"Мы активно подчищаем хвосты"

Несколько месяцев назад одна из старейших генподрядных компаний Москвы "Мосинжстрой" вновь сменила акционера. Партнером экс-владельца банка "Нефтяной" Игоря Линшица стал совладелец агрохолдинга ОГО Илья Карпов. О том, почему за последние годы "Мосинжстрой" выбыл из тройки лидеров московского рынка инфраструктурного строительства и как компания намерена возвращать утраченные позиции, в интервью "Ъ" рассказал ее гендиректор СЕРГЕЙ ВОЛКОВ.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов  /  купить фото

Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов  /  купить фото

Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов  /  купить фото

— Кто пригласил вас работать в "Мосинжстрой"?

— Илья Карпов. Мы с ним давно знакомы, но никогда не пересекались по делам. Прийти в "Мосинжстрой" он предложил мне в мае прошлого года. Тогда у меня не было постоянного места работы, да, признаться, я и не искал. Возвращаться в чиновники я не хотел и раздумывал над созданием собственного дела. Хотя отторжения к чиновничьей работе у меня нет и не было, но на этом этапе жизни я понял, что быть чиновником — не мое. Безусловно, быть чиновником и бизнесменом — значит, работать в определенных условиях рынка и законодательства. Но у чиновников есть гораздо больший люфт на принятие ошибочных решений, ведь ты оперируешь не своими деньгами: потерял — плохо, ну, поругают. В бизнесе же ошибся — проиграл, сделал правильный выбор — победил. Кроме того, чиновнику, в моем понимании, постоянно приходится работать с оглядкой — его работа складывается на 50% из реальных дел, на 50% — это политика, борьба за свое место. Со временем я понял, что больше думать о том, как удержаться, не хочу. К тому же я уверен, что эффективность чиновника через семь лет службы снижается, поскольку, во-первых, глаз замыливается, а во-вторых — в какой-то момент чиновник зачастую переходит от формата "созидание" к формату "работа на свое положение".

— Да, но до прихода в "Мосинжстрой" вы почти 15 лет проработали на различных должностях в правительстве Москвы. Даже с приходом к власти Сергея Собянина вам удалось удержаться и получить должность заместителя руководителя департамента здравоохранения?

— Я уже полтора года как ушел с этого поста, и обнародованные мною мысли — то, что я осознал за это время. Когда меня позвали в департамент здравоохранения, в мэрии ощущался значительный отток кадров из старого состава. Я никогда не занимался политикой — я технарь, системщик, всячески избегающий каких бы то ни было игр. Думаю, это сыграло не последнюю роль при назначении меня на должность. И вообще, я же не родился чиновником. До работы в столичной мэрии я шесть лет прожил в Венгрии, где два года преподавал экономическую статистику, а потом работал в инвестиционном фонде. Конечно, тогда этот бизнес был менее развит, но мы покупали и продавали активы и как могли зарабатывали. Потом, вернувшись в Москву, я попал в банк "Капитал" — и только потом меня позвали в правительство Москвы.

— Странно, что вы вообще вернулись. Многие принимают противоположное решение...

— Я как раз не из многих. Мой опыт показал, что я просто не могу жить долго за пределами России. Я четко понимаю, что за границей достичь каких-то определенных высот, как здесь, достаточно сложно. Мы для них все равно остаемся людьми второго сорта, а я считаю, что еще не все свои амбиции осуществил и более успешно смогу сделать это здесь.

— Кто вас позвал в мэрию, когда вы вернулись из Венгрии?

— Леонид Краснянский (экс-руководитель департамента инвестиционных программ строительства; ДИПС.— "Ъ"). Для меня особенно ценным было получить предложение именно от него — профессионала высочайшего уровня, человека крайне порядочного, у которого можно было многому научиться.

— Вы были с ним знакомы до этого?

— Нет. Ему меня рекомендовали. Тогда в мэрии как раз формировалась структура управления внебюджетным планированием, которую я и возглавил.

— Неплохо — так по рекомендации — сразу попасть в руководители...

