экстаза" до конца.