Премьеру в Самарском театре оперы и балета готовили как сенсацию. К сожалению, на первые страницы газет Самара попала не из-за оперы. На фоне самарской трагедии (см. стр. 6) премьера "Видений Иоанна Грозного" Сергея Слонимского получила совсем не тот резонанс, на который рассчитывали губернские власти.
Сенсацию обещал звездный состав постановщиков. Музыкальный руководитель и дирижер — Мстислав Ростропович. Режиссер — Роберт Стуруа. Художник — Георги Алекси-Месхишвили. Балетмейстер — Алла Сигалова. Окрещенное с легкой руки губернских властей "проектом века" звездное дитя поглотило баснословную смету (по неофициальным данным, около $1 млн). Смету так и не рассекретили, а теперь этого и вовсе ожидать не следует.
Деньги дали "под Ростроповича" и до последней минуты боялись, мало ли, вдруг откажется. Не отказался. Приехал за месяц до премьеры, наградил поцелуями и дивным словцом "ста`ик" весь мужской персонал и поселился в "Трех вязах". (Говорят, что за каждый из пяти оперных спектаклей плюс вечер памяти Аллы Шелест маэстро получит $100 тыс.)
Разумеется, уровень шедевра, заочно предложенного ему два года назад главой местной культуры Светланой Хумарьян, Ростропович не мог не оценить с полувзгляда. "Видения Иоанна Грозного" (1994) бесформенны, как старая перина. Рекорд по пересказу либретто установил неопознанный англоязычный субъект: "Malyuta Skuratov — security". Кроме царя и Малюты, остальные оперные персонажи с трудом поддаются исторической идентификации. Читаем рекламный релиз Российского государственного театрального агентства (продюсер проекта Давид Смелянский): "Либретто Якова Гордина по источникам XVI века". Работу Смелянского губернские спонсоры, по слухам, оценили в $100 тыс.
Кто б ни был Гордин, он сделал Слонимскому плохо: контрабандой протащил в профессорскую оперу порядком подзабытый питерский некрореализм. На этой озороватой подверстке держится разболтанный квази-сюжет. По опере даже специалист не догадается, что из новгородской истории взят самый кровавый эпизод — подавление мнимой измены Новгорода. Зато любой поймет, что Грозный — труп: с самого начала у него выкрашенное белилами лицо. Митрополита убивают вопреки исторической правде: наказанный Грозным митрополит Филипп был помилован и сослан в монастырь. Царевич Иван продолжает петь, будучи насмерть прибитым в самом начале оперы. А посадские юродивые по виду и чувству (фирменная хореография Сигаловой) — восставшие мертвецы из Triller Майкла Джексона. Словом, полное разложение.
Разумеется, структурировать такой наворот Слонимскому не по зубам, поэтому сырое либретто он использовал как раму, в которую, испытывая неловкость, вписался сам. Итог — безынициативная партитура, отяготившая будущий "проект века" вязкой смесью из фольклора, авангардных новаций, романтической эстрадности, фальшивых православных стилизаций и локальных цитат из Мусоргского, Бородина, Стравинского и Прокофьева. Что плохо, Слонимский любит хоры. И это обстоятельство формально сработало на признание в "Видениях" традиций большой русской оперы. Но, Боже, какие это хоры?
Все, что мог сделать видавший виды Ростропович,— это сообщить, что Самару он выбрал потому, что "два года назад увидел на базаре все виды рыбы", подтянуть оркестр и придать ему монохромную жесткую краску. Но окончательно дисциплинировать струнный унисон, настроить старенькую арфу и залатать смысловые дыры — не его компетенция.
Одно из лучших впечатлений оставил исполнитель главной партии Андрей Антонов (бас). Он оттеснил с премьерной афиши московскую звезду Аскара Абдразакова, который, по словам очевидцев, сильно промахнулся в фактуре, играя Годунова вместо Грозного.
Товарный вид нехорошей опере придал Роберт Стуруа. Конечно, сшивая зигзагом нестыкующиеся края либретто и партитуры, он сделал из спектакля аттракцион. Но понять режиссера можно. Усовершенствованный по последнему слову техники сценический механизм провоцирует на механические игры. В одном эпизоде удалось насчитать шесть одновременных манипуляций с занавесами, выгородками, закрытиями и наездами.
Пусть непонятно, почему Грозный бесплотным духом летает вверх-вниз на подвесном балконе. Зато в эпилоге он привязан к вертикальной панели, и это радует зрителя — символ русской государственности. То, что символ апеллирует к последнему кадру "Покаяния" Абуладзе (изменено только направление полета), не суть важно. Сказка рассказана, дивный свет гаснет, четыреста костюмов виснут до следующего представления.
После пяти спектаклей с Ростроповичем единственным заинтересованным в "Видениях" человеком станет местный дирижер Владимир Коваленко. Дав последний залп по опере 27 и 28 марта, он, скорее всего, надолго отправит спектакль в чулан. Для выездных фестивалей "Видения" слишком громоздки — смета обязала художника Алекси-Месхишвили к масштабным декорациям. На сборку рам, задников, выгородок, панелей, ярусов, ворот и двадцати четырех икон уходит пять дней. Оплачивать транспортировку такой махины не будет никто.
Смета подписывалась два года назад, когда перспективы были гораздо более радужными и губерния могла себе позволить запланировать на 1999 год такой замечательный праздник. Февральский пожар спутал все карты. Он дал недоброжелателям возможность говорить, что Самаре было на что потратить деньги, ушедшие на постановку. Но эта случайность лишний раз подчеркнула, сколь неудачной может быть судьба неталантливой партитуры, натянутого либретто и неизвестно на что тратящих свой талант приезжих звезд.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