— Это звучит громко, в реальности у меня в отделе была всего одна подчиненная, с которой мы пытались понять: куда мы пришли? Зачем? И что делать? Это был 1996 год. Признаюсь, последующие пять лет я считаю одними из самых интересных за свою карьеру. Тогда не было никаких правил, никакого рынка, никаких финансовых инструментов плюс была большая задолженность по заработной плате. Вокруг крутились какие-то олигархи, банки и прочие интересанты. Перед нами было поставлено две задачи — строить бесплатное муниципальное жилье и зарабатывать деньги в бюджет. Делать расчеты было очень тяжело, многие решения принимались интуитивно.

— Когда вы работали в департаменте здравоохранения, вас обвинили в незаконном выделении своей теще элитной квартиры на Остоженке, которая предназначалась неоднократной чемпионке СССР и Европы по теннису Светлане Пархоменко. Чем закончилось это уголовное дело?

— У меня нет особого желания вспоминать эту историю: в марте прошлого года суд меня оправдал, постановив, что все мои действия были правильными и законными. Но если все же вдаваться в подробности, то первая и немаловажная деталь — квартира предназначалась не искренне уважаемой мною спортсменке, а ее мужу, к слову сказать, чиновнику. Выяснять сейчас, кто истинный заказчик дела,— значит, тратить свое время на месть, а я не хочу. У меня сейчас другие задачи. Да, в ДИПС у меня был заместитель, который занимался вопросами продажи жилья, он мне готовил документы на подпись, потому что у меня одного было это право. Получилось так, что по этим документам одна и та же квартира была продана два раза. Конечно, это нарушение. Более того выяснилось, что квартира была продана моей теще, правда, по рыночной цене, тогда как в первом варианте (супругу Светланы Пархоменко.— "Ъ") — за две копейки. Если бы моя теща оказалось простой женщиной, а не моей тещей, никаких вопросов не возникло бы. Вообще смешно, за 15 лет работы ДИПС возвел 8 млн кв. м, из которых 4 млн кв. м было передано очередникам, построил огромное количество школ, больниц, детских садов, но ни к одной из этих сделок претензий не возникло.

— Вся эта шумиха сильно подпортила вам репутацию?

— Этот период для меня стал отличной школой: кто-то сразу перестал здороваться, кто-то стал еще больше уважать. Когда все это произошло, я сразу написал заявление об уходе из департамента и до приглашения в "Мосинжстрой" был безработным. Тогда я многие вещи пересмотрел в своей жизни: такие критические ситуации — лучшая лакмусовая бумага для определения, кто тебе настоящий друг. Когда все закончилось, многие опять решили мне напомнить о себе, но теперь я более избирателен в контактах.

— Какие задачи вы сейчас решаете в "Мосинжстрое"?

— Мы активно подчищаем хвосты, доставшиеся нам в наследство,— это контракты 2005-2007 годов, которые надо наконец доделать. В основном это контракты с городом. Есть проблемы и структурного характера. Например, сейчас мы активно занимаемся нашей "дочкой" — компанией "ОАО "Дормост"" (в ней "Мосинжстрою" принадлежит 28,67%.— "Ъ"), над которой "Мосинжстрой" фактически потерял управление и какую-то связь в последние годы. "Мосинжстрой" не только не получает дивидендов как акционер, но и полностью отстранен от хотя бы какого-то контроля над компанией. Суть очень простая: основной акционер компании, Геннадий Животинский, отказывается по неясным для меня пока мотивам допускать как минимум представителей "Мосинжстроя" к совету директоров, не говоря уже о каком-то системном управлении. При этом компания активно заключает сделки, участвует в тендерах, которые, по моей оценке, не несут экономической выгоды,— встают в конкуренцию с материнской компанией или вовсе наносят очевидный экономический вред "Дормосту". В октябре прошлого года мы обратились в Федеральную службу по финансовым рынкам и ряд крупных банков с пояснением ситуации: мы, "Мосинжстрой", никакие сделки и действия "Дормоста" не согласовывали как акционер компании. Отмечу, что финансовые партнеры сразу оценили все риски и перестали, например, предоставлять "Дормосту" банковские гарантии под тендер. Понять мотивы действующих руководителей компании — вот такая задача. Насколько мне известно, после блокировки операций для "Дормоста" господин Животинский активно использует, в том числе и в городских инфраструктурных тендерах, принадлежащую ему Московскую инженерно-строительную компанию. Сейчас мы готовим иски по "Дормосту" и восстановлению наших прав как акционера. К сожалению, таких нерешенных вопросов прошлого еще много. Главная задача для меня — превратить "Мосинжстрой" в прозрачную структуру с высокими рыночными показателями и хорошим кадровым составом, которую в будущем можно спокойно вывести на биржу, если того потребуют акционеры.

— Когда в 2008 году бизнес девелоперов начал сыпаться, основатель группы "Дон-строй" Максим Блажко в интервью "Ъ" признался: именно в кризисные времена он оценил, что его компания так и не стала публичной. Вы не опасаетесь негативных последствий IPO — все-таки деньги любят тишину?

— IPO — нормальный рабочий инструмент для бизнеса наряду с прочими. То, что для российских застройщиков выход на биржу, скорее всего, оказался неудачным опытом, во многом объясняется разразившимся кризисом. Кроме того, окрыленные изначальным успехом и полученными миллионами, девелоперы стали раздувать свой бизнес, скупая проекты, земли,— и это не могло продолжаться долго. Так что оценивать плюсы и минусы IPO только на их примере — некорректно.

— Когда-то "Мосинжстрой" занимался и девелопментом. Планируете возрождать это направление?

— Не так давно было принято решение о создании отдельного подразделения — MIS RE (RE — Real Estate.— "Ъ"; подробнее о новом подразделении см. материал на стр. 12). Новая команда с опытом работы в таких компаниях, как Enka, Strabag, CB Richard Ellis, ПИК, с 1 января занимается классическим asset management всей коммерческой недвижимости "Мосинжстроя", включая управление эксплуатацией объектов, сдачу площадей арендаторам, а также продажей отдельных активов. Текущий портфель MIS RE — жилые дома в Москве, Подмосковье и бизнес-центр в столице. Также у нас есть ряд площадок, с планами по которым мы пока определяемся. Особое внимание мы планируем уделять реализации проектов по схеме build to suit, то есть строительство объектов коммерческой недвижимости на заказ — под конкретные спецификации будущих арендаторов или покупателей. В портфеле передаваемых под управление MIS RE есть ряд объектов, по которым планируется начать редевелопмент промышленных зон города. Мы намерены активно взаимодействовать с правительством Москвы в этой части.

— Как сейчас выглядит структура бизнеса "Мосинжстроя"?

— После завершения всех процессов реорганизации — это будет три основных подразделения: строительное, MIS RE и управляющий офис.

— В какую сумму оценивается стоимость контрактов "Мосинжстроя"? В 2009 году звучала цифра 30 млрд руб.

— На 2013 год эта сумма достигает 20 млрд руб., причем на новые контракты приходится только 10 млрд руб. 60% — это заказы на строительство дорог и мостов, остальное — инженерия. Приходится признавать, что за последние годы позиции "Мосинжстроя" сильно пошатнулись: город считал, что у нас довольно много старых контрактов, которые надо завершать, и новые не очень хотел давать. В прошлом году мы участвовали в конкурсах на контракты стоимостью почти 42,7 млрд руб., а выиграли около 6,3 млрд. В результате мы сейчас не входим в тройку крупнейших генподрядных компаний Москвы. Это печально, но поправимо, поскольку "Мосинжстрой" — одна из старейших генподрядных компаний с большим опытом и портфелем построенных объектов. Мы намерены вернуть утерянные позиции и рассчитываем в течение года довести стоимость портфеля заказов до 40 млрд руб.

— Кто вас опередил?

— "Мостотрест", АРКС, "Трансстрой". Также сейчас активно наращивает объемы структура группы "Сумма" — "Стройинновация".

— Последние несколько лет "Мосинжстрой" несколько раз менял владельцев: сначала часть бизнеса купила компания "Инфраструктура" Валерия Абрамсона, через какое-то время акционером стал Илья Карпов. Эксперты, комментируя сделки, оценивали "Мосинжстрой" в $200-300 млн. Это корректная сумма?

— Несколько меньше, но точных цифр я раскрыть не могу, поскольку вопрос оценки бизнеса всегда лежит в акционерной плоскости.

— Тогда поясните, как правильно оценивать бизнес генподрядных компаний?

— Очень просто: если нет дополнительно мощностей, недвижимости, оценивается портфель заключенных контрактов и умножается на определенный мультипликатор. Если есть другие активы, к полученной сумме приплюсовывается их стоимость. Мультипликатор для бизнеса "Мосинжстроя" мы сейчас как раз рассчитываем.

— О том, что Игорь Карпов хочет купить 51% "Мосинжстроя", стало известно в октябре прошлого года. На каких условиях в итоге была закрыта сделка?

— Этот вопрос полностью в компетенции только акционеров.

— Как между совладельцами поделено управление компанией?

— Обычно инвесторы делятся на активных и пассивных. Так и у нас. Игорь Линшиц не занимается управлением "Мосинжстроем", но всегда готов дать хороший совет. Илья Карпов, наоборот, принимает активное участие — на нем "висит" весь бэк-офис, идеологическое, если так можно сказать, выстраивание нового бизнеса. Почему нового? Сейчас наша основная задача — это заново возродить бренд и позиции "Мосинжстроя", а значит, по факту выстроить новые бизнес-процессы. При этом, что важно для меня как руководителя,— мы с Ильей не сталкиваемся: у меня остается достаточно компетенций и функционала как на оперативное, так и на стратегическое управление компанией.

— Какие приоритетные задачи перед вами поставил Илья Карпов как новый собственник?

— Утвержденный бизнес-план на ближайшее время предусматривает несколько ключевых блоков: реструктуризация и повышение организационных возможностей, то есть нам предстоит разобраться с тем, что у нас есть, и отладить работу всех бизнес-направлений. Следующий блок вопросов касается генерирования денежных средств, еще один — улучшения внешних условий деятельности. Последний означает, что нам фактически заново надо наладить взаимоотношения с контрагентами, в числе которых и города, и область, и другие регионы.

— Есть ли для вас или других топ-менеджеров компании какая-то опционная система?

— Для меня действительно существует опционная программа, основанная, как и во всей мировой практике, на достижении результата. Раскрывать условия не хочу пока — не так давно начал работать. Для всего остального менеджмента также будет введена система опционов — ее мы закончим к концу первого квартала.

— Когда "Мосинжстрой" находился под управлением "Инфраструктуры", предпринимались попытки выйти на рынок Сочи, в частности строить дублер Курортного проспекта. Удалось?

— Нет. Честно, я не хочу вдаваться в подробности того, что было при предыдущем руководстве. Я считаю, критика здесь просто неуместна и некорректна: каждый работает в той ситуации, которая существует. Вспомните ту же Москву еще полтора-два года назад, когда из-за смены власти все встало. Это было временно, но неизбежно, и каждый выкручивался как мог: так "Мосинжстрой" входил в контракты, которые по цене были нам как коммерческой структуре не совсем интересны, потому что на них мы практически ничего не могли заработать. Но решение принималось, так как мы не могли подвести город. Зато год назад мы вышли в Индию в рамках консорциума с индийской компанией Pratibha, выиграв тендер на проектирование и строительство канализации в Дели (стоимость контрактов — 5 млрд руб.). Также мы подали заявку на участие в строительстве, предполагающее прокладку 8 км путепровода и возведение 12 станций открытого метро (см. "Коммерсантъ" от 4 февраля.— "Ъ"). Если выиграем этот тендер, вероятно, откроем и представительство в Индии.

— Удивительная география. Почему Индия?

— Так получилось. На самом деле Индия — одна из немногих стран, которая нормально относится к российским строителям: наши технологии, документация принимаются здесь без каких-то особых замечаний. Сомнительно, что в Объединенных Арабских Эмиратах или Швейцарии нам были бы очень рады.

Интервью взяла Маргарита Федорова